Доброго дня и доброго всем здоровья!
Что бы мы делали без друзей-корреспондентов нашего сайта? Сегодня очередная находка от Виталия Филиппова. Продолжая изучать выпуски 1920-х годов рязанской губернской газеты «Рабочий клич», Виталий нашёл ещё одну заметку от октября 1922 года про Исады (о предыдущей см. здесь). Она проливает свет на послереволюционную судьбу нашего Белого дома, закрывает одно из «белых пятен». Становится понятней, как постепенно происходила экспроприация имения Кожиных, как переходил из рук в руки Белый дом, как он использовался новой властью.
Из статьи мы узнаём, что «летняя детская колония» уже третий год в 1922 году размещалась в Исадах (в Белом доме усадьбы Кожиных). Т.е. впервые она появилась там летом 1920 года. Любопытно, что мы можем сопоставить сообщение газетной заметки с литературными воспоминаниями о детских годах, проведённых в Исадах, Георгия Карловича Вагнера (внука В.Н.Кожина) — строками повести «Из глубины взываю».
«Конечно, в происходящих в стране исторических переменах мы, дети, ничего не понимали. Взрослые об этом, несомненно, говорили, но до нас их разговоры не доходили. Каков бы ни был дедушка, может быть, даже очень хорошим в мнении исадских крестьян, но ему грозила потеря всего имения. И это состоялось. Хорошо помню, как однажды (это было, кажется, в 1918 году) зазвонил в набат колокол усадебной церкви, около «красного» дома собралась толпа, и мы узнали, что пришла новая власть и нашей жизни в Исадах приходит конец. Это произошло не сразу. Сначала у дедушки отобрали «белый» дом и заселили его детьми погибших «коммунаров». Конечно, с этими детьми мы вскоре познакомились, даже вместе играли, научились нехорошим словам. Однажды за обеденным столом я произнес вслух одно из самых плохих слов, чем вызвал переполох. Отец выскочил из-за стола, погнался за мной (я, конечно, дал стрекача) вокруг дома, но я хорошо спрятался среди штабелей дров. Под плохим влиянием детей «коммунаров», которые, вероятно, уже прошли сквозь огонь, воду и медные трубы, у меня пробудился нездоровый интерес к деньгам. Мне они, конечно, не были нужны, но у меня их просили. И вот однажды я украл бумажные деньги из комода. Украл и спрятал их, зарыв в саду. Конечно, пропажа обнаружилась, я был изобличен и с позором наказан. Это ощущение позора гнетет меня до сих пор. Деньги-то были, как оказалось, не мамины и не папины, а нашей добрейшей няни Параши, к тому же — моей кормилицы (как мне говорили).
События развивались. Пришло время — отобрали и «красный» дом, и вообще все имение, предложив деду покинуть Исады. Он переехал в наш спасский дом. Дедушка был очень гордый, он вышел из дома за усадьбу в поле, на дорогу в Спасск, как бы на прогулку. Здесь его догнала тройка с любимым кучером Александром и… прощай, Исады.»
Выходит, «дети погибших коммунаров» были скорее всего беспризорниками из «Сушкинского детского городка» (дворец усадьбы Фон-Дервизов?) и детьми «водников» (работников речного судоходства). Детская беспризорность стала итогом Первой Мировой и в особенности Гражданской войны, когда прежние основы общества, в том числе отношения к детям-сиротам, были разрушены. Детская беспризорность достигла пика во время «войны с народом» (выражение Е.Евтушенко), к окончанию Гражданской войны. В 1921 — 1922 году она оценивается в 6-7 млн. детей, проживавших на улицах. Кто из их родителей был «погибшими коммунарами» — вопрос риторический. О «погибших коммунарах» газета молчит. Вероятно, они были сродни другим мифологическим персонажам новой власти.
Г.К.Вагнер не раз признавался, что слишком мало в детские и молодые годы обращал внимания на происходящие перемены в жизни его семьи и её членов, мало запоминал важных событий. Поэтому многие места его воспоминаний пунктирны и отнесены лишь приблизительно к какому-то промежутку времени. Теперь мы можем датировать описанное им время проживания «детей погибших коммунаров» в Белом доме, когда семья В.Н.Кожина ещё проживала в Красном доме в Исадах и не была его лишена. По всей вероятности, это лето 1920 года. Г.Вагнеру тогда было 11 лет, и описанный эпизод хорошо укладывается в рамки его возраста и событий. К тому времени дедушка Владимир Николаевич Кожин уже отсидел в 1918 году в спасской уездной тюрьме в качестве «заложника» во время крестьянских волнений против Советской власти и последовавшего за ними «красного террора». После освобождения из тюрьмы он, по сообщению Вагнера, некоторое время пожил в Спасске на съёмной квартире, приходя на обеды к дочери, в семью Вагнеров. Как мы видим, затем он вернулся в Исады и проживал там, по крайней мере до конца лета 1920 года (по-видимому, в Красном доме). Туда же к нему приезжали пожить дети с внуками.
Как развивались события изъятия кожинского имения по времени ясно ещё далеко не полностью, для этого требуется изучение архивных документов. Как мы помним из статьи об «исадских кладах», изъятие коллекций и библиотеки из усадьбы Кожиных началось в середине лета 1918 года. Видимо, к этому времени нужно отнести изъятие у них здания Белого дома. Затем, после добровольной передачи значительной части имущества, Владимир Николаевич сидел в тюрьме «заложником». Дочь Нина с мужем в то время бежали в Курск, откуда их волнами «белого движения» потом унесло вместе с отступающими белыми на Юг, после чего Нина, потеряв мужа, вернулась к отцу. А Владимир Николаевич после освобождения продолжал владеть Красным домом приблизительно до осени 1920 (или даже чуть позднее). Изъятие Красного дома произошло вскоре, т.к. с началом НЭПа (новой экономической политики Советского государства), вероятно, летом 1921 года, мы видим Владимира Николаевича уже проживающим в Спасске, когда сын Иван вместе с товарищами решает взять в аренду у новой власти свой же крахмальный завод под Муратово… Продолжаем исследование!
Большая благодарность Виталию Филиппову!
Летописец.