Биографии воинов. Письма с фронта. Документы.
Родился в 1919г. Место рождения – д.Аргамаково. Призван на действительную срочную службу в ряды Красной Армии Спасским РВК Рязанской области 24.05.1941 г. Убыл с призывной командой в расположение 8 автотранспортного полка в г.Рязань.
На фронте. Сержант. Командир отделения 242 сп (стрелкового полка) 104-й сд (стрелковой дивизии), на время гибели дивизия находилась в составе 19-й А (армии) Карельского фронта. Убит 26.05.1943 г. на «рубеже Верман». Таким именем назван последний рубеж обороны советских войск, на котором боевые действия продолжались в течение 3-х лет, начиная с сентября 1941 г., дальше которого фашистские войска не смогли продвинуться. В этой местности Мурманской области река Верман с одноимёнными озёрами пересекает шоссе Кандалакша – Алакуртти. Похоронен: «72 километр шоссе Кандалакша — Алакуртти». Последний адрес: «в/ч ПП 28533». Жена Сенькова Александра Фёдоровна (Аргамаково).
Как было принято в те времена, Иван Тимофеевич рано женился, в 18 лет. В сентябре 1938г. в бывшем Белом доме усадьбы Кожиных, ставшем местным роддомом, родился первенец — девочка.
В конце 1939г. разыгралась очередная исадская драма, произошло одно из знаковых событий в судьбе исадской округи и её жителей. Проводя многолетнюю богоборческую и антицерковную политику, советское государство приступило к повсеместному закрытию храмов и препятствию богослужениям. Власти приняли решение закрыть храм в Исадах. Мать Ивана Тимофеевича Ефросинья Трифоновна Сенькова была церковным старостой («монашкой»). Возмущённые прихожане стали искать выхода. Ломался духовный мир и уклад жизни русского человека. Но все понимали, что открытое выступление будет неумолимо караться жестокой властью. Так среди наиболее деятельных людей прихода родилось письмо с требованием не закрывать храм.
Власть отозвалась незамедлительно. «Зачинщики» возмущений были выявлены и осуждены. Ефросинья Трифоновна в свои 47 лет, мать троих детей, была приговорена Рязоблсудом к 5 годам лишения свободы по ст.58-10 ч.1 УК РСФСР. Статья устанавливала ответственность за «контрреволюционную деятельность»:
«Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст.58-2 — 58-9), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой — лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.
Те же действия при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении: наказание аналогично статье 58-2. (В этом разделе говорилось о вооружённом восстании или вторжении с целью захвата власти. Деяния карались расстрелом или объявлением врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства союзной республики и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнание из пределов Союза ССР навсегда, с допущением при смягчающих обстоятельствах понижения до лишения свободы на срок не ниже трёх лет, с конфискацией всего или части имущества.)»
Суд принял некое комбинированное решение в защиту «ослабления и подрыва Советской власти», неправосудное даже на основании норм того времени. Евангелие или Псалтырь в доме Сеньковых найти при обыске также не составило бы труда – лишнее подтверждение вины. Исходя из статьи приговора, Ефросинья Трифоновна должна была получить 6 месяцев тюрьмы. Но деяния были совершены с явным «использованием религиозных предрассудков масс», поэтому приговор соответствовал вовсе не ч.1, а ч.2 – 5 лет! Великодушная власть нашла всё же «смягчающие обстоятельства» и не расстреляла осуждённую! Конфискация имущества, нажитого крестьянским трудом, также была государству не в слабину.
Ефросинья Трифоновна вернулась из ссылки через 4 года, в 1943-м, когда Сталин уже давно искал поддержки у церкви, которая среди смертей, голода и разрухи могла поддержать дух русских людей и дать им сил вынести все мучения, опираясь только на веру в Спасителя. Своего старшего сына уже больше не увидела. До самой кончины её вспоминают, как очень приветливую и добрую старушку, не знавшую грубого слова, которая радовалась приходу всегда ожидаемого доброго гостя в свой дом.
После свалившихся на семью несчастий заботу о младшей сестре Анастасии, которой было около 11, и брате Михаиле – он был на 3 года моложе, разделили с отцом старший брат Иван Тимофеевич и его жена. Иван Тимофеевич не пожелал заниматься крестьянским трудом в колхозе, а решил с молодой женой попытать счастья, не возделывая землю, а бороздя просторы вод. Устроился работать на водный транспорт в г.Касимове. Плавал по Оке и Волге на пароходе, был вначале смазочником, затем помощником механика. Заочно стал учиться в техникуме. Когда навигация заканчивалась, бывал дома, в Аргамакове.
Молодая семья, жена и дочка, младшие сестра и брат также стали ходить в навигацию, жили на борту парохода на вольном воздухе. Вначале семья плавала на пароходе под названием «Валерия Барсова», переименованным так в 1940 (по другим данным – в 1938) году в честь любимой оперной певицы «вождя народов». До того он назывался в честь знатной террористки-цареубийцы «Софья Перовская». Пароход был двухэтажный, пассажирский, «американского» типа. Построен был в 1897 году в Москве, на заводе Бромлея, имел мощность двигателей 360 л.с. и скорость хода 18 км/ч, брал на борт до 450 пассажиров или 100 тонн груза.
С 1900 года, он ходил по Вятке под именем «Москва» и «Бабушка», будучи в собственности судовладельца Т.Ф.Булычёва, с которой тому пришлось после революции расстаться. Пароход сгорел уже под именем «Чайка» в 1959 году в Саратове.
После «Валерии Барсовой» 21-летнего отца семейства перевели на буксир. Дочка Лида росла весёлой, бегала в сарафанчике по палубе парохода. Присматривать за ней, как водится, доверили подрастающей девочке – тёте и крёстной Насте (Асе). 12 лет – самый возраст для присмотра за маленькими детьми и приобщения к заботам взрослой жизни!
Однажды над нянькой решили подшутить и спрятали Лидочку. Ася, которая на минуту отвлеклась по своим делам, вспомнила про крестницу и кинулась её искать по кораблю. Нигде нет! Как потом она рассказывала, при взгляде на волны, которые могли поглотить Лиду, Ася успела подумать, может, и ей пора туда кинуться? Что же делать? Но «взрослые» за всем наблюдали и поспешили обрадовать няньку, вытащили Лидочку из тайника. Все были живы и здоровы! Шутка запомнилась на всю жизнь.
26 мая 1941-го Ивана Тимофеевича призвали в армию. В это время в стране были развёрнуты «Большие учебные сборы» для переобучения военнообязанных, прошедших ранее срочную службу, и пополнения различных воинских специальностей, младших командных должностей. Перестраиваемая Красная Армия остро нуждалась в дополнительных обученных кадрах. Не избежал призыва в армию Иван Тимофеевич, вероятно, имевший до того по каким-то основаниям отсрочки. Очередная навигация оказалась короткой. Уже после ухода мужа в армию у Александры Фёдоровны родился ещё один ребёнок, но он не прожил долго.
Через месяц началась война. На 22.06.1941 года 104-я стрелковая дивизия, в которой оказался Иван Тимофеевич, дислоцировалась в районе Лоухи, Кандалакша, Кестеньга. Она составляла второй эшелон армии, и уже совершала основными своими силами переход на Кандалакшское направление.
В это время 242-му стрелковому полку 104-й стрелковой дивизии, где был Иван Тимофеевич, было приказано выдвинуться на кестеньгское направление фронта. Полк занял в оборону на межозерном дефиле в 60 км от границы. Такое удаление объясняется тем, что ближе к границе не было выгодных для обороны рубежей. Его поддерживал 2-й дивизион 502-го гаубичного артиллерийского полка из состава 104-й дивизии. Государственную границу на участке 100 км прикрывал 72-й погранотряд войск НКВД (две заставы).
1 июля 1941 года части 3-й пехотной дивизии финнов атаковали заставы 72-го погранотряда. Основные усилия противник сосредоточивал вдоль единственной лесной дороги Куусам — Лоухи. Пограничники с тяжёлыми боями отходили на восток. С учётом состояния дорог и условий тундры финская группа продвигалась достаточно быстро.
8-9 июля передовые части финской группы «J» и боевое охранение 242-го полка (3-й батальон) впервые столкнулись в бою у Тунгозера. Посёлок на берегу озера имел то же название. 3-й батальон не выдержал первого удара и отошёл 10 июля к реке Софьянге, оставаясь в боевом охранении. Батальон по-прежнему занимал позиции перед основным рубежом обороны полка в районе высоты 173,7.
Основной рубеж сопротивления проходил по реке Софьянга между озерами Топозеро и Пяозеро на фронте около 15 километров. По тактическим нормам того времени подобный фронт обороны был под силу стрелковой дивизии. Оказывая сопротивление на промежуточных рубежах, подразделения полка изматывали врага, наносили ему немалые потери.
19-20 июля враг охватывал в оперативном окружении силы 2-го батальона полка, к исходу 20 июля подошёл к основному оборонительному рубежу 242-го стрелкового полка, продвинувшись за 20 дней на 60 км. Полк в течение десяти дней сдерживал натиск противника. Предпринятые противником попытки в двадцатых числах июля форсировать реку и захватить плацдарм успеха не дали. Понеся большие потери, финны были вынуждены прекратить атаки.
Для усиления своей группировки на кестеньгском направлении и развития достигнутого успеха германское командование перебросило с кандалакшского направления вначале часть 6-й горнопехотной дивизии СС «Норд», затем всю дивизию полностью и перенацелило авиацию. Создав превосходство сил, противник прорвал оборону полка, форсировал реку Софьянгу.
31 июля, после перегруппировки противник вновь перешёл в наступление. Ему удалось преодолеть реку Софьянгу, зацепиться за наш берег и захватить плацдарм глубиною 3–4 км. В последующие дни оборона полка была рассечена, и окружены некоторые его подразделения. Полк понёс большие потери. После 3-дневных тяжёлых боев полк по приказу командующего армией начал отход, оказывая упорное сопротивление на выгодных промежуточных рубежах. 5 августа 242 сп отошёл сначала в район Кестеньга, а затем на рубеж 20 км восточнее, избежав окружения на перешейке между Топозером и Саариярви 5-6 августа. На его усиление был переброшен из Мурманска 1087-й стрелковый полк. Но и с прибытием этого полка остановить наступление врага не удалось. Для повышения оперативности управления войсками все части на кестеньгском направлении 9 августа были объединены в 5-ю стрелковую бригаду.
При отходе 242-го стрелкового полка железнодорожная ветка Кестеньга — Лоухи оказалась неприкрытой, и противник силами до полка 11 августа вышел к ней в районе 34-го км. 5-я стрелковая бригада оказалась в окружении. Враг получил реальную возможность прорваться на станцию Лоухи и перерезать Кировскую железную дорогу. В сложившемся тяжёлом положении Ставка Верховного главнокомандования усилила 14-ю армию 88-й стрелковой дивизией, находившейся до того в районе Архангельска.
За двое суток 88-я стрелковая дивизия по недостроенной железной дороге была переброшена на станцию Лоухи и 15 августа с ходу вступила в бой.
Противник был остановлен. Наступательными действиями в течение сентября 88-я стрелковая дивизия и 5-я стрелковая бригада отбросили вражеские войска на 12–16 км. Финны начинали наступление силами более 10 тысяч человек, на 10 сентября осталось около 2 тысяч солдат и офицеров. 23 сентября обе стороны перешли к обороне.
242-й стрелковый полк в конце сентября был возвращён на кандалакшском направлении в свою 104-ю стрелковую дивизию, основные силы которой отступили к тому времени на «Верманский рубеж», восточнее Алакуртти.
Немецко-финские войска ценой огромных потерь продвинулись на кандалакшском направлении на глубину 70–75 км, на кестеньгском — на 80–90 км, не достигнув поставленных целей. Вследствие огромных потерь вражеские войска оказались не в состоянии продолжать наступление и вынуждены были перейти к обороне. Красная Армия держала там оборону при постоянном фронте до осени 1944 года. Впереди была сырая осень с хлябями, непролазной грязью и туманами.
А затем и первая холодная военная зима в суровых северных широтах, где тайга на каменистых сопках встречается с в лесотундрой.
В сопках, морозом выжженных,
Робкое сердце выстынет.
Только бесстрашный выживет,
Только могучий выстоит.
Русские, непокорные
Люди кремнёвой крепости,
Топчут вершины горные,
Белые от свирепости.
……………………..
В силах любого ворога
Встретить и побороть она,
Смуглая вся от пороха
Снежная наша Родина!
П.Н. Шубин. Заполярье.
О том, какой была для воинов 104-й сд вторая военная зима в конце 1942 года, вспоминает разведчик Ю.М.Демюр, воевавший в роте Михаила Григорьевского.
«В конце декабря 1942 года мы получили задание провести наблюдение за движением противника по дороге Куолаярви – Алакуртти. Сама по себе задача не ахти какая сложная, и Григорьевский, отобрав кроме меня ещё двенадцать человек, за двое суток закончил все приготовления. Мы рассчитывали за три-четыре дня выйти в немецкие тылы, провести наблюдение и к Новому году вернуться.
Конец ноября и весь декабрь 1942 года погода капризничала: то шли обильные снегопады, то вдруг наступала оттепель. Поэтому, когда наша группа вышла на задание, пришлось одолевать не только километры, но и мощные сугробы, незамёрзшие речушки, скользкие склоны сопок.
Первые двое суток мы шли открыто, не особенно опасаясь встретить врага, и хотя лыжи глубоко проваливались в снег, успели отмахать солидное расстояние.
На третий день начались осложнения. Пошёл густой мокрый снег, и наши маскировочные белые костюмы превратились в серые прилипающие к одежде балахоны, сильно стесняющие движения. Обессилев, мы раньше намеченного графика сделали привал на ночлег, надеясь, что на следующий день погода подарит хорошее скольжение и даст наверстать упущенное.
На ночлег мы обычно располагались засветло, выбрав место, удобное и для отдыха, и для обороны. Утаптывали снег валенками, делая ямы на три-четыре человека. На дно стелили еловые лапы слоем в 5-10 сантиметров, на них расстилали плащ-палатки и только тогда садились за еду, совмещая обед и ужин…
Подкрепившись и выставив часовых, мы ложились на дно снежных ям и с головой укрывались плащ-палатками…»
Уже в кисель раскисли полушубки
И стали стопудовыми пимы,
И грузных ног разбухшие обрубки
Передвигать уже не в силах мы.
Седьмые сутки длится эта мука.
У лошадей иссякла сила вся,
Они в сугробы падают без звука,
А мы идём. Ползём. Лежать нельзя!
Когда мороз ударил на рассвете,
И нестерпимо вызвездило высь,
И призраком неотвратимой смерти
В медвежьих далях сполохи зажглись,
И злые слёзы на ресницах наших
Гремели, как бубенчики, вися, —
То понял каждый из ещё шагавших,
Что жить нельзя. Но умереть нельзя!
П.Н.Шубин. В лапландских снегах.
Весну 1943 года Иван Тимофеевич встретил на том же «Верманском рубеже». Давно обустроенный быт, привычные места. Но враг по-прежнему обстреливал, смерть ходила рядом. Когда начинался очередной налёт, прятались в землянки, а на передней линии – в выложенные по брустверу камнем окопы, которые вгрызались в твёрдую породу.
26 мая было относительно спокойно, сидели с товарищами в землянке, Иван Тимофеевич наигрывал на гармошке. Сидевший рядом Пётр, который был из подмосковного Ногинска, вышел по нужде наружу. В это время внезапно начался обстрел, снаряд угодил прямым попаданием в землянку. Вышедшему Петру оторвало ногу, Иван Тимофеевич погиб.
Был похоронен на обустроенном за многие месяцы дивизионном кладбище в ближайших тылах, чуть восточнее «Верманского рубежа». На его месте в 1973 г. был возведён мемориал, нанесены фамилии многих воинов, но имени Ивана Тимофеевича Сенькова на них не оказалось. В 90-е годы новая дорога из Кандалакши в Алакуртти прошла южнее старой, в 300 метрах от которой, на 74-м км (бывшем 72-м км) и остался далёкий мемориал. Теперь до него непросто добраться, кругом тайга.
Источники
В боях за Советское Заполярье. Сост. А.И. Краснобаев, В.П.Загребин. Мурманск, Кн. изд-во, 1982.
Фото Михаила Грабовского.