Новости

Тропа Степана Дмитриевича Яхонтова. Старая Рязань — Исады — Муратово — Срезнево.

Доброго здоровья!

С.Д.Яхонтов (Публикация газеты «Рязанские ведомости».)

Творческими исканиями нашего друга иерея Вячеслава Савинцева был найден ценный материал, касающийся истории Исад и личности знаменитого рязанского историка, краеведа, создателя губернского исторического архива и музея Степана Дмитриевича Яхонтова (1853 – 1942). Обширный архив Степана Дмитриевича, включающий дневники, хранится в ГАРО. Многие годы публикаций на основе этого богатого источника почти не выходило. Редкость материала обусловлена тем, что книга воспоминаний Яхонтова вышла тиражом всего 300 экземпляров, познакомиться с её содержанием трудно.

Немного о С.Д.Яхонтове. Он был одним из участников знаменитой Рязанской учёной архивной комиссии (РУАК), её председателем. Подобное общество исследователей истории, комиссия, было создано впервые в России. Её плодотворной деятельности последовали другие губернии, в которых стали создаваться такие же комиссии, историческое движение охватило страну, стали собираться письменные, археологические материалы, создаваться местные музеи и архивы. После революции движение, начатое РУАК в губернском городе, расширилось на уездные города. На основе решений советской власти, повсеместно в губерниях с 1918 года стали создаваться уездные музеи. Было собрано в музеи и спасено от расхищения и уничтожения множество ценных реликвий из имений помещиков, монастырей, частных собраний. До 1929 года краеведческое движение в России бурно развивалось, местные музеи вели между собой постоянное общение, обменивались опытом, экспонатами. В 1929 году отношение власти поменялось, глубокая связь народа с историческими корнями стала идти вразрез с насаждаемой новой религией коммунизма, отрицавшей прошлое («весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим…»). Начались гонения на историков и краеведов, разгром их объединений, посадки в тюрьмы. Степан Дмитриевич также попал в тюрьму на 4 месяца по надуманному обвинению, был выпущен относительно быстро, но лишён права работать в архивах на 6 лет. Старая школа, вышедшая из РУАК, была разогнана. Наступило время конструирования «новой» истории.

Степан Дмитриевич, несмотря на угрозы нового времени, оставался до конца смелым человеком в своих мыслях и поступках, называл происходящее вокруг своими именами. Тому свидетельством строки из его переписки и дневников. Чтобы понять богатство языка Яхонтова, благородство и широту целей, которые он перед собой ставил, привожу образец такого письма к основателю Моршанского уездного музея, такому же подвижнику-краеведу Петру Петровичу Иванову. Материал был любезно предоставлен нашими друзьями из Моршанского историко-художественного музея. В письмах, дневниках Яхонтова порой странная орфография и бесподобная пунктуация – всё сохранено.

«П.П.Иванову, директору.
Моршанский краеведческий музей.
Советская ул. д.21,
г.Моршанск, Тамб.обл. 06.10.1938 г.

С.Д.Яхонтов.
ул.Либкнехта, д.89,
г.Рязань, 05.10.1938 г.

Многоуважаемый Пётр Петрович!

Вы слишком много и широко захватываетесь. Я сам был с таким же необузданным аппетитом,- ну и что? – Разбросался и не знаю, куда деваться со своим историко-издательским грузом: мать сыра земля не хочет держать, а и под землёй ещё не охота лежать. На все ваши вопросы не отвечу прямо, а вскользь смогу.

Было бы нам встретиться 9 лет тому назад,- мы бы размахнулись, а ныне? – Давайте по пунктам.

Составитель Карты владений Солотч.[инского] монас.[тыря] – я.

… Составлял я её осенью и зимой 29 года, когда подготовилась мною выставка монастыря – февраль. Что с ней сделалось после того как разгромили музей – не знаю. Никому из преемников моих не была посильна такая работа. Материалы для изучения владений Солотч. Монастыря были в моих руках исключительно богатые, оставшиеся в наследство от Архивной Ком., которой я был председателем. … Все эти тысячи рукописей Солотч. мон. сданы мною в своё время в […] Област. Ряз. Архив, и я даже воспротивился сдаче их в Центр. Архив в Москве, куда было их затребовали комиссары в 1928 г. А какие рукописи были у меня на руках и принадлежали мне, те (2000 №№) взяты у меня в архив во время погрома у меня в квартире в 29 г. Я вам передавал об этом эпизоде. …

… А пока простите, что так не разборчиво пишу. Надо привыкать читать ваяние рукописей. В былое то время, какое раздолье было с материалами, а теперь все на сене лают… Я работаю над домашней и хозяйственной жизнью Ряз. Архиер. дома в XVII – XVIII в. Наслаждение! Да печатать негде.

Крепко жму Вашу руку. С любовью, и так помогу Вам, в чём могу.

5/ X – 38 г. Рязань                                                                                                      Ваш С.Яхонтов»1

Первая волна изъятий исторических ценностей из глубинки и вывоз значительной их части в Москву состоялся в 1918 – 1919 гг. О том, что произощло в это время с исадскими ценностями из имения Кожина, мы писали в соответствующей статье. Исчезли без следа в недрах московских музеев бесценные реликвии Прокопия Ляпунова, знаменитая икона Спаса Нерукотворного, богатейшая библиотека В.Н.Кожина. Из оставшегося была создана губернская коллекция, в этом деле, как мы увидим дальше, принимал большое участие Яхонтов. Он не раз бывал в Исадах и был знаком с В.Н.Кожиным. Перейдём к публикации из дневников Яхонтова. Маршруты, которыми он передвигался между Старой Рязанью, Исадами и Срезнево можно иметь в виду при развитии туризма (если таковое будет) и использовать для пеших походов, назвать, скажем, «тропой Яхонтова»…

Борисоглебская деревянная церковь Старой Рязани. Фото приблизительно времени посещения её С.Д.Яхонтовым.

«В Фатьяновку меня манила давно деревянная церковь, каких уже целиком не осталось в Рязанском крае. Подобная в Козари. Помню, с парохода направился в 1909 г. прямо к староряз[анскому] священнику, благодушнейшему о. Сергию Гермогенову, бывшему одно время надзирателем в Рязанской семинарии. Чайку попили, закусили и отправились пешкуром в Фатьяновку. Эта заштатная церковь была его ведения, а свящ[енник] был молодой мой ученик, такой археолог, фамилию позабыл. Дорога шла с одной, правой, стороны садами, с другой – лучным полем. Соседнее село Кутуково тем и занимается, что снимает огороды и сажает лук, который развозит по всей губернии. После них (со времени революции) никто не умеет так ходить за луком. И всё это нагорный берег Оки. Подходим. Как увидел я эту церковку, обрытую сбитой канавой, так и обомлел.

XVII в. – деревенский, два сруба, а вошёл внутрь, очутился в так знакомой мне деревенской избе, но только дубовой. Всё тут без пил и рубанка, одним топором работано. Пол колотый, а не распиленный; в стенах сделаны волоковые оконца, задвигающиеся («заволакивание») толстой доской, а ход на колокольню изнутри через творило в потолке, поискал я в волоковушах рукописей – нет. Чего захотел! В них обыкновенно хранились свитки, о которых меня извещали. Опоздал я, может быть, на несколько десятков лет. Иконостас и вся обстановка XVII в. сохранилась, деревянные подсвечники пред местными иконами; пядницы; у клиросов – аналои резные, домашние; а на царских вратах – благовествуемая Мария прядёт!.. А хоругви деревянные – дощечки, на них Христово сошествие во ад и архангел Михаил; всё-то на празелени, не поправлено, незаписанный XVII – XVI в.! На что ни взгляни – святая Русь!..

Я кое-что наметил для музея, чтобы привезли, а кое-что с собой взял. Господи! Какая хорошая церковка! На фоне крутояра берега Оки она стоит как будто всеми забытая. Я все запрещения пустил в ход, чтобы сохранить её, до [19]36 г. была цела. Сами жители дорожат ею. У нас в Рязанской губернии только ещё одна подобная осталась: в с.Козари, недалеко от Рязани. Вспомню и про неё, куда я тоже паломничал. Я был ещё два раза в Фатьяновке.

За Фатьяновкой, всё по излучине Оки, идёт Кутуково, а потом Усторонь, тут много старообрядцев; дальше по берегу – Исады. Место в кубе архиисторическое. Через проломные ворота в старорязанском валу, через которые вломились татары, дорога на Исады – 7 -8 вёрст, ведь это та самая дача летняя, куда под вековые вязы уезжали на дачу из столицу – летом отдохнуть – князья рязанские; это те Исады – дача, где семь князей рязанских были вероломно перебиты своим же родственником. Едешь в Исады по просяным, свекольным да морковным полям и воображаешь себе великокняжеские поездки. А вот уже и вязы одинокие показались. Конечно, не те, 122? г. А те так и мерещатся на месте княжеском. Собственно, нужно было мне имение Кожина, помещика этого села. Село раскинулось на нагорном берегу Оки, а самое имение за селом – на том же крутом обрывистом берегу. Имение образцовое, благоустроенное, со старыми садами, крахмальным заводом. Весь берег укреплён от подмывов посаженным лесом. Впоследствии, когда после революций, след[овательно], изгнания хозяина, водворились там большевики, быстро всё пришло в упадок: сады в небрежении, всё загажено. Но музею посчастливилось (на время) взять его под свою опеку и охрану вследствие того, что оно включало в себя исторические памятники: храм Воскресения XVII в., и дом Прокопия Ляпунова2, и театральный дом Ржевского3.

Ведь это!.. Знаете ли, что это значит: Прокопий Ляпунов! В первый раз я туда ходил пешком из Шатрищ. Храм Воскресения в саду помещика, с которым я был знаком, я со священником осмотрел храм и снаружи и внутри. Он сохранил свою архитектуру. Сам Влад[имир] Ник[олаевич] Кожин был ревнив и строг насчёт хранения старины. Храм в два этажа. Описание храма и найденной в нём старины – у меня в путевой книжке. Внутри битком набиты оба этажа стариной, да какой! В стенах вделаны новгородские кресты! А на чердаке, где я был в 1925 г., — конца нет старине, и я мог оттуда брать, что угодно. Староста мне и привёз целый воз в Древлехранилище. Даже крест напрестольный построенный начала XVII в. сыном Ляпунова Владимиром, а второй крест – внуком его 1686 г. Я все усилия употребил, чтобы ничто не трогалось в храме, до 1929 г. всё было цело. Где теперь Нерукотворный Спас, принадлежавший великому рязанскому архистратигу?!

Но до «белого дома» я добрался только в 1928 г. Нужно было что-нибудь с ним делать. Белый дом, когда едешь на пароходе по Оке мимо Исад, — он виден висящим над пропастью, вот-вот свалится в Оку. Он двухэтажный. Когда я забрался в него, там уже наломали, но всё ещё было интересно его соблюсти. Был ли он когда перестроен или сохранился от самого Прокопия,- сказать трудно, хотя я склоняюсь к мысли, что, возможно, уцелел только остов; как можно судить и по размерам, и глубоких окон; но что он внутри перестраивался, потому что есть фрагменты ампирного стиля в обработке дверей и т.п. Но надобно его было обследовать с просвещённым архитектором, что я и исполнил бы, если бы продолжалась моя охранная деятельность.

Что до дома Ржевского, владетеля Исад в XVII – XIX вв., то его дом служил гаремом для любителей театрального искусства, где у него содержались театральный актрисы. Я позабыл, что что-то трагическое связывает[ся] преданиями с этим домом. Ну, его сохранять не было желания и его отдали в аренду. Я очень потерял многое, что не мог видеться с владельцем Кожиным. Изгнанный из своего гнезда, обобранный, он некоторое время проживал в г.Спасске, и очень нуждался, но сохранял свой характер и убеждения; как окончил он свою жизнь,- мне не известно. Но хороший, умный был хозяин, хотя очень горд.

Отсюда, из Исад, в июле (11-го) [19]16 г. я пробрался через овраги в смежное село Муратово. Священник оказался тоже свой. В деревянном храме половины XVIII в. я нашёл целый клад. На колокольне свален был целый иконостас XVII в. из Оболочинской пустыни что была против Исад верстах в двух за Окой, среди песчаного, омываемого рекою почти острова да, пожалуй, и островка. Пошёл я, постоял на берегу реки, посмотрел на песчаное низину, покрытую кустами, там, где была ничем не знаменитая обитель. Как бы там хорошо покопать в песках. Там находят медные крестики и образки. Ныне всё тихо и пусто, и признаков нет, что когда-то и тут жизнь была! Обитель давно скончалась: о ней мало и исторических данных осталось, но иконостас её и всё имущество [её ] конца XVIII в. перенесен[ы] был[и] в с.Муратово. Неизвестно, стоял ли он там или просто сложен. Это истинный клад. Иконы писаны на толстых полтора вершка досках, отрубленных одна от другой, т.е. обработанных при помощи одного топора, без пилы. Написаны – Новгород, на светлой, немного кремоватой охре. 11 из 15 икон я отобрал, остальные подгнили, погибли, и отвёз в своё Древлехранилище. Да и из Муратово набрал кое-что хорошее. За компанию был я и в Срезнево, где ничего интересного, п[отому] ч[то] церковь перестроена. Но я побывал на родине Измаила Ив[ановича] Срезневского, знаменитого своего земляка, на сбор стипендии которого я составлял воззвание. Не помню, чем-то интересным меня снабдил местный священник Множин, ученик Прох[одцова] из с.Терехова, картёжник знаменитый»4.

Упоминаемая редчайшая деревянная церковь на Старой Рязани – Борисоглебская, находилась вблизи кладбища на южной части городища, исчезла в годы советской власти. Сохранилось её изображение на рисунке Солнцева из библиотеки Оружейной палаты, созданного при раскопках на месте древнего храма в 1832 году, а также на дореволюционном фото. В 1628 – 1629 гг. (по данным Добролюбова) она была отдельной деревянной церковью, а где-то поблизости существовала деревянная же церковь Рождества Богородицы. В окладной книге 1676 года уже указывается, что обе церкви объединены, имеют общий клир, т.е. представляют собой единый приход с одним священником и его помощниками. Позднее Рождественская церковь была разобрана, а её престол перенесён в Борисоглебскую, стал в ней приделом (боковой пристройкой). Вопреки убеждению Яхонтова, что он видел постройку XVII века, то строение было сооружено в XIX веке. Деревянные церкви так долго не стояли. Борисоглебская после 1676 года была заново построена (возобновлена) в 1779 г., отремонтирована (поправлена) в 1832 г. И, наконец, заново выстроена в 1863 году. В ней, действительно хранилась описываемая икона Божьей Матери Борисоглебской-Городищенской. В некоторых случаях датировки Яхонтова оказываются сильно неточными.

Видимо, терялись в памяти Степана Дмитриевича и некоторые важные подробности. Например, церковь в Муратово он называет деревянной, но она была почти новой, кирпичной. Любопытно упоминание хранящегося там иконостаса из Оболочинского монастыря. Получается, его 11 икон оказались в рязанском Кремле? Не они ли хранятся нынче в коллекции областного Художественного музея? Сохранили ли они свои аннотации, указание, что взяты из Муратово, или обезличились среди экспонатов? Сам иконостас, выходит, оставлен в церкви? Эта история тем удивительней, что находящийся ныне в муратовской церкви иконостас, по рассказу местного священника, хранился все годы советской власти сложенным в алтаре. Несмотря на то, что здание церкви использовалось в качестве склада газовых баллонов, иконостас уцелел. Оболочинский ли он? Или этот иконостас был изготовлен для самой новой муратовской Введенской церкви в 1897 – 1899 годах, а Яхонтов почему-то посчитал его облачинским? Загадка требует отдельного исследования. Но прекрасный резной иконостас, киоты, можно увидеть и сегодня в Муратово. Производит неизгладимое впечатление.

Вернёмся к Исадам. После вывоза ценностей из имения в 1918 г. усадебными строениями ведала уездная власть (мы видим это в Постановлении об охране памятников от 28.07.1925), но в где-то между 1918 – 1925 годами бывшее имение было передано под охрану губернского музея, о чём пишет Яхонтов. Видимо, в 1929 — 1930 году охранная деятельность музея была прекращена. Как мы помним, окончательное изъятие всех построек усадьбы у В.Н.Кожина произошло к 1920 году, в 1920-1922 гг. в Белом доме власти размещали летнюю колонию для беспризорников. А Яхонтов «добрался» до Белого дома, как он пишет, в 1928 году. Странно, что сохранять Красный дом у Яхонтова «не было желания». Крепкий, просторный дом был разобран на кирпичный лом в 1927 году. Теперь мы знаем, что ляпуновские напрестольные кресты из исадской церкви Воскресения Христова были вывезены в рязанский музей именно Яхонтовым. Самым поразительным является воспоминание Яхонтова о ляпуновской иконе Спаса Нерукотворного, из которого можно косвенно понять, что икона не была вывезена в 1918 году в Москву, а находилась под охраной Яхонтова в Исадах до 1929 года! Подвела ли Степана Дмитриевича память, или он хотел сказать что-то другое?

1 – «Письма всегда не оставляю без ответов…» (Переписка Петра Петровича Иванова). / Сост. Григорьева Л.В. Морш. ист.-худож. музей, Тамбов, 2014.
       2 – Белый дом в Исадах.
       3 – Красный дом в Исадах.
    4
– Яхонтов С.Д. Воспоминания 1917-1942. Том 2 / Под ред. П.В.Акульгина. М.-Рязань: АИРО-XXI, Рязанский ГМУ им. акад. Павлова, 2017, с.378-380.

Летописец.

Первое ополчение Прокопия Ляпунова. День за днём, март 1611.

Прежде, чем начать рассказ о событиях марта 1611 года, месяца, когда основные силы ополчения собирались к Москве, вернёмся к предыдущим месяцам года. Попытаемся уточнить хронологию и внутренний механизм связей между русскими городами, объединявшимися в ополчение. Упрощённо эта схема выглядела следующим образом.

1. Прокопий Ляпунов (Рязань) устанавливает в январе договорённости о походе к Москве с Заокскими, Северскими и Украинными (русскими пограничными) городами. Непосредственно в область обмена грамотами и посланниками Прокопия входили, упомянутые в грамотах, города: Тула, Калуга, Кашира, Коломна. Несомненно, Ляпуновым были вовлечены менее крупные гарнизоны рязанских городов, таких как Зарайск (воевода Дмитрий Пожарский), Михайлов и др. Ляпунов также имел постоянную связь с московскими единомышленниками, близкими к патриарху Гермогену. Существовала и прямая связь с Великим посольством московских бояр, находившимся под Смоленском. Посольство пыталось добиться у короля Речи Посполитой Сигизмунда выполнения его обещаний крещения в православие и посылки на Московское царствование сына Владислава. Королевское войско было тем временем занято осадой Смоленска, пыталось его взять силой. В составе посольства находился брат Прокопия Захарий Ляпунов, через которого осуществлялся обмен данными. Прокопий также вступает в переговоры о присоединении с «частной военной компанией» поляка Яна Сапеги, пытаясь не допустить его перехода на службу королю. Сапега занимал в то время города по Верхней Оке (Перемышль, Мосальск, Мещовск и др.)

2. Прокопий договаривается о присоединении Понизовских городов южной оборонительной черты Московского государства (Шацк, Кадом, Темников, Алатырь). Их воинские отряды в феврале 1611 собираются Иваном Карназицким под Шацком. Указаний на обмен грамотами с этими городами не сохранилось, но о них упоминает в своей грамоте, посланной во Владимир, Прокопий Ляпунов. Прокопий дожидался этих отрядов для полной готовности к выступлению на Москву. По-видимому, воеводы и городские головы оборонительной черты понимали Ляпунова без лишних слов и убеждений.

3. Личной заслугой Прокопия Ляпунова нужно признать и установление договорённости с воеводой Артемием Измайловым во Владимире в феврале 1611 г Возможно, также с муромским воеводой князем Литвиновым-Мосальским. В рассыльных грамотах о сборе Первого ополчения есть упоминание о посылке Прокопием Ляпуновым таковых грамот в Вологду, Кострому и Поморские города. Но не более того. Если такие послания и были, вероятнее всего, что вовлечь Русский Север в ополчение удалось усилиями ключевого волжского города Нижнего Новгорода.

4. Присоединение к ополчению Нижнего Новгорода, по-видимому, далось Прокопию Ляпунову не сразу. Несмотря на то, что воеводой в нём был знавший Прокопия по прежней службе князь Репнин. На основании переписки между Рязанью (Прокопием) и Нижним становится очевидно, что Прокопий вынужден был обратиться за благословением о присоединении к походу для Нижнего Новгорода к патриарху Гермогену в Москву. Напомним, что патриарх в это время находился под польской стражей, общение с ним было крайне затруднительным. Нам не известно ни одной грамоты о сборе ополчения, под которой бы стояло имя Гермогена. Но благословение для Нижнего было передано. Его значительные силы вошли в ополчение.

5. Ещё большей заслугой Нижнего Новгорода (князя Репнина) стало настойчивое вовлечение в переговоры о вступление в ополчение Вологды, Ярославля и Костромы и Суздаля (Просовецкого). Обмен грамотами между этими городами представляет собой отдельный круг обращения. В них имя Прокопия Ляпунова упоминается только в качестве человека, начавшего движение. Существует также грамота из Владимира в Ярославль. Но полноценного обмена (доверия) Владимира и Суздаля с Ярославлем, видимо, не было. Основная связь между этими городами проходила по волжскому торговому пути.

Поморские города

6. Ключом к привлечению в ополчение городов Русского Севера была Вологда. Только через Вологду проходили пути ко всем Поморским городам. Поморскими назывались вся восточная часть бывшей Новгородской земли (Новгорода Великого), которая простиралась до Белого моря на севере и до Урала на востоке. Связи, пути сообщения, между этими городами сохранили свои особенности со времён Новгородской республики. Под началом вологодского городского головы («московского воеводы»?) Ивана Толстого от Поморских городов к Москве выступили небольшие отряды из самых отдалённых от столицы мест: Холмогор, Ваги, Яренска, Сольвычегодска, Великого Устюга. Все они откликнулись на призыв вернуть власть в Московском государстве в русские руки, отстоять православную веру.

Чем было занято в начале марта 1611 года боярское правительство в Москве, сидевшее под охраной польского гарнизона? Оно продолжало умолять короля Речи Посполитой Сигизмунда исполнить обещание послать сына Владислава в Москву, принять под управление государство.

«… к послом, к Филарету Митрополиту Ростовскому и Ярославскому и к боярину ко Князю Василью Васильевичу Голицыну с товарыщи писали есмя; а велели им, по вашему Государскому милостивому росказанью, идти вашего Королевского величества к сыну, к Великому Государю нашему к Царю и Великому князю Владиславу Жигимонтовичю всея Русии бити челом и просити и молити его… о его Государском подвиге…»[1]

Оно оправдывалось, что посылало письма в Великое посольство, наставляло его принять любую волю Сигизмунда, письма оборонявшемуся в Смоленске воеводе Шеину, чтобы тот не оказывал сопротивления королевскому войску.

«… а в Смоленск, Государи… боярину и воевадам Михаилу Шеину с товарыщи и ко всем Смоленским сидельцом мы, ваши Государские верные подданные писали ж, чтоб они, отставя всякой недоброй совет и упорство, вам… добили челом и крест бы… целовали вскоре, и Литовских бы людей, по вашему Государскому повеленью и по договору, в город пустили…»

Но храбрый воевода Шеин ещё несколько месяцев бился против поляков и литовцев, не пуская королевское войско к Москве.

Тем временем авангардные силы ополчения выдвинулись и укрепились в местах сбора основных сил. Прокопий Ляпунов, оставаясь в Переяславле в ожидании Карназицкого, послал сына Владимира с полком в Коломну [2] к воеводе Ивану Васильевичу Плещееву. Ещё ранее к месту сбора союзных сил Заруцкого и Трубецкого в Серпухов Ляпуновым был послан голова Иван Можаров во главе отряда стрельцов и вольных казаков в количестве 500 человек.[3]

1 марта все главные нижегородские силы Репнина вошли во Владимир и соединились с ожидавшими их отрядами из Владимира, Мурома, Суздаля. 10 марта они выступили вслед за авангардом на Москву. В это время полки северных городов, Костромы, Ярославля, продвигаясь по Московской Большой дороге, собирались около Переславля Залесского. Поляки пытались посылкой отдельных своих отрядов помешать соединению сил ополчения на различных направлениях. 6-7 марта против северной части ополчения «на Киржач» пришёл с поляками князь Иван Куракин, откуда он выдвинулся на Александрову Слободу, где был разбит ополченцами.[4] Видимо, «поляками князя Куракина» был отряд ротмистра Казановского, посланный от Москвы к Переславлю Залесскому. Здесь Казановский, по сведениям польского источника, столкнулся с казаками Просовецкого. Некий польский военачальник Врещ посылался в Коломну. «…но сего было недостаточно и не принесло никакой пользы, ибо Москвитянам, знавшим проходы в своей земле, наши не могли воспрепятствовать стекаться и приготовляться тем к уничтожению наших». [2]

Передовые отряды ополчения, по-видимому, самых приближённых воеводскому округу Ляпунова городов, с воеводами которых он имел тесную связь, Дмитрием Пожарским (Зарайск), Иваном Бутурлиным (Коломна), Иваном Колтовским (Кашира) уже стояли в середине марта у Москвы. Поляки предпринимали все меры предосторожности, заблаговременно свозили в стены Кремля запасы пороха и свинца. Напряжение нарастало с обеих сторон. 19 марта ободрённые их подходом москвичи подняли восстание в городе. Поводом, взорвавшим события, стала попытка поляков заставить московских извозчиков втаскивать пушки на сторожевые ворота.

Восстание москвичей против интервентов в 1611 году. Худ. Эрнст Лисснер.

«Поднялся шум, на который из «Крым-города [Кремля] выскочила немецкая гвардия [перешедшие на сторону поляков под Клушино шведы]… Тут же схватились за оружие и наши люди, вследствие чего только в Китай-городе в тот день погибло шесть или семь тысяч человек. Страшный беспорядок начался вслед за тем в Белых стенах [Белый город – в пределах современного Бульварного кольца], где стояли некоторые наши хоругви. Москвитяне сражались с ними так яростно, что те, опешив, вынуждены были отступить в Китай-город и Крым-город. Волнение охватило все многолюдные места, всюду по тревоге звонили в колокола, а мы заперлись в двух крепостях…»[5]

По улицам начали строиться завалы. Руководивший московским гарнизоном Гонсевский выслал против москвичей 5000 конных копейщиков, но их атаки были успешно отбиты с помощью огня стрельцов. Видя неудачной вылазку конницы, капитан наёмников Яков Маржерет выслал на Никитскую улицу, где выросли завалы, 3 роты мушкетёров численностью около 400 человек.

«[мушкетёры]… успешно стреляли, что те по много человек сразу, как воробьи, в которых стреляют дробью, падали на землю. Поэтому с добрый час был слышен ужасающий гул от московитского боевого клича, от гудения сотен колоколов, а также от грохота и треска мушкетов, от шума и завывания небывалой бури, так что поистине слышать и видеть это было очень страшно и жутко. Солдаты тем не менее так стремительно нападали по всей улице, что тут уж московитам стало не до крику, и они, как зайцы, бросились врассыпную. Солдаты кололи их рапирами, как собак, и так как больше не слышно было мушкетных выстрелов, то в Кремле другие немцы и поляки подумали, что эти три роты совсем уничтожены, и сильный страх напал на них. Но те вернулись, похожие на мясников: рапиры, руки, одежда были в крови, и весь вид у них был устрашающий. Они уложили много московитов, а из своих потеряли только восемь человек».[6]

Только подавив сопротивление на Никитской, роты мушкетёров принялись за подавление москвичей, оборонявшихся вдоль речки Неглинной. Бой длился около двух часов. Затем они обернулись против толпы на Покровской улице. Уставшие мушкетёры дальше не могли продолжать расправу. Поляки попытались вновь выслать конных копейщиков, но кони не могли передвигаться по изрытым улицам. Тогда было решено поджечь город по всем угловым домам от Арбата до Кулижек. Сильный ветер выжег почти весь Белый город.

«В этот день выгорела третья часть Москвы, и много тысяч людей погибло от пуль, мечей и от охватившего их огня. Улицы, где стояли ювелирные и оружейные лавки, были до того завалены мертвыми телами, что ноги проходивших там в некоторых местах едва касались земли. Воинские люди захватили в этот вечер в ювелирных и других лавках огромную и превосходную добычу золотом, серебром, драгоценными каменьями, жемчугом, дорогими украшениями, парчой, бархатом, шелком и т. п.»

На следующий день сопротивление стрельцов и горожан продолжилось в уцелевшей от пожара части Земляного города, в Чертолье (у современной улицы Пречистенка). Обходным манёвром с тыла наёмники Маржерета разгромили эти укрепления. К польской коннице подошло от Можайска и Вереи подкрепление в 1000 отборных всадников полковника Струся, которые принялись «рыскать по городу, где им вздумается, жечь, убивать и грабить все, что им попадалось». Наёмники перебрались через реку в Замоскворечье, подожгли все построенные там восставшими укрепления и дома, завершив разгром восстания. В действиях загадочных стрельцов, описываемых поляками и немецкими наёмниками, которых те полагали московскими жителями Замоскворечья (там располагалась Стрелецкая слобода), явственно проступают действия передовых отрядов ополчения. Так, по русским источникам, известны 3 воеводы – предводителя из числа ополченцев, действовавших на московских улицах в дни восстания. Места их действия совпадают с описанием подавления очагов сопротивления наёмником Маржеретом, кроме самого первого, на Никитской улице. Действиями вдоль речки Неглинной (там располагался Пушечный двор) руководил Дмитрий Пожарский (по русским источникам, вёл бои на Сретенке, современная её часть называется Большой Лубянкой). Между Неглинной и Сретенкой 300-400 м. Князь Пожарский был тяжело ранен в голову и вывезен в Троице-Сергиев монастырь, затем лечился в своих имениях, где его отыскали посланцы Второго ополчения Минина в 1612 году. Действиями на Покровке руководил Иван Бутурлин (по русским источникам, на Яузских воротах, «на Кулижках»). Современная улица Солянка называлась «Большой улицей к Яузским воротам», являлась началом древней дороги на Рязань, местность вдоль неё – «Кулижками» (болотистый Васильевский луг к югу). На ней и действовал Бутурлин, расстояние до Покровки около 400 м. Боями в Замоскворечье руководил Иван Колтовский.

Коннице Струся удалось рассеять на подходе к Москве отряды Дмитрия Трубецкого, Василия Мосальского и Ивана Плещеева (?). По всей видимости, это был второй эшелон ополчения, подходивший к Москве.

Гетман Жолкевский так описал действия поляков по подавлению мятежа.

«Тогда определили наши между собою: выжечь Деревянный и Белый город и, запершись в Кремле и в Китай-городе, перебить как помянутых Стрельцов, так и всех, кого ни попало. В самом деле, в среду пред Пасхою и сделали следующим образом: расположив и устроив полки, зажгли вдруг Деревянный и Белый город; сам Староста Велижский вышел воротами в правую сторону на реку, на лед; Александр Зборовский с полком своим пошел срединой; Полковник Мартын Казановский влево, к Белому Городу, и близ него Самуил Дуниковский. Прежде всех был убит находившийся до сих пор под стражей Князь Андрей Голицын, и кто ни попадался, никому не было пощады.

Множество Москвитян (не взирая на то, что скорою решительностью наших и пожаром были встревожены) бросились к оружию и овладели было воротами и большою частью Белого города, но Мартын Казановский выгнал и вытеснил их оттуда; схватывались также с нашими в нескольких местах по улицам, однако были везде преодолеваемы нашими. В чрезвычайной тесноте людей происходило великое убийство: плачь, крик женщин и детей представляли нечто, подобное дню Страшного Суда; многие из них с женами и детьми сами бросались в огонь, и много было убитых и погоревших; большое число также спасалось бегством к войскам, о которых знали, что находятся близко».[2]

Очень скоро иноземные войска столкнутся с главными силами ополчения, их стремительные победы закончились.

 

1 – Собрание государственных грамот и договоров (СГГИД), ч.2, Москва, 1819, с.515-516 (№240).
       2 – Жолкевский С. Начало и успех Московской войны.
       3 – СГГИД, ч.2, Москва, 1819, с.509-510 (№238).
       4 – СГГИД, ч.2, Москва, 1819, с.520-521 (№242).
       5 – Мархоцкий Н. История Московской войны. Москва, РОССПЭН, 2000. с.89.
      6 – Буссов К. Московская хроника, 1584-1613 // Хроники Смутного времени. Москва, Фонд Сергея Дубова, 1998.

(Продолжение следует.)

Летописец.

Первое ополчение Прокопия Ляпунова. День за днём, февраль 1611.

Доброго здоровья!

Начиная рассказ о февральских событиях сбора ополчения, вернёмся снова к началу 1611 года. Как уже говорилось, точную последовательность событий историки однозначно не могут установить, поэтому приходится восстанавливать ход некоторых из них, опираясь на логическую связь фактов. Вероятнее всего, что рассылка грамот по городам Прокопием Ляпуновым началась после обращения патриарха Гермогена, заточённого под стражу поляками в Москве. Известно, что Прокопий обращался письменно к московским боярам за разъяснением антирусских действий польских королевских властей. И получив неудовлетворительные, расплывчатые ответы вместе с известием о заточении патриарха, написал в Москву грамоту следующего содержания: «Король не держит крестного целования; так знайте же, я сослался уже с северскими и украинскими городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за Московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами». Далее он начал рассылку своих грамот с призывом к сбору ополчения по городам, прикладывая к ним списки (копии) с двух грамот: с присланной из-под Смоленска (где находилось до сих пор без королевского ответа русское посольство) дворянами и детьми боярскими (о притеснениях, поругании веры и пленении людей поляками), и с грамоты, доставленной из Москвы (ответа бояр). Из этого следует, что первыми, с кем провёл переговоры о походе на Москву Прокопий Ляпунов, были «северские и украинские города». Предположительно, переговоры можно отнести ещё к январю. Что это за города и какие силы в них находились? Почему именно они стали первыми?

Думный дворянин Прокопий Петрович Ляпунов был первым воеводой в крупном ключевом пограничном городе Переяславле-Рязанском (современная Рязань). Город исторически, со времён существования независимого Рязанского княжества (до 1521 года) являлся главным связующим центром всей оборонительной системы рязанского пограничья. Ляпунов в этой должности успешно помогал царю Василию Шуйскому выстоять в осаждённой войсками Лжедмитрия II Москве. В это время, установив жёсткие меры по мобилизации всех сил в Рязанском уезде, укреплению Переяславля, он приобрёл большое влияние в пограничной полосе, а попутно множество недовольных притеснением вольности недругов среди более родовитых боярских и дворянских родов. Как старшему воеводе ему подчинялись воеводы и осадные головы более мелких рязанских городов, имея, однако, некоторую самостоятельность: Пронска, Зарайска, Михайлова, Ряжска. После распада лагеря Лжедмитрия II главные силы самозванца ушли на юг: дворянские отряды князя Дмитрия Трубецкого и прочие примкнувшие к ним силы в Калугу, а казаки Ивана Заруцкого обосновались в Туле. Именно их отряды упоминаются как силы «северских и украинских городов», являвшихся основой для войск, поддержавших как Лжедмитрия I, так и Лжедмитрия II. Чтобы понять, почему в числе первых сторонников Ляпунова оказались именно они, обратимся к истории.

Висковатов А.В. Ратники в тегиляях и шапках железных.

В начале 1571 года царь Иван Васильевич назначил боярина князя Михаила Ивановича Воротынского начальником сторожевой и станичной службы, оборонявшей южные пределы государства от крымчаков и ногайцев. Князь провёл полное исследование порядка организации всей службы. Из его выводов ясно, что ещё не позднее 1556 года «существовала уже длинная цепь укреплённых городов по всей степной украйне, от Алатыря и Темникова до Рыльска и Путивля»*, вся сторожевая служба была в ведении Разрядного Приказа, куда доставлялись все росписи (схемы движения и состав) станиц и сторож (подвижных сил, охранявших границы). Условно система обороны южных окраин Русского государства делилась на 2 линии: внешнюю (степную) и внутреннюю, которую составляли городские крепости на берегах Оки. Внутренняя называлась часто в документах словом «Берег». В отличие от «Берега», степные укрепления представляли собой не одну вытянутую линию, а несколько линий, направленных фронтом по разным направлениям, к югу, юго-западу или юго-востоку. Цепочки городов соединялись дорогами, по которым проходило сообщение между ними. Таким образом, вся степная полоса городов была связана в единую сообщающуюся сеть. Воеводы и городские головы находились на постоянной связи, обмениваясь сведениями друг с другом, передавая часть военных сил для решения различных задач.

К 1571 году существовало 73 сторожи (подвижных отрядов), которые разделялись в росписях (списках) на 12 разрядов, приписанных к определённой полосе охраны и городам, наполнявшим их личный состав. Разрядом называлась воинская единица, примерно состоявшая из 340 — 500 казаков. То есть в подвижной пограничной службе на юге Руси находилось около 4000 — 6000 казаков и приданных других служилых людей. Ближайшей к пределам Рязанской земли была ровно половина сторож: Мещерские, Шацкие, Ряжские, «по Сосне, Дону и Мечи и по иным польским речкам и урочищам», Дедиловские и Епифанские. Слово «польским» означало «полевым», степным, т.е. сторожам, разъезжающим по местности, называвшейся с древних времён «Диким Полем».

Южные оборонительные черты Русского государства к началу XVII века.

В первую линию обороны входили города: Алатырь, Темников, Кадом, Шацк, Ряжск, Данков, Пронск, Михайлов, Епифань, Дедилов, Тула, Крапивна, Одоев, Лихвин, Новосиль, Мценск, Орёл, Кромы, Рыльск, Путивль, Новгород-Северский. Собранные из этих городов, действовали по степи разъездные станицы и сторожи. Перед линией городов, в степи, были сделаны рвы, засеки, забои на реках (для затруднения движения судов), которые охранялись стражей. Существовала также внутренняя («рокадная») юго-западная цепочка городов: Болхов, Карачев, Брянск, Почеп, Стародуб — вдоль древней дороги бывшего Черниговского княжества, соединявшей окские города с бывшей «северской» столицей Черниговом. Черниговскими, или «северскими», исторически назывались города по имени древнерусского племени северян, ставших основой населения Черниговского княжества. «Северскими городами» в это время на Руси из городов, упомянутых выше, называли Рыльск, Путивль, Новгород-Северский, Стародуб, Почеп, Брянск, Кромы, Орёл, Мценск, Новосиль, Одоев, Лихвин. Другими словами, все города юго-запада русского приграничья, вплоть до тульских земель.

Внутреннюю линию «Берег» составляли крепости по Оке: Нижний Новгород, Муром, Мещера, Касимов, Переяславль (Рязань), Коломна (не имела казачьего гарнизона), Кашира, Серпухов. А также приближённый к Москве (вне Оки) Звенигород. С большой вероятностью, также между этими городами в «Берег» входила цепь укреплённых монастырей вдоль Оки: Терехов, Федосеева Пустынь, Облачинский, Благовещенский в Старой Рязани и Спас-Зарецкий, Троице-Пеленицкий, Ольгов. Каждый из городов имел своего воеводу или осадного голову с отрядами, состоявшими из служилых людей: боярских детей, дворян, казаков и стрельцов. Города, укрепления и непосредственные походы к ним защищали стрельцы и городовые (полковые) казаки, в подвижных отрядах находились станичные и сторожевые казаки с приданными им служилыми людьми, например, подчинёнными рязанскому митрополиту «людьми Владыки Рязанского». Подвижные охранные линии соседних городов, выдвинутые в степь, сообщались друг с другом в определённых местах для передачи друг другу сведений о состоянии дел на границе.

До конца XVI века оборонительная черта продвинулась в степь, были выстроены города Ливны, Воронеж и Елец, между ними установлена прямая связь для обмена сведениями о пограничных делах. Ливны высылали в поле 13 сторож, Воронеж — 12, Елец — 9. Далеко за линиями, в глубине степи, в направлении пограничных земель Крымского ханства, были выстроены города Белгород и Царёв-Борисов (неподалёку от современного Изюма).

Тесным и обширным участием рязанских городов в обороне южных границ Руси объясняются их налаженные годами связи с другими городами всей пограничной полосы. Посланцы Прокопия Ляпунова последовали в первую очередь к соседним дружественным «украинским» городам, где имелись военные силы, по знакомым направлениям: на Михайлов, в Тулу (к Заруцкому), возможно, и далее на Мценск и Одоев, к городам «северским». Но вероятнее всего, «северские» силы уже были сосредоточены в Туле и в Калуге (у Трубецкого) или подтягивались позднее по их призыву.

На помощь Смоленску. (Худ. Юлиуш Коссак.)

Была и другая, не менее весомая, причина, повернувшая «северские» и «заоцкие» города русской «украины» к ополчению. После убийства Лжедмитрия II Калуга, Перемышль, Белёв и Одоев присягнули на верность королевичу Владиславу. Но через несколько дней, в начале января, запорожские казаки (черкасы) «независиомго» от короля польского военачальника Яна Сапеги, бывшего «тушинца», сожгли Алексин, развернулись бои между сапежинцами и защитниками Белёва, Боровска и Одоева, прерывавшиеся для обмена пленными и продолжавшиеся до конца января. Видимо, во время этих боёв отбившийся от черкасов Прокопий Ляпунов (см. предыдущую часть), собравший рязанские силы, начал переговоры с «заоцкими» городами. Бывшие «тушинцы» Лжедмитрия II, Дмитрий Трубецкой и Иван Заруцкий, державшие власть в этих городах, поняв уязвимость своего положения под ударами Сапеги, начали большую игру. В ту же игру давно включился сам Ян Сапега. В письме к калужскому воеводе Юрию Никитичу Трубецкому и Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому (двоюродные братья, первый уже давно присягнул королевичу Владиславу, позднее остался в Польше и перешёл в католичество) 24 января Сапега уже примирительно сообщает о желании быть в совете с калужанами и Прокопием Ляпуновым.*** Сапега всё ещё не решил к тому времени, что выгоднее: вернуться на службу королю или заработать денег при ополчении. Вдруг от него выйдет толк, можно и в России послужить, наёмники всем нужны. Пытался торговаться и с Сигизмундом, и с зарождающимся ополчением. Оба Трубецких ответили просьбой сохранять мир до прибытия в Россию королевича Владислава. Дмитрий Трубецкой на словах оставался верным Владиславу, провозглашённому царём. Сапега в переписке делал вид, что разочарован действиями Сигизмунда, до сих пор не приславшего королевича в Москву.

Как передаётся содержание грамоты Прокопия, он обратился к «тушинцам» со следующими словами: «Встанем крепко, приимем оружие Божие и щит веры, подвигнемся всею землею к царствующему граду Москве и со всеми православными христианами Московского государства учиним совет: кому быть на Московском государстве государем. Если сдержит слово король и даст сына своего на Московское государство, крестивши его по греческому закону, выведет литовских людей из земли и сам от Смоленска отступит, то мы ему, государю Владиславу Жигимонтовичу, целуем крест и будем ему холопами, а не захочет, то нам всем за веру православную и за все страны российской земли стоять и биться. У нас одна дума: или веру православную нашу очистить, или всем до одного помереть».

Ян Пётр Сапега.

В зимней переписке выступил в качестве посредника и сторонника Ляпунова назначенный «тушинцами» воеводой в Серпухове Фёдор Плещеев. Он передавал в феврале Сапеге о намерении Ляпунова войти в дружественные отношения с Сапегой. Того же содержания было письмо Прокопия Ляпунова и Ивана Заруцкого с обращением к Сапеге и его солдатам от 14 февраля 1611 года. Следом к Сапеге писал один Заруцкий с просьбой прислать послов для переговоров о союзе. Прокопий возобновлял временами эту переписку вплоть до июня. Возможно, он надеялся на самом деле прибавить ополчению недостающие силы, но скорее всего, главной целью было добиться от Сапеги нейтралитета, исключить переход на сдужбу короля и нападение на ополчение. Эта тактика удавалась до конца июня – начала июля, когда Сапега принял сторону короля и начал выполнять его поручения в пользу осаждённого в Москве Первым ополчением польского гарнизона. После убийства Прокопия Ляпунова переписку с Сапегой возобновил Заруцкий, у которого появились новые намерения.

Из очертаний линии «Берег» становится очевидным следующее направление сбора сил Ляпуновым — вверх и вниз по Оке. Рязанские воеводы часто собирались вместе в составе царского войска для военных походов с воеводами Коломны, Каширы, «заоцких городов», прекрасно знали друг друга. Коломна более того постоянно находилась в кругу рязанских дел, не только военных, так как находилась на пути к Москве. Согласились присоединиться к Прокопию Ляпунову коломенский воевода Иван Матвеевич Бутурлин и каширский Иван Александрович Колтовский. Именно они вместе с воеводой ближайшего рязанского города Зарайск Дмитрием Пожарским составят в марте передовой отряд ополчения, вошедший в Москву.

На северо-восток, к Касимову, Мурому и Нижнему Новгороду по льду Оки, вдоль «Берега», грамоты также могли быть отправлены достаточно быстро. Дополнительным доводом в пользу прямых переговоров Прокопия Ляпунова (без участия патриарха Гермогена) с нижегородским воеводой князем Репниным является то обстоятельство, что они, по всей видимости, имели долгое совместное боевое служение в Переяславле.

Князь Александр Андреевич Репнин в марте 1593 года был полковым воеводой в Переяславле-Рязанском, через год в Калуге, затем в Епифани, и, наконец, служил воеводой с 1595 по 1597 год в Переяславле-Рязанском. Был в апреле 1598 г. отправлен воеводой передового полка в Калугу, находился в походе царя Бориса Годунова в Серпухов против крымских татар (сначала в качестве третьего, затем первого воеводы передового полка). В эти годы Прокопий Ляпунов уже более двух десятков лет состоял на царской службе по Рязани. Князь Репнин из-за родства с Романовыми в 1601 году попал в царскую опалу, уже находясь воеводой в далёком Яранске. Когда в его город был прислан закованный в железо Фёдор Никитич Романов (будущий патриарх Филарет), Репнин был ложно обвинен и выслан с семьей ещё дальше, в Уфу. Там он служил третьим воеводой до 1604 года. Возможно, по схожей причине братья Ляпуновы попали в опалу царя Бориса Годунова лишились части своих земельных имений, в 1601 – 1603 годах работали над снабжением строительства дальней степной крепости — города Царёва-Борисова в окраинном городке Валуйки.**

С 1608 года князь Репнин находился на должности первого воеводы в Нижнем Новгороде. К кому, как не к этому опытному военачальнику в крупнейшем и богатейшем волжском городе, было обратиться Ляпунову? В одно ополчение оказались привлечены Ляпуновым и родственник Романовых Репнин, и бывшие сподвижники Филарета Романова по лагерю Лжедмитрия II, Заруцкий и Трубецкой.

К последнему в Калугу, видимо, после успешных переговоров с Репниным, по февральским вьюгам и метелям 1611 года Прокопий отправил своего племянника Фёдора Ляпунова. Князь Трубецкой согласился присоединиться к ополчению. Новые союзники выработали общий план действий: «…приговор всей земле: сходиться в дву городех, на Коломне да в Серпухов». В Коломне условились собраться городские дружины из Рязанской земли. В Серпухове соединялись снова старые тушинские отряды из Калуги, Тулы и северских городов.

Русская армия 17 века. (Худ. Матеуш Пржекласа.)

Нижегородская часть ополчения двигалась к Москве через Владимир напрямую, не подходя к Коломне. Передовой отряд нижегородцев выступил из города 8 февраля. Во Владимире он соединился с казаками Просовецкого из Суздаля. Главные силы под командованием воеводы Александра Андреевича Репнина вышли из Нижнего 17 февраля. Соединившись в дороге с Литвиновым-Масальским из Мурома, во Владимире они встретились с местным воеводой Артемием Измайловым, но к Москве не спешили. Только 10 марта они выступили из Владимира на Москву.

С окраинных городов Русского Севера дружины сходились к Костроме и Ярославлю, далее через Ростов и Переславль-Залесский шли к Троице-Сергиевой Лавре.

Сходившиеся силы всё ещё оценивались Прокопием Ляпуновым, как недостаточные, и он пытался привлечь к движению также многочисленных вольных казаков с пограничных земель, независимых от городов и городских воевод: «А которые казаки с Волги и из иных мест придут к нам к Москве в помощь, и им будет все жалованье и порох, и свинец. А которые боярские люди, и крепостные, и старинные, и те б шли безо всякого сумненья и боязни: всем им воля и жалованье будет, как и иным казакам, и грамоты, им от бояр и воевод и ото всей земли приговору своего дадут».

Впереди были горячие бои марта 1611 года.

 

* – Беляев И.Д. О сторожевой, станичной и полевой службе на польской украйне Московского государства, до царя Алексея Михайловича. Москва, 1846.
       ** – Козляков В.Н. Герои Смуты // ЖЗЛ // Москва, Молодая гвардия, 2012.
   *** – Н.Ю.Тюменцева, И.О.Тюменцев. Переписка сапежинцев с руководством Первого земского ополчения и П.Ляпунов в документах архива Я.Сапеги. // Смутное время и земские ополчения в начале XVII века. К 400-летию создания Первого ополчения под предводительством П.П.Ляпунова. Сб. тр. Всерос. науч. конф. Рязань, 2011, с.20-23.

(Продолжение следует.)

Летописец.

Первое ополчение Прокопия Ляпунова. День за днём, январь 1611.

Доброго всем здоровья!

Думный дворянин, воевода Прокопий Ляпунов

В 2021 году исполняется 410 лет сбору Первого земского ополчения за освобождение Москвы от польских войск в 1611 году и столько же в июле со дня гибели его предводителя Прокопия Петровича Ляпунова. На страницах сайта мы будем вспоминать день за днём, как это было.

Какой подошла Московская Русь к началу 1611 года? В 1610 году произошли тяжёлые события, которые привели к тому, что русское национальное государство было утрачено. Управление страной перешло в польские руки. Ещё летом 1610 года в Московии был свой царь Василий Шуйский, своё правительство боярская Дума, войско. Но уже несколько лет шла большая гражданская война, которую назвали позднее Смутой. В неё были вовлечены польские войска Речи Посполитой, многочисленные частные военные отряды поляков, пришедшие в коренную Московию казацкие отряды, сменявшие друг друга войска самозванцев Лжедмитриев, сначала I-го, потом II-го.

Лжедмитрий II

Василий Шуйский стремительно терял власть, казна пустела, города один за другим переходили под власть Лжедмитрия II. Василий обратился за помощью к Швеции и в течение нескольких месяцев объединённое войско смогло освободить земли к северу от Москвы и вернуть их Шуйскому. Но Швеция тогда враждовала с Речью Посполитой и поляки нашли союз Шуйского со Швецией подходящим поводом к прямому присоединения русских земель. Раз Шуйский поддерживает польских врагов, значит, нужно захватывать ослабевшую Россию. С осени 1609 года польское войско взяло в осаду Смоленск. От имени короля Сигизмунда начали вести переговоры с Лжедмитрием II, чтобы тот подчинился и перешёл к нему на службу. Именно из лагеря самозванца впервые к полякам пришло обращение с просьбой отдать королевича Владислава на царство в Москве и заключить унию (стать единым союзным государством) с Речью Посполитой. Дело шло к столкновению царских войск с польским королевским войском.

Захарий Ляпунов предлагает освободить престол Василию Шуйскому. (Гравюра с картины Н.В.Неврева.)

Битва многократно превосходившего соперника русско-шведского войска с опытным полком польских гусар произошла у Клушино в июле 1610 года. Шведские наёмники были разбиты умелыми действиями гусар, а русская часть войска позорно бежала. Поляки заняли Можайск, а Лжедмитрий из Калуги снова двинулся к Москве и обосновался лагерем в Коломенском. Это стало концом для царя Василия Шуйского. Его заставили отречься от престола и постричься в монахи. Одним из главных действующих лиц в этом выступал брат Прокопия Ляпунова Захарий. Движущие силы находились среди думского боярства. Москва оказалась перед выбором: быть захваченной вольницей Лжедмитрия или пасть под ударом короля. Своих сил для сопротивления не было, войско было собрать невозможно и некому. Так боярская Дума пришла к решению принять на трон Владислава, пытаясь оговаривать его переход в православие и незыблемость внутренних русских устоев. В сентябре 1610 года Владиславу присягнули бояре и города. Польское войско было впущено в Москву. На несколько месяцев у Сигизмунда в России остался только один соперник – Лжедмитрий II, которому подчинялась значительная часть страны. Лжедмитрий был убит в декабре, его сторонники остались под руководством «боярина» от русских городов, бывшего царского дворянина, Дмитрия Трубецкого и «боярина» от казацких атаманов Ивана Заруцкого. Оба стали «боярами» только в лагере Лжедмитрия.

Сигизмунд III

Но поляки не думали считаться со слабой русской стороной и исполнять какие-либо обещания. Они были победителями в Москве и повели себя, как в захваченной стране, поруганию подвергались святые церкви, русские не имели права голоса перед поляками, повсюду творилось насилие. Большинство бояр это приняли за должное и в декабре приказали послам под Смоленском принять все условия Сигизмунда. В это время всем стало ясно, что за потерей государства угроза уничтожения нависла над православием и всем укладом жизни, а русские при польской власти не смогут никогда остаться русскими. На рубеже 1610 и 1611 года поднялись ростки русского освободительного движения. В январе первые грамоты с обращениями написал патриарх Гермоген. Начал рассылку грамот и обширные переговоры с разными городами и военными отрядами Прокопий Ляпунов.

Сами грамоты с течением веков не сохранились, остались лишь упоминания о них в других документах, летописях, словесные выдержки из них. То, что они были, шла переписка между русскими силами в разных городах, не вызывает сомнений. Но до сих пор у историков нет однозначного ответа, кто их рассылал, Гермоген, Ляпунов или оба сразу. Первые грамоты в Нижний Новгород и Суздаль якобы ушли от патриарха Гермогена. Обращение в Нижний к князю Репнину от патриарха, доставленное Василием Чартовым, вполне могло состояться. Но непримиримый к полякам патриарх, которого еле смогли убедить, что Владислав может стать православным и государство останется русским, был полностью непримирим в отношении Лжедмитрия II! Он ни при каких обстоятельствах не послал бы в Суздаль к верному последователю самозванца казацкому голове Андрею Просовецкому обращения со словами: «Вы видите, как ваше отечество расхищается, как ругаются над святыми иконами и храмами, как проливают кровь невинную… Бедствий, подобных нашим бедствиям, нигде не было, ни в каких книгах не найдёте вы подобного». Совсем недавно Просовецкий двигался между городами рука об руку со злейшим разорителем русских земель паном Лисовским. После сдачи Москвы полякам Лисовский перешёл-таки на службу к королю, а Просовецкий остался верен самозванцу.

Существуют также утверждения, что грамоты в Нижний Новгород и Суздаль были посланы Прокопием. В отличие от патриарха, вероятность посылки грамоты Просовецкому от Прокопия Ляпунова вполне вписывается в его последующие действия. Ляпуновым изначально руководило понимание того, что одолеть лучшую в Европе армию Речи Посполитой возможно только при соединении всех сил, не согласных идти под власть польского короля. Войска, собранные для отвоевания московских крепостей у польского гарнизона, должны были кратно превосходить обороняющегося опытного противника. Учитывая низкую подготовку, воинскую дисциплину, отсутствие средств для военных расходов, задача была скорее невыполнимой. Собирая ополчение, Прокопий, воевода – дворянин, не был даже боярином, к слову которого должны были бы по обычаям старшинства, знатного происхождения прислушиваться, проявил невероятные способности убеждения и ведения переговоров. Он смог подобрать ключи к взаимопониманию среди недавних врагов, в числе которых были прежние царские воеводы, пришедшие с окраин России за добычей казаки, «солдаты удачи» из войска Лжедмитрия. Допуская посылку грамоты в Нижний патриархом Гермогеном, грамоту к Просовецкому в Суздаль мог отправить только Прокопий Ляпунов. Прокопий продолжил вести с Репниным переговоры об участии в ополчении. Посланный им представитель обсуждал сроки выступления и просил нижегородцев взять с собой побольше боевых припасов, в частности пороха и свинца.

Движение по созданию ополчения стало распространяться на соседние земли. Князь Репнин разослал грамоты для сбора отрядов, нижегородцы обратились к ближайшим балахонцам, приняли совместное крестное целование. Затем им были направлены призывные грамоты в Кострому, а оттуда в Вологду и Галич, чтобы «стати за…веру и за Московское государство заодин». Неоспоримо высокой была заслуга князя Александра Андреевича Репнина в деле сбора Первого ополчения в северных землях Московии.

Первые переговоры о подготовке и соединении войск из разных городов для похода на Москву сразу стали известны полякам. Их действия не оставляют сомнений в том, где находилось сердце сбора ополчения и его главный создатель. Король писал 27 января о нём Яну Сапеге: «Получено нами известие, что Прокопий Ляпунов, собрав людей в земле Рязанской немало, к столице идёт, и сговорившись там с теми, кои к нам не расположены, намеревается уничтожить людей наших, там же, в столице, находящихся… Употребите [пан вельможный] те войска, которые в том государстве имеете под предводительством вашим, и немедленно теперь же выступайте с ними вместе туда, куда указывает потребность; препятствуйте исполнению означенных замыслов сего человека. Людей его истребляйте, наблюдая, чтобы не постигло нас и Речь Посполитую (чего Боже упаси!) какое-либо бесславие».*

Для наведения трепета на противника и разорения его земель, «экономической основы» из-под Смоленска на рязанские города были посланы отряды черкасов (запорожских казаков). Был захвачен ряд городов. Прокопий Ляпунов двинулся к Пронску и изгнал оттуда казаков. Но тут же к городу подтянулись силы черкасов и Прокопий вынужден был затвориться в нём и держать оборону. Получив сообщение об осаде старшего воеводы в Пронске, воевода рязанского города Зарайска Дмитрий Пожарский со своей дружиной выдвинулся на помощь, оттеснил казаков и снял осаду. Вызволив Ляпунова, Пожарский вернулся в Зарайск. Казаки, ушедшие из-под Пронска, двинулись к Зарайску, и захватили ночью его укрепления в остроге, вокруг кремля. Пожарский оказался запертым внутри кремля, но верными действиями ему удалось выбить черкасов из острога, уцелевшие бежали. Таким был январь 1611 года.

* – Письмо польского короля Сигизмунда III Яну Сапеге из лагеря под Смоленском с просьбой начать борьбу с Прокопием Ляпуновым. (1611 г. января 17). // Н.Ю.Тюменцева, И.О.Тюменцев. Переписка сапежинцев с руководством Первого земского ополчения и П.Ляпунов в документах архива Я.Сапеги. // Смутное время и земские ополчения в начале XVII века. К 400-летию создания Первого ополчения под предводительством П.П.Ляпунова. Сб. тр. Всерос. науч. конф. Рязань, 2011, с.23-24.

(Продолжение следует.)

Летописец.

Награды ВСХВ — ВДНХ в 1950-е годы

Доброго всем здоровья!

Продолжаем рассказ о награждениях земляков медалями и подарками Всесоюзной Сельскохозяйственной выставки.

После войны и большой перестройки выставки награждения медалями ВСХВ возобновились в 1954 году. Список из Постановления Главного Комитета ВСХВ от от 22 октября 1954 года о присуждении наград и премий по Рязанской области «за достижения наилучших показателей в деле повышения урожайности сельскохозяйственных культур, продуктивности животноводства, использования сельскохозяйственных машин, удобрений…» включает несколько тружеников из колхозов Аргамакова и Исад.

Большая серебряная медаль ВСВХ Панфиловой Анастасии Андреевны. 1954.

«24. Панфилова Анастасия Андреевна – доярка колхоза «Красная Культура» Спасского района, Исадского сельсовета, Кутуковское п/отд. … в среднем за 1952 – 1953 годы получила надой молока на 1 корову 4212 кг», была награждена Большой серебряной медалью и швейной машинкой. Врученную швейную машину Анастасия Андреевна успешно довезла до дома и обшивала всю семью на ней многие годы. Медали в то время ещё были номерными. В Постановлении указан её номер: литер А-2 №87.

В 1952 году она добилась надоя 5021 кг на корову и была занесена в Областную Книгу Почёта.

В те же годы Анастасия Андреевна обучалась 4 месяца на зоотехнических курсах (по-видимому, в Рязани) и сдала экзамены по программе первого года обучения на «хорошо».

 

 

«44. Филиппкин Николай Александрович – заведующий фермой крупного рогатого скота колхоза «Красная культура», Спасского района, Исадского сельсовета, Кутуковское п/о … в среднем за 1952 – 1953 годы ферма получила надой молока 3621 кг. на одну корову при поголовье в 1952 г. – 75 коров, в 1953 году – 77 коров», награждён Малой серебряной медалью (литер А-2 №79) и наручными часами.

Такой же медалью, но без часов, была награждена идущая под номером 97 в списке «Степашкина Анна Гавриловна – колхозница колхоза «Красная культура … в среднем за 1952 – 1953 годы выработала трудодней на 57% выше средней выработки по колхозу». Что такое трудодень нужно объяснить молодому читателю. Если совсем просто, то это мера труда участника колхоза за 1 день рабочий день. Отработал день – получи в журнал учёта «палочку» за выработанный трудодень. После сбора урожая, передачи его государству, расчётов колхоза по долгам, оставшаяся часть урожая, чаще всего зерно (натуральная оплата, денег в деревне от государства не видели), распределялось между колхозниками, согласно накопившимся за год трудодням – палочкам. Выходит, если в 2020 году было 248 рабочих дней и средний колхозник тех давних лет отработал бы их сполна, то Анна Гавриловна, чтобы получить свою медаль, должна была отработать за год 389 дней! Ну, или надо предположить, что остальные колхозники совсем не работали. Но система учета была не так проста. За сложную, тяжёлую или требующую особых знаний и умений работу начислялось за отработанный день больше 1 трудодня. Существовала также зональная система в стране, где труженик – хлопкороб Таджикистана получал за свой рабочий день на 25% больше, чем рязанский или украинский колхозник. В тяжёлые послевоенные годы сельское хозяйство было разрушено, лишено большей части молочного скота, лошадей – главной тягловой силы, не было техники и машин, всё делалось ручным трудом женщин – большинство трудоспособных мужчин отняла война. В эти годы, чтобы прокормить города и возрождающуюся промышленность, государство выгребало скудный урожай под чистую. Выдавать на трудодни было нечего, зимой 1946 – 1947 года разразился страшный голод, который все жившие в то время люди помнят.

Как жила в те годы деревня сегодня трудно представить. Большая советская энциклопедия сообщает: «До середины 1950-х годов в среднем на трудодень приходилось около 36 % от средней дневной оплаты промышленного рабочего. По итогам года колхозник получал в 3 раза меньше, чем работник совхоза, и в 4 раза меньше, чем промышленный рабочий». Другими словами, жизнь на селе была в 4 раза беднее для простого труженика. Не трудно понять, почему такая государственная политика в отношении села и в первую очередь коренных внутренних районов страны привела к повсеместному покиданию сельской местности, сравнимому с бегством. Государство всё делало для того, чтобы ему воспрепятствовать, так у сельского населения до 1961 года не было паспортов, без которых переселение было невозможным. Перемещение допускалось в исключительных случаях.

Из письма колхозников в газету «Социалистическое земледелие» (будущая «Сельская жизнь») от апреля 1952 года:

«Вы, наверное, знаете положение в нашем районе, оно во всех колхозах очень и очень плохое. Колхозники на трудодни ничего не получают, а если и получают, то по нескольку грамм. В колхозе сеять нечего, семян нет, а из рабочей силы остались одни старики, а молодые разбежались кто куда, и работать совсем некому, скот кормить нечем, кормов нет, и он гибнет.

Настроение у колхозников очень плохое. Те, которые еще остались, стремятся тоже куда-нибудь бежать, так как на трудодни уже несколько лет почти ничего не получают. Что было в хозяйстве, всё прожили, все ждали что-нибудь лучшее, но из года в год на трудодни ничего не приходится.

Мы читаем газету, там пишут, что в некоторых колхозах живут хорошо, мы не знаем, правда это или врут, но мы хорошего ничего не видим и работаем даром и дожили до того, что дальше жить невозможно. Придется нам, наверное, бежать. Мы обращаемся в редакцию газеты с тем, чтобы выехали к нам в район и побывали у колхозников, посмотрели, как они живут и сообщили бы это все товарищу Сталину и попросили бы его, чтобы оказали нам какую-нибудь помощь, хотя бы дали возможность получать на трудодни немного хлеба».

Что ещё нужно понять о трудоднях, так это то, что их получали только работавшие члены семьи. Если семья состояла из мужа, жены, нескольких детей и стариков – родителей, то все палочки делились по количеству ртов. О пенсиях в те годы можно не упоминать. Никаких пособий на детей тоже не было. Вспомним также о потерянных на войне мужьях – и можем приблизительно ощутить дух времени, в котором трудились и жили наши награждённые медалями ВСВХ.

Награды за достижения 1954 года были вручены вскоре после оценки достижений предыдущих двух лет. 25 января 1955 г. вышло новое Постановление ГК ВСХВ №18. Его внёс (предложил) Исполком Рязанского Областного Совета депутатов трудящихся, заместитель директора ВСХВ и начальник её Организационного Управления. Дипломом I степени награждался колхоз «Красная Культура». Колхоз находился в деревне Аргамаково. Его достижения по урожайности полевых культур (ц/га) и продуктивности животных (3350 – 4128 кг надоя на 1 корову), а также производство того же молока и настриг овечьей шерсти на 100 га сельхозугодий, можно распознать в графах 6 – 8 таблицы.

Также награждалась дипломом II степени ферма крупного рогатого скота колхоза «Имени Красной Армии» в Исадах. Достижения в продуктивности по молоку были более скромными (2223 – 2426 кг на голову).

Малой золотой медалью был награждён уже известный нам председатель колхоза «Красная Культура» Панфилов Александр Харлампиевич (переквалифицирован с Большой серебряной). А вместо первоначально записанного велосипеда ему был подарен радиоприёмник «Мир». Любопытно, на каких волнах он работал? И сколько радиостанций он мог ловить в Аргамакове?

Также за достижения в выращивании картофеля и моркови был награждён Большой серебряной медалью и часами агротехник колхоза «Красная Культура» Захаров Алексей Матвеевич. Урожайность моркови под 500 ц/га – очень приличный итог.

Такими были наши герои труда 1950-х годов.

(Продолжение следует.)

Летописец.

Награды ВСХВ — ВДНХ

Доброго здоровья, селяне и горожане!

Сегодня начинаем раскрывать страничку трудовой жизни исадской округи. Открыла её наша исследовательница из Германии Елена (из рода Панфиловых). Источник знаний – награждения Выставки Достижений Народного Хозяйства (ВДНХ) СССР, архив выставки. В былые времена за трудовые достижения награждали работников различных отраслей хозяйства не только государственными наградами, орденами, медалями, но и через ВДНХ, чтобы в каждой области, городе и районе, особенно на селе, отметить самых трудолюбивых и успешных людей. Такие поощрения от ВДНХ также считались государственными наградами (вроде отраслевых) и существовали в виде медалей выставки и премий.

Первая выставка открылась 1 августа 1939 года и была посвящена целиком сельскому хозяйству, называлась Всесоюзная Сельскохозяйственная Выставка (ВСХВ). Она работала около 3-х месяцев, в следующем году – 5 месяцев. Затем её работу прервала война. Только с 1950 года оно возобновилась, строились новые павильоны и объекты. С 1958 года она была объединена с выставкой промышленной и стала называться ВДНХ. Выдавать награды стали на самых первых, довоенных, выставках. Это были медали «Передовику социалистического сельского хозяйства»: большая и малая золотая, большая и малая серебряная. Возобновили награждения в 1954 году медалями «За успехи в социалистическом сельском хозяйстве»: большой и малой золотой, большой и малой серебряной. Через год появились медали и знаки участников ВСХВ, а также грамоты и свидетельства без вручения медалей.

Наши земляки получили награды ВСХВ уже постановлением от 1940 года. Это наиболее ценные упоминания о людях, живших и трудившихся у нас в далекие уже годы. Нам они ценны не только, как свидетельства трудовых достижений, поощрений, но и шире – как свидетельства происходивших тогда событий, хороших или плохих, оценённых властью или наоборот вызвавших порицания, наказания. Мы не можем сегодня знать полностью достоверно событий того времени, каким мерилом отмерялись награды и взыскания. Для нас они – ценные свидетельства прошедшего времени. Попробуем вместе вспомнить всё, что известно о награждённых. Ждём ваших откликов с рассказами об упоминаемых людях, их фотографии.

Итак, список из Постановления Главного Комитета ВСХВ от 1940 года (день и месяц не указаны, но считается, что 1 января). Комитет постановляет: «наградить участников Всесоюзной сельскохозяйственной выставки – председателей колхозов, директоров машинно-тракторных станций и совхозов, специалистов и передовиков сельского хозяйства, показавших лучшие образцы работы по Рязанской области Большой серебряной медалью…»

Под номером 56 первый наш награждённый.

«56. Елисеева Петра Григорьевича, бригадира колхоза «Красная культура», Спасского района, добившегося в 1938 г. урожая озимой пшеницы по 28,4 центнера с гектара, лука-чернушки по 8,2 центнера с гектара, ржи по 16,3 центнера с гектара.»

Не ставим под сомнение добрый труд колхозного крестьянства в 1938 году. Но всё же. В советское время в учебниках и статьях по экономике любили приводить сравнение советских достижений с уровнем 1914 года. Делалось это для того, чтобы показать превосходство нового строя, новых форм хозяйствования со временами зрелого «прогнившего царизма». Для того и был выбран успешный предвоенный 1914 год (перед началом 1-й Мировой войны). Поэтому, и мы продолжим этот статистический подход на местном сравнении. Что было у помещика Владимира Николаевича Кожина, учёного агронома, и у его предшественников. Владимир Николаевич приехал в имение и приступил к хозяйствованию в 1881 году. Возьмём данные из его знаменитой работы «Село Исады на Оке-реке». Для полноты картины — более широкий отрезок времени. Сравнить с достижением 1938 года колхоза «Красная культура» сможем только урожайность одной из главных культур — ржи. Причём у Кожина приведена средняя урожайность не по передовым участкам (таким, как колхозная бригада П.Г.Елисеева в 1938-м), а по всему хозяйству. Итак:

  • до 1882 — 10,7 ц/га;
  • 1886 — 1890 — 20,6 ц/га;
  • 1891 и 1892 (сильная засуха, голодные годы) — 12,9 и 17,0 ц/га;
  • 1893 — 1899 — 18,3 ц/га;
  • 1900 — 1903 — 20,0 ц/га;
  • 1904 — итог не подсчитан, год был наиболее урожайный, все хлебные запасы сгорели на гумне от умышленного поджога;
  • 1905 — 1909 — 20,4 ц/га;
  • 1910 — 1914 — 24,0ц/га;
  • 1914 (в том числе) — 25,1 ц/га.

Просто вспомним добрым словом труды агронома и хозяйственника В.Н.Кожина в пору «развитого царизма», когда не было у него ни мощных тракторов, ни других новшеств.

Далее отменённое награждение. Что было причиной?

«64. Захарова Алексея Матвеевича, заведующего хатой лабораторией колхоза «Красная культура» Спасского района». И далее вручную вписана резолюция: «Исключить согласно указания Рязанского Обкома ВКП (б) от 19/III 40 г №60/о». Что такое хата-лаборатория? Вероятно, лаборатория качества молока или зерна? Разгадка случившегося может находиться в областном партийном архиве.

«154. Трофимову Анну Ефимовну, председателя Исадского сельсовета, Спасского района.»

Редкая для Исад фамилия, её носит только одна семья нынче. Председатель сельского совета – главный представитель местной советской власти. Женщина перед войной на таком посту – достаточно редкое явление. При каких обстоятельствах была назначена председателем Анна Ефимовна – пока загадка. Корни её выводят из Аргамаково, вышла замуж за красавца – парня Владимира Васильевича Трофимова 1906 года рождения. В его семье было ещё четверо детей, но их мать умерла (видимо, в голодные 1920-е, где-то в конце Гражданской войны) и их отец Василий Михайлович взял в жёны мачеху Марину из Устрани. У них родилось потом ещё трое детей. Владимир и Анна жили в доме отца. Она была грамотная, умная, труженица, с твёрдым характером, справедливая и общительная. Эти качества стали определяющими для её работы, она была избрана председателем Исадского сельсовета. У неё с мужем родились дети Нина и Иван. Жить в семье свёкра стало тесно и не сладко, пришлось переехать в Спасск, где её взяли также на управляющую должность. Дальнейший её трудовой путь выяснить пока не удалось. А муж уехал на заработки в Москву, где нашёл другую женщину, и оттуда в семью уже не вернулся. Анна Ефимовна долгие годы приезжала в Исады, на Красный Яр, всегда поддерживал хорошие отношения с родными со стороны мужа, много им помогала по разным делам в районном городе. Будучи в пожилом возрасте, сначала переехала в Рязань, сына уже не было в живых, а потом к дочери в Сумы, где и окончились её годы.

В конце постановления указывался размер премии награждённым. Все списки в обязательном порядке согласовывались с областными комитетами партии (ВКП (б)), отметка об этом стоит в правом нижнем углу.

Следующим было Постановление №9-1/м Главного Комитета ВСХВ от 20 февраля 1940 года о награждении Большой золотой медалью.

«6. Панфилова Александра Харлампиевича, председателя колхоза Красная культура, Спасского района.»

Золотая медаль подразумевала ещё более весомое денежное вознаграждение.

Панфилов Александр Харлампиевич (1904 — 1977)

Об Александре Харлампиевиче («Харламыче», как называли его односельчане) мы немного знаем. Родился в 1904 году одним из младших в семье Харлампия Михайловича Панфилова. У него были старшие братья Иван (год рождения не известен) и Яков 1890 г.р. Якова женили в январе 1909 года, Иван уже был женат. В том же году, осенью, вслед за дочерью в семье Ивана родилась первая дочь у Якова, семьи росли быстро. Была также сестра Варвара Харлампиевна, замуж не вышла, проживала до конца дней в доме брата Александра и пережила его. Были также старшие братья Василий и Дмитрий, сестра Матрёна Харлампиевна, вышедшая замуж за Целикина Фёдора Григорьевича. На одном из фото 1960-х годов супруги Целикины, выпускники исадской церковно-приходской школы, сидят на лавочке у своего дома (Матрёне 75 лет, Фёдору 78).

По всему выходит, Александр Харлампиевич родился в небедной семье, раз дочь могли отдать в школу. Далеко не каждую девочку отдавали учиться.  Надо полагать, и сам он закончил местную школу приблизительно в годы Первой Мировой войны, когда старший брат Василий бился с немцами в  Польше (был ранен на берегах реки Равки в декабре 1914 года).

Александр возглавлял колхоз в Аргамакове перед Великой Отечественной войной. С началом войны был мобилизован Спасским РВК и служил старшиной в 165-м запасном стрелковом полку 8-й запасной стрелковой бригады, по нашему предположению, готовил бойцов для пополнения воюющих частей Красной Армии. Его место на посту председателя колхоза занял Ерхов Павел Сергеевич. Демобилизовался Александр Харлампиевич 10 августа 1945 и вернулся домой. Жил он в доме прямо напротив здания правления колхоза и сельского совета в Аргамакове. Его дом сохранился и сегодня. В 1969 году умер его сын Василий. В 1977 году умер сам Александр Харлампиевич. На памятнике написано «Честному труженику от благодарных односельчан и родных». Жена Зинаида Александровна пережила его на 3 года.

(Продолжение следует.)

Летописец.

Великое Болото и возникновение северного русла Оки

Доброго здоровья!

В предыдущей новости было упомянуто древнее название окских пойменных земель к востоку от Старой Рязани – Великое Болото. В наши дни Ока в этой части поймы, не доходя пары километров до Исад, разделяется на два основных русла, южное и северное, которые соединяются только ниже по течению, у Юшты. Южное русло пропускает через себя примерно 60% окской воды, северное – 40%. Но такой Ока была не всегда. В пойме множество стариц, проток и озёр, некоторые из них совсем недавно ещё были частью главного течения реки. В то же время, на основании письменных описаний, мы знаем, что по крайней мере с 17 века судоходное русло было лишь одно (на карте обозначено жёлтым пунктиром). Оно сильно отличалось от нынешнего судового пути. Старицы и протоки только во время половодья соединялись и предоставляли возможность судам укорачивать извилистую дорогу по излучинам реки.

Работы над углублением фарватера, расчисткой русла, устройством шлюзов в самых труднопроходимых местах окского пути от Нижнего Новгорода до Коломны начали проводиться ещё до революции. Но главные изменения русла на Большом Болоте произошли с 1925 по 1934 годы.

На картах 1790 и 1850 годов мы ещё видим единое русло Оки, её огромные извилистые петли – излучины. Южное русло сильно отличается от нынешнего напротив Исад и на участке Пустополье – Константиново. На месте современного северного русла видны лишь цепочки крупных озёр, соединяющихся «истоками» (протоками): Велье, Сан, Боровое, Ратное, Чернятино. В 1850-м Боровое, Ратное и Чернятино уже показаны соединившимися в длинное озеро Ратное, выходящее к Оке у Юшты. О том, когда и как образовали искусственным образом северное русло Оки, рассказала рязанская губернская газета «Рабочий клич» за 1925 год.

«Укорочение р.Оки до 20 вёрст.

В последних числах июля специально назначенной Губисполкомом комиссией, в составе представителей ВИКов, водного транспорта и Губко, было произведено техническое обследование вновь образовавшегося русла р.Оки в пределах Спасского уезда, между сёлами Киструсс и Малая Юшта.

В результате обследования, комиссией установлена фактическая возможность пользования образовавшимся протоком для пассажирского и буксирного пароходного движения, после производства в новом протоке незначительных гидротехнических работ и уничтожения на нём мостовых сооружений, мешающих проходу судов.

По точным вычислениям комиссии, образовавшееся новое русло укорачивает длину Оки на 20 вёрст с лишним, удешевляет грузооборот водного транспорта до одного миллиона рублей в год.

В связи с этим Губисполкомом решено уничтожить временно все мостовые сооружения на новом русле, препятствующие пароходному движению, заменив их четырьмя паромами и произвести нужные гидротехнические работы.»

Любопытным реликтом постреволюционного времени является словосочетание «уничтожить временно», относящееся к мостовым сооружениям. Впрочем, тут же поясняется, что их собираются заменить паромными переправами. Трудно понять психологию строителей нового общества. Для чего вообще первая радикальная часть предложения, если ей следует успокаивающая вторая? Видимо, они упиваются словами вроде «уничтожить», употреблять их предписывает новый культурный код.

В итоге северное русло было создано. Хотя на нём и сегодня есть остатки местной плотины неподалёку от Федосеевой Пустыни, неизвестно когда построенной и уж явно мешающей судоходству. Остаётся неясным, почему более короткий и экономически выгодный путь так и не стал постоянно судоходным. Навигация, насколько нам известно, в основном всегда проходила по южному руслу. Естественно было бы предположить, что один и тот же перепад высот (разность урезов воды) между двумя точками, в Киструсе и Юште, на более коротком расстоянии почти прямого, без излучин, северного русла даст более быстрое течение воды. Значит, и воды должно пойти по северному руслу больше, что должно привести к обмелению южного русла. Но этого не произошло. Северное русло так и осталось более мелким и маловодным. Загадка… Ждём пояснений гидрологов и гидротехников!

Летописец.

Ряссы, Семён Сальхин и Детинух

Доброго здоровья всем! С Новым годом!

Наконец, приступаем к обнародованию накопившихся за долгое время материалов об Исадах и округе. Первый – новая находка от Виталия Филиппова. В Рязанской областной библиотеке (РОУНБ) Виталий обнаружил издание 1924 года, з-й выпуск журнала «Вестник рязанских краеведов» с любопытными этнографическими сведениями о селе Ряссы. Статья была написана С.А.Сальхиным. В это время Рязанским областным архивом и одновременно губернским краеведческим музеем ещё руководил Степан Дмитриевич Яхонтов, краеведческое движение, выросшее из дореволюционной губернской Учёной Архивной Комиссии, было мощным и широким явлением. В каждом уголке губернии были подвижники изучения истории, собиратели обычаев и преданий, коллекций только что созданных музеев.

Сын автора статьи старшина Красной Армии, командир отделения Сальхин Евгений Семёнович (1912-1943).

Что известно об авторе? Семён Алексеевич Сальхин родился в с.Ряссы в 1885 году. Фамилия Сальхиных коренная рясская, в селе проживало на начало 20 века не менее 6 мужчин с этой фамилией, имевших семьи, детей: Семён Алексеевич, Михаил Дмитриевич, Пётр, Гаврила, Павел, Василий. В какое-то время после женитьбы Семён Алексеевич жил с семьёй в Москве, один из сыновей (старший ?) Евгений родился в 1912 г. там и был крещён в Скорбященской церкви Бахрушинской больницы Сокольников. В 1918 г. семья вернулась в Ряссы, где Семён Алексеевич стал работать школьным учителем. В 1924-м (в год написания статьи) у него родился сын Виктор. Оба сына погибли во время Великой Отечественной войны.

Как видим из содержания статьи, Семён Алексеевич был увлечён историей, археологией, собирал местные предания. В феврале 1931 года он был арестован и осуждён «тройкой» ОГПУ на 3 года ссылки в Казахстан как «враг народа». Причина ареста в базе данных «Жертвы политического террора в СССР» мемориального проекта «Открытый список» не указана. Отбывал ссылку в г.Актюбинске, куда в 1934 году к нему приехал сын Евгений и устроился на работу фотографом-ретушёром в областной газете «Актюбинская правда», занимался художественно-оформительской работой. Несмотря на формальное окончание срока ссылки, вернуться на родину отец и сын смогли только в 1937 году. Сталинское правосудие жило своими понятиями о законе. Реабилитирован был за незаконное обвинение и лишение свободы только в 1965 году. К сожалению, мы не знаем, был ли он жив к тому времени.

Теперь к статье в «Вестнике рязанских краеведов» 1924 года. Автор сообщает нам известные также из других источников названия частей современного села Ряссы (историческое, более правильное название Верхние Ряссы), «посёлков»: Аграмаково (Аргамаково), Торжки, Стерлигово. На ранних картах 18 – 19 века Аргамакова и Стерлигова значатся отдельными деревнями. Местность перед посёлком Аргамаково носила название «Обложной луг». Участок был, по словам автора, полевым. Надо понимать, что засевался. Сальхин, видимо, удивлялся такому несоответствию, что посевной участок назывался искони лугом, т.к. употребил выражение «хотя и полевой участок». Сальхин вводит пояснение значения слова «обложенный», как «огороженный». Представляется, что данное пояснение неверное. «Обложной» — не одно и то же, что «обложенный». А «обложенный» — совсем не то же самое, что «огороженный».

Если смотреть в небо, то «обложным» на местном наречии может называться дождь, который идёт долго, когда небо со всех сторон затянуто тяжёлыми дождевыми тучами, возможно при отсутствии ветра. Этимология этого слова не совсем ясна. То ли от понятия «обкладывать небо» тучами со всех концов, то ли от слова «облака». Но само слово «облако» близко к «обволакивать», «облекать». Сложно. Но, повернув взгляд на землю, можно заметить неподалёку схожее по названию место, близкий топоним «Облачинка» (или «Оболочинка», «Уболочинка») — знаменитая островная песчаная дюна на Оке. Дюна находится посреди широкой окской поймы, издревле называвшейся Великим Болотом. «Болотом» пойменный луг называют и до сих пор. От «болота» понятно и название «Оболочинка» («Уболочинка»), как местность, урочище «у Болота». Древний монастырь на дюне часто именовался в документах «Уболочицким». Поэтому к лугу неподалёку от рясского посёлка Аргамаково больше подходит определение «находящегося у болота». Вся местность вокруг низинная, заболочена.

Наиболее ценными являются описания двух народных обрядов языческого происхождения, которые имеют значительно более широкое географическое распространение. Первый обряд, о котором автор, видимо, слышал от старожилов, засвидетельствовал действия жителей Аргамаковой по избавлению от эпидемии скота (эпизоотии) в 1860-х годах. Для избавления от падежа жители производили опахивание деревни «защитным» кругом. Действо происходило ночью. В соху впрягали девушек в белых одеждах с распущенными волосами. Парни правили сохой, а молодые вдовы несли впереди иконы. Весь поезд выкрикивал заклинание: «Смерть, смерть, не ходи к нам, мы тебя запашем, заплюём, захаркаем!» И плевались в разные стороны, откуда можно было ожидать прихода смерти для скотины. Обряд широко известен и в других русских областях. Заплёвыванию, действию слюны, оказывающей некое сильное волшебное воздействие на соперника или невидимые силы зла, в языческих обрядах придавалось большое значение. Достаточно вспомнить безобидное выражение «трижды плюнуть через левое плечо» и схожие с ним. Ещё более велико было значение охранного круга, круговых действий. Во время первого весеннего выгона на луга скотину в Исадах обводили вокруг часовни святого Власия (христианского преемника бывшего языческого бога скота Велеса). Обводы вокруг часовен описаны и в других краях России. Можно вспомнить очерчивание кругов вокруг головы («очертя голову»), защиту бурсака Хомы от гоголевской Панночки в «Вие» и пр.

Второй обряд полностью повторяет тот, который производили с заболевшими, или «крикливыми», детьми в исадском Детинухе, у Прощенного Колодезя. Автор статьи не исключает, что он может проводиться и в его время (в 1924 г.). «Новорождённого младенца несут в лес, там раскалывают клиньями молодой дуб и в образовавшееся отверстие протаскивают младенца, с таким расчётом, чтобы рубашка осталась в отверстии, которую потом, по изъятии клиньев, зажимает дубом. Делают это одни для того, чтобы ребёнок был крепок, как дуб. Другие гадают, т.е. если дуб будет расти после этой операции, то и ребёнок будет жив, а если наоборот, то умрёт. Третьи просто, чтобы меньше плакал.» Дуб — дерево крепкое, древесина плотная, стойкая. Его всегда отождествляли со здоровьем и силой. Кроме воздействия силы дуба, предки наши снова обращались к защитной силе кольца, круга. Как и в рясском Аргамакове, в Исадах на месте, на ветвях оставлялась, подвязывалась одежда младенца, клочки ткани, другие мелкие предметы.

Семён Сальхин не клеймит описанные обряды «невежеством», «заблуждением». Он призывает обращать внимание на сказания, их историческую ценность, собирать их, изучать и раскрывать смысл. Время стирает всё. Оно и нам не лишне, если осталось что, записать.

Летописец.

Может быть, пора угомониться…?

Умер старый учитель Анатолий Николаевич Артёмов.

Может быть, пора угомониться?
Но я, грешным делом, не люблю
Поговорку, что иметь синицу
Лучше, чем грустить по журавлю.

Почему-то пару дней назад с утренним подъёмом и по дороге из дома пришла в голову эта песня. И стал вспоминать своих школьных учителей. Вспомнил и учителей Исадской школы, Анатолия Николаевича. Дни мои юные и годы, когда я с ним познакомился, остались, наверно, самыми светлыми и яркими в моей жизни. Они были шумными, весёлыми, полными событий. И я с учениками Исадской школы окунулся в увлекательное приключение под названием туристические слёты. Областные, районные… Жизнь в палатках среди огромного количества такой же молодой красивой толпы ребят и девочек, бодрых и весёлых учителей. Они тоже приезжали на этот праздник и радовались полноте жизни, встречам с друзьями и природой. И на этих встречах по вечерам был он с голосистым баяном, а вокруг него всегда самая красивая учительская молодёжь. А днём соревнования. Его коронный географический этап составления карты местности, где он всегда выбирался в судьи. Спортивное ориентирование — тоже его, туртехника, контрольно-комбинированный маршрут (ККМ)…

На слётах он всегда руководил командой, умел настроить на борьбу, разложить этапы, чётко объяснить задачи. Но радость жизни его порой могла переполнять, и всегда рядом с ним находился его друг и коллега, который его уравновешивал, а в случае необходимости мог подстраховать — Целикин Николай Александрович. Так они и полюбились нам, «лёд и пламень», были нами оба бесконечно уважаемы. Сколько команд и поколений ребят он туда свозил… А в школе — география, уроки пения под его аккомпанемент на баяне. Льются слова его песни…

Славное море — священный Байкал,
Славный корабль — омулёвая бочка.
Эй, Баргузин, пошевеливай вал…

— Володя, вот скажи, что такое Баргузин?
— Ня знаю… Мужик, мож, какой…

И вообще мужчина-учитель в школе всегда воспринимался по-особому, сейчас их совсем мало. Его любили и ребята, и девчонки. Всегда душа компании, школьные веселья — с ним. На всех встречах выпускников и торжественных собраниях в школе он выступал. Умел говорить чётко, ясно, с душой… А вот стал искать его фотографии — и почти нет. Все есть, а его нет. Сбоку или случайный кадр. А вот тут все мы есть, Николай Александрович Целикин, а его снова нет… Ровно два года назад в школьном спортивном зале вместе праздновали 150 лет учреждения школы в Исадах. Многих вспоминали тогда за общим столом. Через год ушёл из жизни Николай Александрович, вместе его хоронили. А ещё через год пришёл и его час…

Последнее время он как будто стеснялся разговоров, уходил со встреч и один сидел где-нибудь в сторонке. Там с ним поговорили в последний раз у ступеней школы. Живёт человек, пока молодой, и многие вокруг ему рады. А состарится и уходит почему-то обычно в одиночестве…

Светлая память и Царство небесное!

Летописец.

О памятниках истории — архитектуры и их охране (1925 год)

Доброго здоровья, селяне и горожане!

Благодарим в очередной раз Виталия Филиппова за его находку в рязанской губернской газете «Рабочий клич» от 15 августа 1925 года! К номеру газеты было приложено Постановление Президиума Рязанского Губисполкома от 28 июля 1925г. «Об охране памятников искусства, старинного быта и природы в пределах Рязанской губернии». Любопытнейшее свидетельство времени. Прочтя название документа, гордость берёт за молодую власть пролетариата. Не прошло и 8 лет со дня победы над буржуями и эксплуататорами трудового народа, а вот оценили же верхи нового общества, народная, так сказать, власть, что беречь-таки надо построенное и созданное людьми раньше. Пусть и плохими людьми построено было, не рабочего происхождения, но руки-то чьи эти камни укладывали? Рабочие! То-то! И картины всякие писали тоже люди бедные в основном. Ну, да хоть тушкой, хоть чучелом, как говорится, дело-то доброе задумано было. Нынче модно стало вспоминать прекрасное советское прошлое. Вот и подтверждение, как всё по чести делалось советской-то властью. Почитаем вырезки Постановления. О кожинской усадьбе в Исадах значится в первых строках по Спасскому уезду.

«Воспретить без особого на то разрешения губернского п/отдела по делам музеев и охраны памятников искусства и старины… сломку памятников»,- слова какие правильные, «без разрешения»! Теперь знаем, что указанный подотдел отвечал за сохранность усадеб, памятников архитектуры. А «групповые памятники (кремли, монастыри, усадьбы и проч.) подлежат охране в целом, на всей занимаемой территории», — во как… А наблюдать за исполнением правил поручено было уездным исполкомам, губернскому подотделу, его местным органам, волсоветам, сельсоветам и милиции. Как говорил один из знаменитых советских футбольных тренеров, ответственность бывает только персональная, коллективной бывает лишь безответственность.

Бывшая исадская усадьба Владимира Николаевича Кожина (она же Ляпуновых, Долгоруковых, Мещерских, Ржевских), как видим, оказалась в ведении уездного исполкома. Надо уточнить сведения Постановления, что входило в состав усадьбы. Белый дом (на фото на дальнем плане) был построен не в конце 18 века, а примерно в 30-х его годах, как установили позднее архитекторы. И принадлежал стилю барокко. Ампирным нельзя считать и Красный дом (на фото справа), скорее, он принадлежал более раннему стилю классицизм. По преданию, бытовавшему в семье Кожиных, построен ещё Ржевским для крепостного театра, т.е. значительно раньше продажи усадьбы Кожиным в 1816 году. Тогда ампир только завоёвывал Россию.

Церковь Воскресения Христова в Исадах также стоит первой в Спасском уезде. Любопытно, что памятниками «церковного зодчества» признавались постройки старше 100 лет. О непростой судьбе чудом уцелевшей церкви мы знаем. Что стало с другими памятниками Спасского уезда, поставленными на охрану в 1925 году?

  • Красный дом в Исадах разрушен, спустя пару лет после выхода Постановления.
  • Белый дом в Исадах разрушен в 1955-1956 годах.
  • В Исадах также была разобрана в 1960-е деревянная старообрядческая церковь св.Уара постройки начала 20 века (нет в Постановлении).
  • Усадьба в Лунино уцелела, т.к. была объявлена бывшим имением декабриста, сведений о пребывании которого там не существует.
  • Городище Старая Рязань разрушить после монгольского нашествия снова уже было невозможно.
  • Имение Стерлигова утрачено, дом некоторое время использовался, но сохранились лишь руины стен, красивая каменная Преображенская церковь рядом с ним постройки 1870 года (её нет в числе памятников по причине молодости) была разрушена.
  • Уцелела Благовещенская церковь постройки начала 18 века (нет в Постановлении) в имении Стерлиговых, на Старой Рязани. После возобновления богослужений в середине 1990-х она странным образом получила название Преображенской от соседнего разрушенного храма.
  • Каменная Борисоглебская церковь, построенная Стерлиговыми на месте древнего храма на городище Старой Рязани в 1914 году, была разрушена, ей не исполнилось 100 лет, памятником её не считали.
  • Вознесенская деревянная церковь в Спасске единственная уцелела.
  • Успенская деревянная церковь в Спасске («на Бору») уничтожена.
  • Прекрасный Преображенский собор в Спасске в стиле ампир постройки 1821 — 1839 — 1888гг. строительства, стоявший на месте нынешней площади героев Великой Отечественной войны, был разрушен в 1949 году. Он не удостоился попасть в число памятников, видимо, от даты последней перестройки прошло менее 100 лет.
  • Деревянная Никольская церковь в с.Городец утрачена, на её месте стоит совсем новая часовня.
  • Вознесенская деревянная церковь в с.Ярустово утрачена, от Вознесенской каменной остались стены, прикрытые крышей.
  • Никольская деревянная церковь с.Малышево утрачена.
  • Никольская деревянная церковь в с.Задубровье утрачена, Никольская каменная 1903 года постройки (её нет в списке охраняемых) чудом сохранилась.
  • Покровская деревянная церковь в с.Срезнево утрачена, на её месте стоит часовня. Каменная Казанская церковь единственная по всей широкой округе не закрывалась никогда и являлась местом, почитаемым во все годы церковных гонений.
  • От Сергиевской церкви в с.Красильники остались изуродованные руины, в которых ныне едва теплится снова жизнь.
  • Огромная Воздвиженская церковь в Ряссах разрушена в 1950-е.
  • Церковь Клементовского Погоста утрачена.
  • Каменная церковь Рождества Богородицы в с.Лакаш разрушена в 1961 г., ныне на её месте построен деревянный храм.
  • В селе Ижевском из упомянутых в Постановлении 3-х каменных церквей чудом уцелела только Казанская. Покровская и Никольская (в ней крестили Циолковского) были уничтожены в хрущёвское время. Сохранялась до наших дней при кладбище деревянная церковь Тимофея Прусского (нет в Постановлении), но в 2014 году она была разобрана из-за ветхости. Сохранился также кладбищенский маленький каменный Успенский храм, некогда построенный рядом с большим Покровским.
  • Преображенский храм в с. Новосёлки (ныне пос.Шилово, ул.Липаткина) утрачен.
  • Троицкая церковь в с.Заполье чудом уцелела, восстанавливается.
  • Преображенская церковь с.Бордаково (Огородниково) утрачена.

Подвести итоги охраны памятников в советское время предоставляю возможность читателю самостоятельно. И другими глазами взглянуть на будущее тех немногих древних зданий, которые сегодня уцелели. Государство сменилось, а охрана памятников идёт всё тем же лукавым путём

Летописец.