Поздравляем всех, кому дороги Исады и окрестности древнего села, 20 июля с очередным днём летописного рождения этого древнего места! Его имя появилось на страницах летописей в 1217 году и до сих пор с неотступным постоянством стучит к нам в окна, напоминает о себе. С достоинством так сообщает: «Это снова я, и это обо мне, и вот такое было. Люди, гордитесь предками, не забывайте их дела! Люди уходят, остаётся о них только память». В этом году тоже постучалось и не раз. В ближайшее время расскажем об открытиях давних тайн Исад.
А на улице жара и прекрасные воды Оки и Студенца манят прохладой и зыбью живительной влаги потомков «людей реки» (т.е. нас). Видимся только у воды, общения явно не хватает, вирус ликует, глядя на нас с экранов телевизоров. Но если, как многим кажется, в Исадах не происходит ничего примечательного, кроме отключений воды, вследствие прорывов ветхого трубопровода, то это только кажется. Мало, мало у нас средств общения при засилье всяческих соцсетей и прочих чатов! Или мало желания? Сообщить о многом некому.
Вот, к примеру, прошла 18 июля мимо Исад по Оке варяжская ладья с гребцами. А мы и не видели, когда? Не пристала к берегу рядом с древней дальней столичной пристанью. А мы могли бы встретить. Да и гребцы, сидевшие в ней, накануне слышали про Исады на Старой Рязани от руководителя археологической экспедиции РАН Игоря Юрьевича Стрикалова. 17 июля ладья муромских реконструкторов древнего судоходства из клуба «Вареж», избороздивших не одну тысячу водных миль, стояли на волнах у Старой Рязани и на следующий день начали свой поход на Муром вниз по реке.
В тот же день члены экспедиции, а также случайная экскурсия из Рязани (современной) столкнулись с войском 13 века, вышедшим с Ново-Ольгова городища к древней столице. На Старой Рязани у войска состоялся учебный бой с условным противником, сеча, и вот — усталая дружина исторического клуба «Белая рысь» («Музей ратной истории Москвы») спускается через древние ворота на городской посад, к лагерю археологической экспедиции… Да, знали бы — посмотрели, а может, и поучаствовали! Вот такой он, век информации.
Впереди князь, несколько всадников. За ними следует дружина…
Усталые ратники, обливаясь потом, спешат умыться прохладной водой в лагере… Не легки для войска летние походы… Зимой да осенью воевать куда сподручней!
Да на Устрани экспедиционная разведка собирает подъёмный материал на участках граждан. Помните наши сборы? (Кстати, мы их не закончили, а над изучением керамики работает Старорязансккая экспедиция.) Нынешняя цель — закрыть белое пятно в истории нашей округи, ответить на вопрос, когда появилась Устрань? Былые находки кладов ордынских монет — это самая древняя страница села или нет? Всего несколько дней работы разведки — и уже первые открытия. Найдена керамика 12 века и место, откуда село начиналось! Устрань появилась одновременно с Исадами! Граждане сознательные бывают приветливы и с пониманием пускают на свои драгоценные огороды. Но встречаются и несознательные или в бессознательном состоянии. Ответить на вопрос, зачем нужна историческая наука или зачем надо знать историю места, на котором ты живёшь — бывает трудно. А помощь не помешала бы. Кстати, глава администрации Кутуковского поселения и староста села относятся с чуткостью и содействуют донесению сведений до граждан.
О других событиях — позже. Кто захочет увидеться, вспомнит малиново-смородиновый чай над берегом Оки — пишите. Всех с праздником!
Первому ополчению с самого начала его создания необходимо было решать вопросы внутреннего обеспечения продовольствием, кормами, оружием, боеприпасами, содержания ратников, дворян, боярских детей и их семей. Поэтому изначально возникла потребность в государственных органах, ведавших делами распределения поместий, сбора налогов.
Одним из первых в ополчении появился Поместный приказ, распределявший, утверждавший земельные владения среди дворян, поместья являлись основой их содержания, жалования. Грамоты на владение ими появляются за подписью дьяков и Прокопия Ляпунова с начала апреля.1 Появляются с того же времени и документы ополчения, подведомственные Разрядному приказу, который ведал служебными назначениями на должности. Большинство дьяков и подьячих перебежало в приказы Первого ополчения из московского боярского правительства королевича Владислава в марте – апреле 1611 года, после московского восстания. На повальное бегство дьяков ссылался в своём апрельском указе король Сигизмунд, жаловались на их острую нехватку в Москве оставшиеся в ней дьяки.
В стане бывших сторонников Лжедмитрия II также ещё со времён тушинского «правительства» самозванца существовали свои дьяки, выпускавшие время от времени документы на сбор налогов или назначения должностных лиц на подвластных бывшим «тушинцам» землях. Такие документы появлялись в марте, июне 1611 года и были подписаны «боярином» Дмитрием Трубецким.
Все решения и письма Первого ополчения до конца мая подписывались единолично одним Ляпуновым.
Кроме вопросов внутреннего обеспечения ополчения, необходимо было удовлетворить множество требований, исходивших от различных военных сообществ. Ополчение составляли: служилое дворянство разных городов, многочисленные казацкие отряды, не связанные с городами, в том числе казаки Заруцкого, ранее стоявшие за воцарение Лжедмитрия II, а также третья сила — в неё входили стяжатели удачи и чинов из бывшего стана того же самозванца: дворяне, боярские дети, казаки Дмитрия Трубецкого. Чтобы управлять разноликим воинством ополчения, Прокопию Ляпунову необходимо было поделиться властью с этими силами.
Ополчению необходимо было также договориться о том, как будут приниматься решения, значимые для государственного устройства. Ведь поддержавшие Прокопия Ляпунова земли, пришли к тому, что теперь ополчение обязано управлять Московским государством. Правление польского королевича Владислава было признано обманным и незаконным. Но такие дела могли решаться только Земским собором, который созвать правильным образом было невозможно. Значительное количество земель находилось под властью иноземцев, церковный Освящённый собор был разогнан захватчиками, патриарх был в заточении, а Боярская дума, которая должна была одобрить состав Земского собора, состояла из предателей русского государства. Поэтому примерно в мае 1611 года для решения самых важных вопросов в ополчении было создано подобие воинского собрания, названное «Советом всей земли».
Приблизительно 22 мая, вероятно, по приговору «Совета всей земли» предводителями Первого ополчения были назначены три человека, которые должны были единодушно принимать решения от имени ополчения: единственный истинный его руководитель думный дворянин Прокопий Ляпунов (стал писаться в документах третьим по счёту, т.к. не получал высших чинов от самозванцев), тушинские «бояре» Дмитрий Трубецкой и Иван Заруцкий. Документом был установлен срок прибытия не позднее 25 мая на службу в Первое ополчение дворян и детей боярских из разных уездов. С марта 1611 года и до конца июля для документов ополчения использовалась только личная печать Прокопия Ляпунова.2
С самого начала июня 1611 года в разных частях Московского государства разгорались всё новые военные события, приносившие русским людям тяжёлые поражения.
Якоб Понтуссон Делагарди.
Недостаток сил у Первого ополчения для взятия Москвы и осада Сигизмундом Смоленска подбодрили шведов, которые давно были нацелены на присоединение к своему государству северо-западных русских земель. Ранее они захватывали приграничные крепости, надеялись получить часть земель по договорам о военной помощи, в которой нуждались московские цари. Теперь ослабление Московского государства, отсутствие правителя и гражданская война показывали, что пришло время взять желаемое силой. Шведский король Карл IX направил командующему своим экспедиционным корпусом Якобу Делагарди письма, предназначавшиеся для Московии и Новгородской земли, в которых обосновывалась необходимость вторжения шведов. Они были направлены получателям под Москвой и в Новгороде. 28 мая войско Якоба Делагарди, прежде помогавшего громить недругов царю Василию Шуйскому, двинулось к Новгороду.
Прокопий Ляпунов находился в сложном положении. К Москве в это время ожидалось приближение войска Яна Сапеги с добытыми продовольственными и прочими запасами. Ляпунов понимал, что Москву взять имеющимися силами невозможно. Помощь от Казани, Вятки и сибирских городов не приходила. Вольные казаки с Дона, Волги, других мест, несмотря на призывы, также почти не пришли к Москве. Необходимо было искать опору на третью силу, каковой уже становились недавно шведы. Снова нужна была военная помощь против Речи Посполитой. С другой стороны, Московии нужен будет новый царь. Выбор верховных правителей из династий других стран был в Европе вполне обычным делом. Для граждан было важно, чтобы сохранялись установленные законные порядки и бытовой уклад, церковная жизнь. Ещё в марте – апреле Якоб Делагарди предлагал Первому ополчению рассмотреть возведение на московский престол одного из двух шведских королевичей — Густава Адольфа или Карла Филиппа. Но тогда ни к чему не пришли. Как год назад возникла надежда на привлечение польской династии, так и теперь, летом 1611 года, самым приемлемым выходом из сложившегося положения стало обращение к династии шведской. По-видимому, такое решение принял «Совет всей земли», так как он уже был создан, а не лично Прокопий Ляпунов. Все решения принимались по единогласному утверждению трёх руководителей ополчения.
Чтобы предотвратить потерю русских земель на северо-западе и увеличить силы у Москвы, Прокопием Ляпуновым немедленно было отправлено для переговоров к Делагарди посольство, которое возглавлял воевода Василий Иванович Бутурлин. Он был близко знаком с Якобом Делагарди ещё по участию в совместных боевых действиях шведского корпуса с войском Михаила Скопина-Шуйского в 1609 – 1610 году. В него также вошли князь Иван Фёдорович Троекуров и воевода Борис Степанович Собакин.
2 июня 1611 года войско Делагарди подошло к Новгороду и встало лагерем у Хутынского монастыря. Оно состояло из 4150 шведских, финских, немецких наёмников. У новгородского воеводы Ивана Одоевского было под рукой чуть больше 2000 казаков, дворян, астраханских стрельцов, татар и монастырских слуг. Воинских людей для обороны города было достаточно, но городские укрепления были ветхими, артиллерии мало. Только после прихода шведской армии воеводы начали латать крепость. Не было даже внутренних лестниц, чтобы взойти защитникам на крепостную стену.
Последние часы обороны Смоленска. Михаил Шеин сдаётся полякам.
3 июня войска Сигизмунда III взяли Смоленск после 20 с половиной месяцев осады и непрерывных штурмов. К лету защитников города почти не осталось, но всё ещё держали крепость. Захватчики ворвались в город и устроили резню. Часть жителей укрылась в Мономаховом Успенском соборе, где хранились запасы пороха. Когда враги ворвались в собор и стали убивать людей, один из посадских людей подорвал пороховые запасы и оставил под развалинами собора вместе с обречёнными жителями многих захватчиков. Героический предводитель обороны города воевода Михаил Шеин с 15 ратниками и своей семьёй закрылся в одной из городских башен и отбивался, решив принять смерть. Гетман Жолкевский сообщал королю, что Шеин убил около 10 нападавших немцев. Только вняв мольбам семьи, он вышел из башни. Его тут же схватили и доставили к королю. Взбешённый почти двухлетним сопротивлением и понесёнными воинскими потерями Сигизмунд забыл о «кодексах чести» и прочих свойствах «рыцарства» в отношении пленных и подверг Шеина жестоким пыткам. Шеин остался не сломлен. Его и семью увезли в Польшу, где он был присоединён к высоким пленникам – бывшему царю Василию Шуйскому, Василию Голицыну, митрополиту Филарету (Романову) и другим членам Великого посольства. Сигизмунд освободил теперь себе дорогу к Москве. Но потерянные под Смоленском силы и неспокойные дела на родине, спустя несколько дней после взятия города, заставили его отказаться от похода к осаждённой Москве и уйти с войском в Польшу.
Прошла пара недель со времени, когда отряд Яна Сапеги, дождавшись выхода голодающего «подкрепления» из Кремля, ушёл от Москвы к Переславлю-Залесскому. Сапега решил, что небольшое столкновение у Тверских ворот с ополченцами Ляпунова, никак не может быть препятствием для продолжения игры, в которой он «пытается» наладить отношения с Ляпуновым и даже понуждать польское войско Гонсевского уйти из Москвы. Он собрал достаточно припасов для осаждённого королевского «рыцарства», нужно было думать, как обратно вернуться в Москву, которая теперь была полностью окружена ополчением. Лишние потери людей ему были не нужны. 4 июня 1611 года Сапега написал Прокопию Ляпунову письмо с «приятным и любезным к нему тщанием» и послал его с неким «паном Степаном». По-видимому, Сапега снова спрашивал Прокопия, что ему может перепасть, если он поспособствует изгнанию Гонсевского из Москвы. Ответа Яну Сапеге пришлось ждать достаточно долго, Прокопий не спешил, он был занят другими делами.
В Новгороде начались переговоры Бутурлина с Делагарди. Уже знали о взятии поляками Смоленска. Для удовлетворения требований шведской стороной оплаты военной помощи предполагалась возможность обсуждения передачи Швеции крепостей Ладога и Орешек. 6 июня, ссылаясь на новые указания из-под Москвы, Бутурлин предложил Делагарди назвать новгородские крепости, которые шведы готовы занять в обмен на немедленную помощь. Бутурлин вынужден был спешить, к Москве мог подойти не только Сапега, но и сам Сигизмунд из-под Смоленска. Такая установка для переговоров Бутурлина не понравилась новгородцам. Они также принимали в них участие и были возмущены возможной передачей части земель. Шведы требовали отдать одну крепость и большую денежную выплату. А новгородцы не могли с холодной головой оценить сложившейся для города и его земель угрозы. Между Василием Бутурлиным и новгородским воеводой Иваном Одоевским возникли распри. 8 июня со шведами договорились соблюдать перемирие на 14 дней для того, чтобы послать гонцов под Москву и в Стокгольм для согласования условий с руководством.3
15 июня Ян Сапега со своим войском вернулся к Москве. Видимо, только по этой причине он получил ответ. Именно в этот день, после долгого ожидания в канцелярии Сапеги отметили получение ответного письма Прокопия Ляпунова. Он ответил в самых любезных выражениях, что верит его уверениям в приятельстве и готовности освободить Московское государство от «злопагубного рыцарства» Гонсевского и предателей – московских бояр. Ляпунов пообещал Сапеге заплатить за его возможные услуги лишь тем, что они отберут из «скарба», что отняли «польские и литовские люди в Московском государстве неправым взятием». И, кроме того, предупредил Сапегу, что не велит до тех пор в Московском государстве «ни до чего жадному человеку коснуться», только когда придёт время вознаградить Сапегу за помощь, будет «оплачено седмицею».4
Ополченцы готовились к приходу Сапеги с припасами для осаждённых. Несмотря на то, что все укрепления Белого города были ими заняты, с юга, из Замоскворечья путь был почти открыт, т.к. стены Земляного города защищать не хватало численности людей. Видя уязвимость прямого подхода к Кремлю через Замоскворечье, Ляпунов распорядился о строительстве там дополнительно к первому острогу неподалёку второй. Остроги соединили глубоким рвом где-то около современного Толмачёвских переулков (Третьяковской галереи).
Войска Сапеги подошло к Москве с северо-востока, с того же направления, куда уходило. Увидев, что пробиться через Белый город будет трудно, было принято решение одним отрядом Руцкого обойти город и войти в Кремль через Замосковречье. Предварительно все собранные припасы были оставлены в обозе Сапеги. Как ни готовились ополченцы, их разведка сработала плохо, не заметив приближение неприятеля. Ров оказался самым слабым звеном в построенной цепи укреплений.
«Руцкий… обошел Девичий монастырь по Заречью, и нечаянно явился между Русскими острогами на рву, вовсе не зная о находившемся здесь укреплении. Москвитяне также не ожидали нападения с сей стороны, выскочили из рва и разбежались; наши немедленно слезли с коней, заровняли ров, перешли его без труда и пустились к нам чрез реку вплавь. Мы ждали их в воротах над рекою, готовые к битве и не впуская в замок, кинулись вместе в Белый город; Русские едва заметили наше наступательное движение, обратились в бегство, оставив в отнятых у нас воротах и башнях отряды для обороны».5
По-видимому, кремлёвский гарнизон сделал вылазку из Боровицких ворот Кремля и захватил Трёхсвятские ворота Белого города, дав возможность войти через них отряду Руцкого.
«На воротах Арбатских засело с полтораста Москвитян; мы взяли их штурмом… Таким образом мы снова овладели всею стеною. Мы заняли и Девичий монастырь, также оставленный Русскими».
Видимо, пали и Чертольские ворота, юго-западная часть стены Белого города с прилегающим Земляным городом и Новодевичьим монастырём вновь перешла к полякам.
Во время московских боёв, 16 июня в стан Первого ополчения прибыли послы от Делагарди.
23 июня, после длительных обсуждений, «Совет всей земли» принял решение о том, что сын шведского короля Густав Адольф достоин избрания русским царём. Соответствующий приговор Совета был подписан, и его копия отправлена в Новгород. На данный документ ещё несколько лет будут опираться русские и шведские власти, рассматривая возможное воцарение в Московии шведской династии.
29 июня в Москве умер Сапега, служивший королю за деньги, собранные московскими боярами с русских земель, но сохранявший своеволие до конца дней.
«… умер пан Caпегa в столице, после кратковременной болезни; войско, бывшее под начальством его… не хотело повиноваться ни нашему региментарю, ни кому-либо другому; занималось только набегами, ни с кем не делилось добычею, пропекало Москвитян сзади, и наживалось. Королю также не служило, исключая разве того времени, когда несколько недель стояло под Москвою, о чем вы уже знаете, и не смотря на то взяло платы за 11 четвертей. Тело пана Сапеги оно увезло с собою и отослано в Литву». 5
После принятия приговора о желании избрания на царство шведского королевича «Совет всей земли» приступил к принятию важнейшего документа, который потомки назовут «первой Конституцией России». 30 июня множеством участников ополчения, включая предводителей Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого, был подписан «Приговор всей земли», состоящий из 24 статей. В нём были установлены основы управления государством.
Закреплялся состав правительства в лице Дмитрия Трубецкого, Ивана Заруцкого и Прокопия Ляпунова. Эти лица могли быть переизбраны «всею Землёю» в случае плохого исполнения своих обязанностей. Правительство имело полномочия управлять всеми земскими, ратными и судебными делами.
Приговор устанавливал порядок распределения поместий, перераспределения ранее захваченных поместий в пользу необеспеченных лиц. Устанавливалось 6 основных приказов (министерств того времени), а также четверти (приказы, ведавшие отдельными местностями): Поместный, Большого дворца, Большого прихода, Разбойный, Земский, Большого разряда.
В отношении многочисленных казаков в ополчении устанавливалось, что, по их желанию, они также могут получать поместья и денежные оклады. Если казаки вольные и не хотят идти на службу государству, то таким должен был выдаваться хлебный корм и деньги. Предписывалось отнять у казаков «приставства» — самовольно захваченные для кормления города, волости и сёла и запрещался такой самовольный сбор «дани».
Поместный приказ. Миниатюра из книги XVII века.
Приговор устанавливал судебные правила, порядок работы Разбойного и Земского приказов, боярского суда трёх избранных руководителей.
Таможенные сборы и сборы за содержание кабаков также изымались из частных рук отдельных «бояр», все сборы отныне должен был осуществлять приказ Большого прихода. Подобным же образом устанавливался единый Поместный приказ и запрещение на раздачу поместий прежними учреждениями, раздававшими поместья и вотчины от лица отдельных «бояр».
В отношении переселённых дворянами и боярскими детьми в свои владения чужих крестьян и дворовых людей предписывалось таковых разыскивать и возвращать на прежние места жительства, к прежним помещикам.
Первыми после дьяков – составителей документ подписали «боярин» князь Дмитрий Трубецкой и Прокопий Ляпунов, за себя и за безграмотного «боярина» Ивана Заруцкого. Затем стояла подпись «не на Русском диалекте», подпись окольничего Артемия Измайлова, князя Ивана Голицына, Мирона Вельяминова, стольника Тимофея Измайлова, Ивана Шереметева, большого количества представителей разных городов и полков, стоявших под Москвой.
Приговор мало внимания уделял условиям пребывания в ополчении вольных казаков и «новых» казаков – бывших крестьян, дворовых, находившихся ранее в кабале (договоре служения за прежние долги или за содержание) у помещиков и бежавших от них. Приговор накладывал строгие запреты на их своевольные действия, к которым они привыкли, находясь на службе у Лжедмитрия II. Раньше, если не хватало жалованья или корма, они могли захватывать «приставства», обирать население, грабить. Что было делать вольным казакам при новых строгостях, если жалованья или корма вовремя не дали или его показалось мало, было не ясно. А строгости со стороны Прокопия Ляпунова вскоре последовали. Земство было настроено на полное прекращение грабежей со стороны казаков.
1 – Д.В.Лисейцев. Синтез управленческих структур I и II народных ополчений. // Смутное время и земские ополчения в начале XVII века. К 400-летию создания Первого ополчения под предводительством П.П.Ляпунова. Сб. тр. Всерос. науч. конф. Рязань, 2011, с.61-62. 2 – В.Д.Назаров. Первой ополчение // Большая Российская Энциклопедия // Т. 25. М., 2014. С.605-608. 3 – П.В.Седов. Захват Новгорода шведами в 1611 г. // Новгородский исторический сборник, Вып. 4 (14). СПб-Новгород. 1993. 4 – Н.Ю.Тюменцева, И.О.Тюменцев. Переписка сапежинцев с руководством Первого земского ополчения и П.Ляпунов в документах архива Я.Сапеги. // Смутное время и земские ополчения в начале XVII века. К 400-летию создания Первого ополчения под предводительством П.П.Ляпунова. Сб. тр. Всерос. науч. конф. Рязань, 2011, с.25-27. 5 – Дневник Маскевича 1594-1621 // Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Т. 1. СПб. 1859.
В день народного почитания всех трав, цветов, ращений, растительной силы в Исадах 20 июня прошло торжественное мероприятие, посвящённое грядущему завтра 80-летию начала Великой Отечественной войны. Вспомнили всех воевавших наших людей, погибших и выживших, вернувшихся с войны. Приехали с концертом друзья села и Исадской школы из Рязанского педагогического университета во главе с ректором А.И.Минаевым, профессорами университета. Студенческие коллективы показали прекрасные танцевальные выступления, исполняли замечательные песни, берущие за душу! Выступали вместе с ними и учащиеся Исадской школы. Явили силу духа и тела в показательных выступлениях постоянные участники наших торжественных встреч — ребята из спортивного объединения «Крутогор» во главе с С.П. Мельником. Всем — большая благодарность за выступления!
Директору Исадской школы Шарову Н.В. была передана модельная скульптура будущего памятника Прокопию Ляпунову работы скульптора Ильи Павловича Вьюева для хранения в школьном музее. Ждём от преподавателей школы широкой просветительской работы, которая бы знакомила учеников и гостей с делами и подвигом великого человека, Прокопия Ляпунова, начавшего освобождение страны от иноземных завоевателей, возродившего русскую государственность. Все неравнодушные люди были приглашены к участию в создании этого памятника. От всех участников встречи благодарим Илью Павловича, желаем выздоровления, восстановить силы и ждём в гости в Исады!
Давний друг нашего сайта иерей Вячеслав Савинцев защитил 18 июня кандидатскую диссертацию и получил учёную степень кандидата богословия. Защита прошла в Санкт-Петербургской Духовной Академии. Темой диссертационной работы была «Миссионерская деятельность Рязанской епархии среди старообрядцев во второй половине XIX – начале XX веков». Отец Вячеслав давно ведёт исследовательскую научную работу по старообрядчеству. Многие из его статей есть на нашем сайте.
Как сообщает сайт академии, «после вступительного слова соискателя выступил его научный руководитель: кандидат богословия, доцент кафедры церковной истории Санкт-Петербургской Духовной Академии — Д. А. Карпук. Затем был зачитан отзыв ведущей организации о работе. Оппонировали соискателю доктор исторических наук, заведующий отделом этнографии народов Северо-Запада и Прибалтики Российского этнографического музея — О. М. Фишман — и доктор философских наук, доцент кафедры философии человека Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена — К. Я. Кожурин».
Поздравляем отца Вячеслава с учёной степенью! Желаем новых открытий! Ждём скорой защиты второй степени, на этот раз светской, в области истории. И ждём в гости!
Май 1611 года прошёл для Первого ополчения в тяжёлых боях на подступах к Москве и на её городских укреплениях (см. ранее об апрельских событиях). К Москве продвинулась ещё одна сила, которую Прокопий Ляпунов долгое время пытался связать переговорами и удерживать от перехода в стан врага – гетман Сапега. Его отряд, по польским оценкам, составлял до 2000 всадников. Приблизился момент истины, который явил сам Сапега. Ему нужны были деньги для своего войска, нужно было определить, от кого их можно получить, и не потерять всё в будущем. Выбор был таким. Сапега шёл к Москве, чтобы оценить силы обороняющегося польского контингента и осаждающего город ополчения Ляпунова. Понимая эти цели Яна Сапеги, становятся ясными и его дальнейшие действия. Если опираться только на русские или польские письменные источники о майских боях у стен Москвы, участии Сапеги, разобраться в них будет непросто. Истинный ход событий проясняется лишь при сопоставлении рассказов обеих сторон.
Сапега к началу мая подошёл с войском из Мосальска к Можайску. Прокопий Ляпунов направил в Можайск посольство, желая прояснить намерения несостоявшегося союзника. Получив от возвратившихся послов заверения, что Сапега идёт «с добрыми намерениями», Ляпунов выслал в сторону Сапеги более представительное посольство из «знатнейших бояр». Встреча состоялась в Больших Вязёмах (в 40 км от Москвы), в Иоанно-Богословском монастыре. Там располагался бывший дворец Бориса Годунова, который облюбовал в качестве загородного во времена своего правления Лжедмитрий I. Бояре, видимо, получили уверения от Сапеги, что он идёт на помощь ополчению. Но Ляпунов не питал доверия к словам гетмана и в ожидании подхода Сапеги к Москве предусмотрительно укрепил свой лагерь «острогом и глубоким рвом с частоколом». [1]
Расположение сил Первого ополчения, войска Сапеги и атака королевских хоругвей Гонсевского 14 мая 1611 года.
10 мая «Сапега подступил к столице, и не переходя Москвы реки, стал лагерем на возвышении между Девичьим и Симоновым монастырями», при этом с польским гарнизоном в городе связь не стал устанавливать. Поляки во главе с Гонсевским были насторожены таким поведением не менее Ляпунова. Войско Сапеги встало в Замоскворечье, приблизительно на подступах к Донскому и Данилову монастырям. Гетман сразу связался с Прокопием Ляпуновым («начальниками» ополчения). Уровень доверия сторон был таков, что они решили перед переговорами сначала обменяться заложниками, чтобы застраховать жизни послов. Переговоры ни к чему не привели, и заложников по их окончании друг другу вернули. Наладил связь с Сапегой и Гонсевский из Кремля. Видимо, он тоже ничего не смог быстро предложить без позволения короля и не получил никаких обещаний Сапеги в ответ.
14 мая польский гарнизон Москвы решил проверить, для чего пришёл Сапега и возник ли между ним и ополчением Ляпунова союз. С ночи поляки подготовили в засаде в замоскворецких кварталах Земляного города несколько конных хоругвей. Накануне они передали Сапеге о готовящейся вылазке, но не пригласили их поддержать.
В Замоскворечье ополчение занимало городские укрепления, как и в других местах присутствия. Стены Земляного города со рвом, сооружённые в 1591 г., после крымского набега, здесь были особенно сильно защищены рядом выдвинутых вперед деревянных и земляных бастионов. Русские были полностью уверены, что Сапега будет участвовать в боях на стороне королевских войск. Эта уверенность не исчезла и спустя годы, когда «Новый летописец» повествовал о сражении в Замоскворечье. Польский источник, напротив, утверждает, что Сапега поддерживал ополчение, не ввязываясь в бой, дважды во время боя предупреждал королевские войска, чтобы они прекратили битву против московитов и уходили. Но его действия после боя не оставляют сомнений — Сапега лишь издали наблюдал за происходившим, оценивал силы сторон.
Дворянская конница.
Польские хоругви утром 14 мая внезапно напали на ополченцев где-то в местах укреплений, шедших по валу Земляного города, вероятно, просочившись сквозь Калужские, Серпуховские и Фроловские ворота. Полностью неожиданным нападение не было, т.к. враги были встречены дворянской конницей. Натиск несокрушимой польской тяжёлой кавалерии конница ополчения не выдержала и была смята. Но позади неё засела пехота в неких каменных укреплениях («садоладовнях») и рядом с ними, во рву. Пехота стала задерживать, отсекать хоругви от отступавших. «Три роты литовских людей пробилися сквозь пехоту и топташа до реки Москвы…» [2] Но «пешие люди» сделали своё дело, одна рота была полностью уничтожена, потери понесли и две других. Не пытаясь догнать отступившую конницу, роты повернулись, чтобы разбить пехоту. Но ей удалось «отсидеться» в укреплениях, нанеся урон нападавшим. Поляки отступили. Бой произошёл «напротив Лужников», позднее их называли Малыми Лужниками — луговины вдоль берега реки, на месте современного парка «Музеон». «Напротив Лужников» было широкое открытое поле, которое простиралось от укреплений Земляного города в сторону Донского монастыря. Сегодня на месте битвы расположен Парк культуры имени Горького. Год спустя, в августе 1612 года, на том же месте, у Лужников, будут стоять остатки Первого ополчения Дмитрия Трубецкого, наблюдая за действиями Отрядов Второго ополчения Пожарского, а затем всё же переправятся через реку и помогут разбить гетмана Ходкевича. Так состоится непростой союз двух ополчений, освободивших Москву от захватчиков. Второму ополчению и его предводителям суждено будет прогреметь славой в бронзе и прочих цветных металлах, дела Первого ополчения и само имя Прокопия Ляпунова будет стёрто со страниц учебников истории, как будто их никогда не бывало.
Во время прорыва польской кавалерии в тыл фланг отступавшей дворянской конницы московитов был подставлен «под нос» Сапеге, боевые порядки которого были выстроены в сторону битвы. Но тот не стал добивать русских. Хоругви же, по сообщению польского источника, были уже «победителями» и желали полностью разгромить русские силы. Но… по какой-то причине бой был очень длительным. Причиной, не позволившей довершить разгром, поляками были названы «предупреждения» со стороны Сапеги, из-за которых польские конники решили повернуть и отступать в Кремль «победителями». Впрочем, дальнейший польский рассказ приводит странные подробности «победного отступления». Многочисленный неприятель сильно напирал, ослабело крыло, в котором находился некий пан Зенкович, им пришлось бежать… На пути попалось болото (местность напротив Кремля по правому берегу реки Москвы, на его месте современная Болотная площадь), конь увяз, Зенкович бежал пешим, ему уже накинули петлю на шею, но товарищи успели отбить пана.
В польском стане ходили слухи, что Сапега вёл себя так, надеясь получить из рук московитов царский трон. Но, поняв, что «грубый Москаль ни на что не подавался», решил присоединиться к королевским силам. Такое желание со стороны Сапеги было бы достаточно странным, учитывая известные ему предыдущие события Смуты, личности выдвигавшихся московских правителей и своё, Яна Сапеги, далеко не королевское происхождение. Русские могли принять на трон только представителя царской, королевской династии, родственника таковой или, по крайней мере, самозванца, выдававшего себя за представителя таковой династии. Сапега увидел у Лужников то, что хотел, и после «победного отступления» непобедимых хоругвей продолжил переговоры с начальником московского королевского гарнизона Гонсевским. На переговорах пришли к выводу, что истребить Первое ополчение имеющимися силами невозможно, а московский гарнизон сильно нуждается в продовольствии из-за осады. Нужно было направить сильный отряд для добычи пропитания людям и корма коням. Как раз для этого Гонсевскому подходила помощь Сапеги. Видимо, он готов был платить. Как бы то ни было, после боя при Лужниках Сапега присоединился к королевским войскам. Королю Сигизмунду под Смоленск было послано известие, что Сапега теперь служит королю и нуждается в оплате, также сообщалось, что «аванс» в размере 1000 рублей от Гонсевского был ранее уже выслан Сапеге, но по дороге перехвачен вместе с гонцом «шишами» (стражниками неприятеля или разбойниками), поэтому надо выплатить ещё 3000. Письмо, в отличие от аванса, было быстро доставлено под осаждённый Смоленск, и 20 мая Сигизмунд из своей ставки уже написал повеление Гонсевскому выделить нужные деньги из московской казны. [3] Продовольствие намечено было добывать в направлении Переславля-Залесского.
Об исходе переговоров Сапеги с Гонсевским наверняка узнали и в ополчении.
17 мая отряд Сапеги начал подготовительный обход Москвы, чтобы выйти на дорогу к Переславлю. К нему должны были присоединиться силы из Москвы. С восточной стороны Сапеге город обойти было невозможно, т.к. там располагались основные силы ополчения. И московскому отряду от Гонсевского пришлось бы пробиваться на соединение с Сапегой из Никитских ворот севернее Москвы в одиночку. Сапега обошёл город с запада и подошёл к острожку у «пограничных» Тверских ворот, отряд ополчения выдвинулся навстречу. В течение дня шёл бой в Гонной слободе, принесший обоюдные потери.
21 мая Сапега приступил к выполнению поручения Гонсевского по добыче припасов в глубинных землях Московии, заодно опустошая её огнём и мечом, чтобы «пробудить в Русских сострадание к родине» и отвести от Москвы для защиты своих городов. Но, как показали дальнейшие события, русская любовь к родине направляла их мысли не к защите своих домов, а к освобождению столицы своего государства. Вместе с 2000 людей Сапеги в поход к Переславлю-Залесскому было отправлено из Москвы 1500 от польских войск под началом Руцкого (по русским данным, Косяковского), также от русских боярской думой был послан князь Григорий Ромодановский. Ополчение выслало вслед за ними, на защиту переславских земель отряды князя Петра Владимировича Бахтеярова и Андрея Просовецкого. Просовецкий шёл защищать земли, окормлявшие его в то время. Противники столкнулись под Александровой Слободой. Бахтеяров и Просовецкий были разбиты и отошли к Переславлю. Александровский отрог (крепость) была взята сапежинцами (ранее – Братошинский острог), после чего Сапега пошёл к Переславлю. Ополченцы затворились в городе и многочисленные попытки его взять сапежинцам не удались. Сапега встал лагерем у города и послал мелкие отряды добывать продовольствие.
24 мая Гонсевский в Москве узнал, что на помощь ему из Речи Посполитой выступил отряд гетмана Ходкевича, который находился в то время на границе, у Печор, недалеко от Пскова.
«Эта весть так обрадовала нас, что наши вздумали звонить во все колокола, коих в Москве множество, с пушечною и ружейною пальбою, и тем обнаружили свое бессилие: по удалении челяди, нас не много являлось на стенах, да и выстрелы были редки. Неприятель заметил нашу слабость, и в ту же ночь, лишь только умолкло наше ликование, за час до рассвета, пошел на приступ». [1]
Любопытно, что за описанием польским источником «слабости» гарнизона, якобы повлекшей нападение ополченцев, следует рассказ о величине подразделения, оборонявшего стратегическую точку польской обороны – Круглую угловую башню («что на Васильевском лужку») в стене Белого города. Башня располагалась между стеной Китай-города и Яузскими воротами, у реки. Её занимали целых 400 польских всадников! Башня была ключом обороны поляков против сил ополчения, т.к. соединялась ходом по стене с Китай-городом и глубоко вдавалась вперёд, давая возможность флангового обстрела наступающих на Китай-город. Утром 24 мая стремительным броском ополченцев башня была захвачена вместе с орудиями, порохом и ядрами. Тут же у китайгородской стены появился комендант Гонсевский и стал убеждать роту Млоцкого вернуть важную башню.
«…охотно и решительно, с одними саблями в руках, бросились по стене на Русских; путь был так тесен, что едва двое могли идти рядом: наши добрались до башни, изрубили засевших врагов и овладели ею, захватив сверх того несколько бочонков неприятельского пороха…»
Контратака удалась ценой некоторых потерь. Нужно отметить, что успешно захваченный «неприятельский порох» совсем недавно был польским.
Потеряв важную башню и понеся потери при попытке взятия Китай-города, отряды ополчения перешли к захвату других укреплений Белого города, остававшихся за поляками.
«Хоругви спешат выстроиться, а в каждой не более 20, много 30 человек. Посылаем за доспехами и тут же вооружаемся; но теперь поздно. Неприятель уже везде, на воротах, на башнях; мы бежим в крепость, преследуемые бесчисленным множеством до самых ворот Кремлевских. Кто не успевал попасть с нами в крепость, оставался в руках врагов».
Следующий удар ополчения был направлен от Тверских ворот в сторону «пограничных» по стене Белого города Никитских. Первым был взят острожок у Козьего болотца (ныне Патриаршие пруды), защищавшийся немецкими наёмниками. Следующими были взяты Никитские ворота, которые обороняли 3 сотни немцев. Большое количество наёмников было убито.
В числе прочих, видимо, были взяты «менее укреплённые» Арбатские и Чертольские ворота.
Крайняя угловая с юго-западной стороны Белого города каменная Алексеевская башня (неподалёку от нынешнего храма Христа Спасителя) была самой высокой, четырёхярусной, она называлась также «пятиглавой». Её защищало 300 человек польской пехоты Граевского. Нижний ярус башни был наполнен гранатами и зажигательными припасами, внизу ее было открытое отверстие, наподобие ворот. Русские подожгли этот арсенал двумя зажигательными стрелами, башня заполыхала. Некоторым защитникам удавалось спуститься по верёвкам вниз, они попадали в руки ополченцев, другие сгорели заживо. Башня была захвачена, за ней и Трёхсвятские ворота. Побито было множество «литовских людей».
Вся стена Белого города была освобождена от польско-литовских захватчиков и их наёмников. За её пределами, в Земляном городе, оставался только сильный узел сопротивления в стенах Новодевичьего монастыря, где находились две роты казаков под началом Глаского и Оршанского, 200 немецких наемников и 300 «московских немцев» — жителей столицы, принявших сторону поляков.
Со стороны Замоскворечья в те дни ополченцами был сделан при каменной церкви острог, из которого пушками обстреливался Кремль и прилегающая местность.
30 мая ополчение приступило к освобождению Новодевичьего монастыря. Польский источник сообщает, что после «нескольких выстрелов» сдались «московские немцы». О том, как сдались «литовские люди» и прочие наёмники, он стыдливо умалчивает. Остатки королевского войска Гонсевского оказались к концу мая 1611 года блокированы со всех сторон в Кремле и Китай-городе.
1 – Дневник Маскевича 1594-1621 // Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Т. 1. СПб. 1859. 2 – ПСРЛ, Т. 14/1, Новый летописец, СПб., Тип. М. А. Александрова, 1910, с. 109-112. 3 – СГГИД, ч.2, Москва, 1819, с.543 (№257).
Водомерный пост у Исад. Фото из архива Кожиных (ок.1916г.).
Продолжаем нашу повесть о реке Оке и её речниках, которую оживил воспоминаниями Сергей Петров из Срезнево.
О взрывных работах по прокладке нового русла у Исад (Прорвы).
О взрывных работах на Прорве Цепляева Мария Егоровна 1928 г.р. уточняет, что это точно было до войны. Она была небольшая. Дело было летом. Детей гоняли подальше от реки. Взрывы производили где-то в районе места, где потом паром ходил. Если опираться на газетную статью 1934 о работах, то всё сходится. В 1934 году ей было 6 лет.
Баржи («гусяны»?) и колёсные пароходы-тягачи на Оке около с.Муратово. Фото из архива Кожиных (ок.1916 г.).
О плотине на северном русле, у Федосеевой Пустыни (от Сергея).
«Брат, 1952 года, вспоминает следующее. Примерно в 1960 году нашему отцу поступило распоряжение из Рязани, из участка, чтобы водники на самоходке (на «Путейском») шли к плотине и помогли с буксировкой баржи с бутовым камнем. У тамошнего буксира возникли какие-то неполадки. Мой брат увязался с отцом. Он думает, что это 1960-1961 год. Он вроде бы уже ходил в школу. Если бы он был младше вряд ли бы отец его взял с собой. Меня он тоже до школы на вахту с собой не брал. То ли это был какой-то ремонт плотины или её достраивали ещё, он не помнит».
Воспоминания о речниках от исадских жителей.
Видимо, в первые послевоенные годы в речниках работал Угадчиков Иван. Позднее его сын Угадчиков Василий Иванович вместе с Игониным Дмитрием, о которых рассказал Сергей Петров. Они зажигали бакены на Оке.
Угадчиков Василий Иванович.
О Василии Ивановиче удалось разузнать от его дочери Валентины, которая прислала его военный билет с подробным описанием трудового пути. Родился он в 1931 году в Исадах. Окончил школу-семилетку, вероятно, Кутуковскую, примерно в первые послевоенные годы. По-видимому, до 1955 служил в армии (не уточнено). После демобилизации пошёл по отцовским стопам в речники, был принят постовым рабочим обстановочного участка №6 в самом конце 1955 г. А с апреля 1956-го назначен на такую же должность на обстановочный участок №4. После окончания навигации ушёл в отпуск, из которого весной 1957 г. решил не выходить и уволился (причина не ясна). В октябре того же года вновь поступил на прежнее место работы, но, проработав полтора месяца, снова получил межнавигационный отпуск. Чем-то важным занимался Василий Иванович с поздней осени 1956-го до апреля 1958-го… В межнавигационные отпуска руководство отпускало речников ежегодно. В начале навигации 1960 года Василий Иванович был назначен помощником мастера – помощником «старшины катера» обстановочного участка №3.
Примерно в это время выбрал себе супругу Анну Васильевну и женился. Во время работы закончил школу-десятилетку (вечернюю? рабочую?) в 1962 году. Получил специальность токаря. В навигацию 1964 года был переведён мастером пути – помощником старшины катера снова на свой прежний участок №4.
Затем поступил во Всесоюзный заочный техникум речного транспорта и в 1967 году его закончил по специальности техника – электромеханика, в конце навигации того же года окончательно уволился с речной работы. В 1970 году вступил в КПСС.
Валентина Васильевна рассказывает об отце.
«Мой отец Василий Иванович Угадчиков работал на Оке до 1967 года. Ездил на велосипеде до Санского, там у них был какой-то пост. Он заканчивал техникум речного пароходства в Мытищах.
Отец рассказывал, однажды после половодья ставили бакены, по берегам обновляли водные знаки и заодно рыбку ловили. И в сети попался лось, запутался, пришлось с катера снимать шлюпку, тянуть сеть к Дегтянке, прыгать в ещё холодную воду, рискую здоровьем, разрезать сети и освобождать «пленника».
— Вот и порыбачили, — так заканчивал рассказ отец».
Василий Иванович обладал здоровым чувством юмора и добродушием. Однажды бедно жившая, но шустрая, соседка была застигнута врасплох. Жена Анна Васильевна увидела, как соседка подворовывала наколотые дрова из их поленницы. Обратилась к мужу:
— Пойди, выйди!
Тот спокойно посмотрел в окно и сказал:
— Не, не пойду…
— Дрова-то наши!
— Может, ей нужнее…
Немного о напарнике Василия Угадчикова. Игонин Дмитрий (отчество пока уточнить не удалось, вероятно, Дмитрий Миронович, 1908 г.р., ветеран войны, который был призван Спасским РВК в числе самых первых 24.06.1941?) — отец гармониста Юры («Белого»), так звали его сына сверстники.
Дмитрий Игонин работал речником, у него была лодка широкая, с мотором посередине. Вечером ездил зажигать бакены примерно под Киструс (к пристани Киструс, которая была на правом берегу?) и вниз по течению (до Муратово?). А утром так же ездил тушить огни.
Дмитрий Игонин жил в доме на Шатрище (историческая часть Исад, ныне улица Шатрищенская). Вспомнил его один из мальчишек, старшие товарищи которого залезали к Игониным в сад за яблоками. Воспоминания относятся примерно к 1961 году. Игонины собирали урожай яблок и, видно, ушли с сада домой на обед. Мальчишки наблюдали за этим из засады в Березнике (овраг с северной стороны Шатрища), воспользовались отсутствием хозяев, залезли в сад и набрали яблок, сколько захотели. Вернувшимся хозяевам по оставленным следам стало понятно, что без них «на саду» побывали. А мальчишки, съев все яблоки, захотели ещё, потеряли бдительность и пренебрегли разведкой, полезли снова. Здесь их встретил хозяин с колом наперевес…
Стадо коров переплывает Оку около Исад (Протечная) с острова. Вдалеке — один из «толкачей» под именем «Речной» (с номером), толкающий перед собой баржи.
Стадо коров, которое держали деревенские жители, в те времена насчитывало более 200 голов в Исадах, такой же величины было стало аргамаковское. Им не было места для выпаса на Болоте, сразу за исадскими и аргамаковскими огородами. Прилегающая к сёлам часть окской поймы была занята колхозными посевами кукурузы, посадками огурцов и прочих культур. Пастбище колхоз выделял только за рекой, между северным и южным руслами, на острове. Коровы плавали всем стадом утром на остров, а вечером обратно и шли по домам. Многие люди, не знавшие приокской жизни и наших обычаев, не верили и не верят нынче, что такое могло быть. Что коровы умеют плавать да ещё делают это добровольно. Но есть документальные снимки, с ними не поспоришь. Первой в воду заходила обычно старая корова – вожак стада. За ней – её «заместители», тоже опытные коровы, а потом и всё остальное стадо. Некоторые хозяева считали, что утренней и вечерней дойки при обилии молока их коровам недостаточно, и переезжали реку для обедней дойки. Дмитрия Игонин перевозил женщин в луг на дойку коров. В один из таких превозов лодка попала под баржу. Он утонул вместе с одной из женщин с Красного Яра.
Сейчас в бывший дом Юрия Игонина приезжает с семьёй его двоюродная племянница Беляева Валентина.
Сиротин Николай Фёдорович.
Ещё один речник, которого вспомнил Сергей Петров, проживал недалеко от Игониных, на одной улице, на Шатрище. Сиротин Николай Фёдорович (1915 – 1967). Его дочь Серафима Николаевна проживает сейчас в бывшем доме нашего Героя Советского Союза Василия Игонина.
Жена Николая Фёдоровича Анастасия бывала в доме Сергея Петрова, когда приходила на праздники в Срезнево в церковь в 1960-70-е годы. По всей округе тогда церкви были закрыты советской властью. Все жители в праздники шли пешком, ехали на телегах в срезневскую церковь, которая никогда не закрывалась. Вереницы людей тянулись на несколько километров по пути в Срезнево и обратно.
Наш рассказчик, уроженец Срезнево, Сергей Петров вспоминает.
«Раньше люди в деревнях, селениях больше общались. Где-то по работе, где-то по другим каким-то вещам. В церковь к нам на праздники народа много приходило с вашей стороны. Села большие, не как наше. А у меня матушка на клиросе пела, много с кем знакома была».
Сергей из потомственных речников. Отец 1928 года рождения работал в водниках с 1946 года и по 1976. Мать Мария Петровна, 1925 г.р., работала бакенщицей с войны, но не очень долго. Детьми надо было заниматься. Дед по материнской линии Пётр Иванович Петров, 1896 года рождения, в бакенщиках был после революции и до 1960 г.
Помнят исадские жители двух речников Пронкиных. На перекате под Красным Яром работал дед Илья Пронкин и его родственник Алексей Пронкин (также с Шатрища). Они ставили бакены и зажигали их.
Про речников – уроженцев с. Фатьяновки.
По словам Сергея Петрова, в Срезнево в водниках работал Евгений Мишкин из Фатьяновки. В памяти осталось, что Евгений Мишкин на войне трижды горел в танке.
«У него были ожоги по всему телу, но очень сильно обожженные ноги, в язвах. Я уже писал, что брату это сильно врезалось в память. У него был ещё младший брат Анатолий, у которого жена учительница. Я уже упоминал, что судьба Евгения не унималась и продолжала его проверять на прочность. История такая. Он что-то делал в машинном отделении самоходки (возможно, мотористом был, брат не помнит). Скорее всего, это было осенью, потому что было холодно. В самоходке отопление водяное, установлен твердотопливный котёл. В одну из предыдущих смен, а они работали по суточному графику, слили воду из системы отопления и перекрыли кран на расширительный бак. Может, что-то ремонтировали, сейчас это уже не вспомнить. Опять же не записали это в вахтенный журнал или не прочли при заступлении на смену. Только вот затопили котёл, он разогрелся и взорвался. Евгения опять обожгло паром и оглушило. Вот такие испытания».
Удалось уточнить на Фатьяновке о Евгении Мишкине. Он был фронтовик, ноги на самом деле после войны не заживали, постоянно открывались раны. Попал на войну совсем молодым, 1926 года рождения, воевал с 1944-го. Но ноги его были повреждены не в танке. Он был пехотинец, не танкист. Получил тяжёлое осколочное ранение обеих ног. В 1946 году за войну ему был вручён орден Славы III степени. Был жив ещё в 1985 году, т.к. получил тогда юбилейный орден Отечественной войны I степени.
Также среди фатьяновцев вспомнили старожилы речников Милюкова и Полетайкина.
У пристани «Исады».
Среди исадских «водников» надо вспомнить и начальников пристани «Исады», нашего любимого места для купания поблизости с ней и ныряния с её крыши и других частей. И то, и другое строго запрещалось правилами, о которых гласила несколько не по-русски написанная доска, висевшая на пристани: «Нырять и купаться с пристани запрещено!» Одной из главных забот начальников пристани Кленина, а затем Дмитрия Исаева, был разгон в летнее время с пристани молодёжи и детей, желавших приобщиться к водному отдыху, экстремальным развлечениям и загоранию на её крыше (с последующим нырянием оттуда). Но начальники не могли выдержать нахождение на рабочем месте столько, сколько готовы были посвятить общению с водой и солнцем молодёжь, и уходили домой. Приходили только к прибытию водных судов: «Ракеты» на подводных крыльях, тупоносой «Зари», «катера» (речной катер типа «Москвич»). Странно, что при столь продолжительной части жизни, проведённой многими из нас у пристани, её хороших фотографий почти не осталось… Пристань «Исады» стояла примерно в 250 м севернее паромной переправы на исадской Прорве и южнее устья речки Лазорской.
Пристань «Новый Киструс». 4 июня 1963 г. Фото с сайта «Водный транспорт». Колёсный буксир «Федор Полетаев» у пристани «Новый Киструс». 1968 год.
А пароходы, приходившие по регулярным рейсам из Москвы и на Москву где-то до конца 1970-х, насколько помнится, к маленькой исадской пристани никогда не причаливали. Они подходили только к большой «кутуковской» пристани, стоявшей выше по течению, у леса Сосёнки, где река разделялась на северное и южное (Прорву) русла. По странной логике, пристань носила на себе табличку с названием «Новый Киструс», хотя село Киструс находилось за рекой, на левом берегу Старицы, а пристань стояла у правого. Её хорошие фото более раннего времени сохранились в архивах некоторых речников, на сайтах о водном транспорте.
Паромная переправа в Исадах.
Говоря о людях, работавших в водном транспорте, нужно сказать и о тех, кто работал в колхозе на участке исадской паромной переправы.
Ерхов Иван Иванович.
Изначально паром для переправы тянули руками за трос, протянутый по дну реки от берега до берега. Затем стали использовать маленький катерок, который тянул паром за трос. Катером управляли в 1970-е Фурмин Иван Николаевич и Ерхов Иван Иванович.
В начале 1980-х аргамаковский «кулибин» Николай Тулейкин установил на пароме на раму трактор «Владимирец», на место одного из снятых колёс он поставил самодельное колесо с зацепами для протягивания троса и соорудил таким образом самоходную лебёдку, тянувшую паром. Его жена Лидия Михайловна Тулейкина была медработником и помогала многим людям, часто спасала их жизни. Тракторная конструкция на пароме была удачной. После отладки она действовала долгое время, до самого упразднения парома. В редких случаях, когда выходил из строя трактор, доводилось видеть, как паромщики брали в руки особые зацепы и тянули трос руками, как делали это в доисторические времена.
Кроме тракториста-машиниста (а ранее – машиниста катерка), на пароме работали 1 – 2 «чальщика». На «быках» причальных мостков были закреплённые одним концам канаты, второй конец висел на «быке». При подходе парома к мосткам наиболее проворный и опытный «чальщик» хватал свободный конец каната, набрасывал канат на паромный кнехт (металлическая стойка), быстро притягивал как можно ближе канатом паром и закидывал несколько петель каната на кнехт. Надо было успеть закинуть петли, пока паром не оттолкнулся от мостков и не отскочил под силой инерции. Второй «чальщик», если он был, в это время хватал канат с другого «быка» и тоже крепил им паром. Затем катерок (или трактор) помогал парому подойти к мосткам плотнее, а «чальщики» перетягивали свои канаты, чтобы щель между паромом и мостками исчезла.
Паромщиком были Пронкин Тимофей (Николаевич?), Пётр Пронкин с Большой улицы (ныне ул. Василия Игонина), имевший сельское прозвище «Козырёк», возможно, потому что морскую фуражку носил. Также предания упоминают имя некоего Максима с Красного Яра.
Щаулин Михаил Алексеевич и его одёр. Сирень в руках. Примерно май 1981 г.
До 1962 года (примерно с 1952, около 10 лет) на пароме работал Щаулин Михаил Алексеевич, уроженец с. Исады, 1935 — 1936 года рождения (позднее работал на лошади). В паре с ним — Михаил Пронкин (Исаев), который жил на Низу (ныне — ул.Ляпунова, рядом со сгоревшим домом), там живет и сегодня его жена. Однажды в половодье у них унесло паром. Никак не могли удержать. Ветра были очень сильные, волна на реке, оборвались тросы, и паром начало уносить. Поймали его недалеко от пристани Шилова. Слава Богу, паром был пустой. Пострадавших не было. Потом на буксире (возможно, на «Путейском») его притащили к своему месту.
Однажды на пароме переправляли сено. Лошади с телегами и на них возы сена. Наверху одного воза сидел крестный Виктора Сергеевича Щаулина Травкин. Он был прилично выпивши. Он слетел (при толчке?) со стога в реку и утонул. Паромщики начали ловить. А они все были рыбаками и часто ставили сети. В эти сети и попал утонувший.
Цепляев Павел Васильевич. Паромная переправа в Исадах. Август 1997. Сиротин Николай Дмитриевич (машинист) и братья Овезовы. Трактор, кажется, липецкий Т-40?
Были паромщиками Цепляев Павел Васильевич, Пронкин Владимир Ильич 1942 г.р. Пронкин Владимир работал в последнее время существования парома, примерно с 1985 по 1990 г.
Лоция реки Ока 1956 г. Лист 52, 590-597 км. Видны места исадского парома, пристани «Новый Киструс», кутуковского парома.
Любопытное подтверждение (для несведущих) сообщения Сергея Петрова о наименовании Волгань для части реки Оки примерно там, где стояла упомянутая выше пристань «Новый Киструс», где река шла ещё одним руслом, мы находим в старой окской лоции. Есть и Волгань, и Волгано — Исадская прорва.
В самом конце марта 1611 года, когда главные силы Первого ополчения накапливались вблизи Москвы, польский гарнизон предпринял из столицы несколько попыток остановить продвижение отдельных отрядов. Поляки в Москве многое знали о ходе сбора ополчения. Добывать сведения помогали русские бояре, принявшие власть короля, и их люди. Но всё же во многом эти сведения о самых многочисленных земских полках были ограничены. Зато хватало источников в казацких полках ополченцев, предводителями которых были поляки: Просовецкий, Заруцкий, служивших ранее Лжедмитрию II. О них польские военачальники в Москве знали несравненно больше, благодаря своим доносчикам – перевёртышам, готовым при иных обстоятельствах обратиться на службу королю. Так и основной упреждающий удар из Москвы достался отряду Андрея Просовецкого, подходившему к городу от Александровой Слободы.
После подавления последних очагов московского восстания отряд полковника Струся, как было сказано выше, отразил некие подошедшие к Москве силы Дмитрия Трубецкого, Василия Мосальского и Ивана Плещеева. Сразу после того полковник Струсь совместно с приданной сотней полковника Зборовского выдвинулись против не самого многочисленного отряда Просовецкого. На Пасху или в Великий понедельник (24-25 марта) его воины, «шедшие гуляй-городом» (подвижные укрепления для защиты стрелков на поле боя от конницы), были разбиты и рассеяны где-то между Александровой Слободой и рекой Ворей. Обоз «гуляй-города» описывался как «подвижная ограда из огромных саней, на которых стояли ворота с несколькими отверстиями, для стреляния из самопалов».
«При каждых санях находилось по 10 стрельцов: они и сани двигали и останавливаясь стреляли из-за них, как из-за каменной стены. Окружая войско со всех сторон, спереди, с тыла, с боков, эта ограда препятствовала нашим копейщикам добраться до Русских: оставалось сойти с коней и разорвать ее». [1]
Гуляй-город («обоз»)
Рассеянная рать Просовецкого вскоре собралась и присоединилась к основным силам ополчения. По сообщениям польских источников, 25 — 27 марта к Симонову монастырю, стоявшему за рекой Москвой, подошли последовательно самые крупные отряды Ляпунова, затем Заруцкого. Пожар, с помощью которого поляки подавили московское восстание, опустошил огромные пространства города: «ближе негде было укрыться: пожар все истребил». В монастыре в осаде укрывалась часть городских сил, разбитая во время восстания, дожидаясь подхода Ляпунова. Его отряды подошли первоначально к Николо-Угрешскому монастырю, затем к Симонову: «Придоша же все воеводы изо всех городов к Николе на Угрешу и совокупишася вси за едино, поидоша под Москву». [2]
Другой польский источник сообщал: «Москвитяне сразу заняли монастырь, а вокруг, несмотря на многочисленность своего войска, расставили гуляй-городы». [3]
В четверг 28 марта городской гарнизон произвёл вылазку на Симонов монастырь силами полка Мартина Казановского численностью 1300 всадников. Ополченцы не вступили в открытый бой с опытной конницей, поражая её из укрытий «обоза».
«Мы только погарцевали и к вечеру возвратились, не сделав ничего важного. После нас выходили против них другие полки поочередно, но так же, как и мы, возвращались более с уроном, нежели с успехом. Эти вылазки были совершенно бесполезны; в чем мы после удостоверились, но уже поздно». [1]
«Здесь же неподалеку была маленькая деревушка, она была занята стрельцами. Чтобы выбить их оттуда, Гонсевский [начальник польского гарнизона в Москве] направил немецкую пехоту (у него было около сотни мушкетеров), но та ничего не смогла сделать. Стрельцы ее оттуда вытеснили и ряды мушкетеров поредели. Наша пехота отошла к коннице, но потом и нам, конным, московская пехота стала наносить урон… Дошло до того, что товарищи, у которых были длинные рушницы, спешивались и вели перестрелку с пехотой. Хоругви мы отвели подальше, ибо стоять вблизи было бесполезно. Московская пехота отступила, выманить же конницу мы не сумели, долго стоять впрочем — тоже; пришлось уходить к городу. Увидев это, москвитяне двинулись за нами, используя хитрую уловку: как только мы к ним поворачивали, москвитяне уходили назад, мы к городу — они за нами. Поэтому наше отступление с поля боя было трудным и опасным; враг использовал такую хитрость: двинешься к нему — убегает, повернешь назад — он за тобой. Однако, с Божьей помощью, ушли мы удачно и больше нападать на них не дерзали — не было силы. Потом пробовали наши подобраться к монастырю с петардой, но у них ничего не вышло». [3]
Русский летописец так вспоминал об этих первых вылазках поляков.
«Литовские ж люди выидоша за Яуские ворота и поставиша с ними бою немного, поидоша в город. Воеводы ж приидоша под Москву и начаша ставитися подле каменново Белого города…» [2]
Московские укрепления Кремля, Китай-города, Белого города, проездные ворота.
Таким образом, в первые же дни восстания и подхода основных сил Первого ополчения русские отряды постепенно проникли внутрь укреплений Земляного города (в пределах современного Садового кольца). У польско-литовского гарнизона не было сил оборонять столь огромную площадь.
1 апреля ополчение начало захват укреплений Белого города (в пределах современного Бульварного кольца).
«И апреля в 1 день, з Божиею помощию, пришли всею землёю к царствующему граду Москве и стали по всем воротам Царёва каменново города, и Полских и Литовских людей осадили в Кремле да в Китае городе…» [4]
«Вскоре на тот же обоз [у Симонова монастыря] решил напасть со своим полком один из наших людей. Пан Гонсевский разрешил, но с условием: не переходить Яузу. Тот вышел и встал на другой стороне, на пепелище. Увидев это, москвитяне обрушили на него удар, а у наших не было даже удобного для копейщиков места — пришлось им уходить прямо к городу. Москвитяне же набрались храбрости и той же ночью стали перебираться в Белые стены, которые мы не смогли занять полностью (нас было мало, а место обширное), и оказались по соседству с нами.
Ранёхонько, едва рассвело, глядь, — а москвитяне уже большую часть Белых стен заняли. Между стеной и рекой Яузой они поставили свой обоз, один конец которого упирался в берег Москвы-реки, а другой протянулся к [реке] Неглинной, протекающей через город. Увидев это, мы поняли, что избавиться от них будет трудно, да и испугались, как бы они не заняли все Белые стены вокруг нас, а потому мы захватили оставшуюся часть стен, что на другой стороне Неглинной. А именно: Никитские ворота, в которых мы разместили две сотни немецкой пехоты. Эти ворота были рядом с Тверскими, которыми москвитяне владели прочно. Вторыми нашими воротами были Арбатские, третьими — Чертольские, а четвертыми — наружная угловая башня над Москвой-рекой о пяти верхах [Трёхсвятские ворота] и Водяная башня [юго-западная угловая башня Кремля]. Везде мы поставили польскую пехоту, которой у нас было всего сотни две. Так и остались: мы — с одной стороны, а москвитяне — с другой. Случилось это вопреки и нашему, и их желанию». [3]
«Новый летописец» перечисляет русские полки в последовательном порядке их расположения вдоль стены Белого города, от Яузы до Тверских ворот.
1. У Яузских ворот «Прокопий Ляпунов встал с ратными людьми» (основные силы рязанских и понизовских городов).
2. Против Воронцова поля «Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и Иван Заруцкий встали» (казаки бывшего лагеря Лжедмитрия II, Тулы, Калуги, северских городов).
3. У Покровских ворот «воеводы костромские, и ярославские, и романовские: князь Федор Волконский, Иван Волынский, князь Федор Козловский, Петр Мансуров встали» (с Вологдой и поморскими городами).
4. «У Стретенских ворот — окольничий Артемий Васильевич Измайлов с товарищами» (владимирцы с нижегородцами (?)).
5. «У Тверских ворот — князь Василий Федорович Мосальский с товарищами…» (муромцы с нижегородцами (?)).
Западная и юго-западная часть укреплений Белого города осталась в руках поляков.
«… с литовскими же людьми бои бывали каждый день…»
В субботу 6 апреля на другом направлении (не у Симонова монастыря) русских пытался выманить к бою полк Казановского. Рассказчик явно склонен к преувеличениям противостоявших сил, применяя в своей речи сказочные выражения.
«Полк наш был силен; к нему присоединили еще 1000 Немцев, под начальством Борковского, долгоногого труса. Русские на сей раз не уклонились от битвы, надеясь на свою многочисленность… Поганые, как лес, покрывали всё поле сражения, которое едва было можно окинуть взором. Сверх того, они расставили свои толпы не без искусства за топким болотом, которое отделяло нас от них. Переправа была тесная. Гарцовники их, коих отряд был многочисленнее всего нашего полка, перешли болото и вступили в схватку с нашими; а оба войска, стоя в боевом порядке, смотрели одно на другое. Мы, при помощи Божьей, прогнали отряд… до самого леса; главное же войско их не трогалось с места на подкрепление своим… Знатнейших из пленников мы отослали немедленно в крепость.
Не довольствуясь этим успехом, полковник наш Казановский хотел сразиться с главными силами Русскими и приказывал Борковскому с Немецкою пехотою обойти болото, чтобы ударить на врагов сбоку, намереваясь сам напасть на них с другой стороны конницею…» [1]
Якобы из-за несогласованности двух полковников, поступил приказ «исподволь убираться в Кремль». Дальше, чередуя «неопытность» отдельных командиров с несогласованностью, началось бегство польских полков к Москве.
«Мы только оборонялись и отступали в добром порядке. Несколько раз Ковальский оборачивал хоругвь к отпору; но тщетно: Москвитяне так смело ломились в наши ряды, что мы, не слезая с коней, должны были вступить с ними в рукопашный бой. Они много вредили нам из луков, вонзая стрелы в места, незакрытая бронею. Борковский тогда стоял вблизи и, хотя мог бы выручить нас, но не хотел разорвать ряды Москвитян. В этом деле из хоругви нашей убито пять товарищей, а Захарий Заруцкий взят в плен; сверх того пало с десяток пахоликов, наиболее во время отступления к замку чрез болото по весьма неудобной дороге. Прочие роты не лишились ни одного человека потому, что бежали очень исправно. Немцы ни разу не выстрелили». [1]
Польский гарнизон, находясь в осаде внутри крепостей, вынужден был выходить на пешие вылазки за кормом для коней, которые приводили к стычкам с ополченцами, в ходе которых стороны захватывали пленных.
«Часто мы высылали по ночам и конницу за Москву реку в засаду, чтобы, завязав дело, навести на нее неприятеля: нередко, при Божьей помощи, мы достигали своей цели, да пользы было мало, исключая разве того, что мы могли разменяться пленными». [1]
Апрель проходил в попытках Первого ополчения захватить полностью все башни Белого города. Одну из таких попыток и вылазку поляков описывает польский источник, как обычно, рисуя страх в глазах врага, подчёркивая его небывалую многочисленность и объясняя собственные поражения стечением разных обстоятельств. Между этих строк читается храбрость и самоотверженность действий русских ратников и ожесточённость схваток.
Китай-город: вид из Белого города в сторону Никольских и Ильинских ворот. Худ. В.А.Рябов.
«Ввиду столь близкого соседства в столице, когда москвитяне сидели в Белых стенах, а мы — в Китай-городе и Крым-городе, неприятель решил укрепиться и продвинуться к Китай-городу. При двух каменных церквушках, поодаль от своих стен, москвитяне поставили два острожка, разместили в них людей, втащили на церкви небольшие пушки, из которых и стреляли в нашу сторону. Сначала, видя, что москвитяне пробираются в Белые стены, мы этому не противились и не сделали ни одной вылазки. А когда они укрепились, мы вдруг решили, что сможем их выбить за стены. В пятницу устроили мы пешую вылазку чуть ли не всем войском и сразу из трех ворот: Никольских (пана Струся) [Китай-города], моих, под названием Ильинские [Китай-города], и Всехсвятских (Млоцкого) [Китай-города]. Одни из нас пошли к стенам, другие напали на острожки. В острожке напротив моих ворот москвитяне [были] испуганы натиском, и мы их выбили. Я со своей хоругвью был уже внутри, а мои люди поворачивали пушки. Но наши были уже отовсюду отброшены и находились в опасности как никогда прежде. Впрочем, это и не удивительно, ведь для людей, привыкших сражаться в конном строю, это была первая пешая вылазка. Я же в церкви перед своими воротами разместил тридцать человек с двумя гаковницами [вид ружья, мушкета] и затем, во время вылазки, когда я вынужден был отступать из острожка, ушел к этой засаде и закрепился со своей хоругвью, не пробиваясь под стены. Потом мы немного поправили дело и оттеснили москвитян к их стенам. Но все равно мы ничего не добились и, потеряв немало людей, должны были уйти восвояси». [3]
Недостаточность сил ополчения для взятия города, обороняемого сильным и обученным соперником, была очевидна Прокопию Ляпунову ещё во время подготовки похода к Москве. Поэтому все силы и уловки дипломатии он направлял на то, чтобы присоединить к ополчению любую военную силу, как бы сложно не было её потом удержать. В ходе апрельских боёв необходимость в дополнительных воинских силах проявилась ещё острее. Доверенные люди, посланцы Ляпунова, представители городов – участников ополчения продолжали земские власти ещё не присоединившихся городов убеждать присылать свои отряды к Москве. Так до конца апреля оставалась в стороне крупная Казань и окружавшие её более мелкие крепости, Вятский край, сибирские города.
26 апреля в Казань прибыл из Владимира князь Иван Семёнович Путятин с представителями Ярославля и Костромы. Казань придерживалась на словах присяги, данной ещё Лжедмитрию II, хотя главам земства было хорошо известно, что «Царика» уже несколько месяцев, как нет в живых, а большинство его бывших полков воюют под Москвой. Переговоры о вступлении Казани в ополчение шли безуспешно до конца апреля.
1 – Дневник Маскевича 1594-1621 // Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Т. 1. СПб. 1859. 2 – ПСРЛ, Т. 14/1, Новый летописец, СПб., Тип. М. А. Александрова, 1910, с. 109-112. 3 – Мархоцкий Н. История Московской войны, Москва, РОССПЭН, 2000, с.91-94. 4 – СГГИД, ч.2, Москва, 1819, с.536 (№251).
За прошедшую неделю, с 18.04.2021 по 25.04.2021, на указанный номер банковской карты для общественной организации «Исады на Оке» на цели создания, установки памятника воеводе Прокопию Ляпунову в с.Исады и благоустройства прилегающей к нему площадки денежных сумм не поступало.
Общая сумма накопленных с начала сбора средств (с 31.03.2021) на банковской карте — 1000 руб.
Доброго здоровья! Радостно, когда у нашего сайта прибавляются друзья.
Исадская церковь в начале 1960-х. Чистота и простор вокруг! На склоне бывшего «аглицкого сада», под лиственницам ещё нет домов.
Сергей Петров откликнулся на рассказ о том, как возникло судоходство на северном русле Оки в предвоенные годы, как менялась река и жизнь людей по её берегам. И пополнил наши знания об истории реки своими воспоминаниями, своих родителей, стариков. Сергей прислал прекрасные старые фотографии, которые всколыхнут не одну речную душу, росшую с малых лет у реки!
Лунино.
«Пересказываю то, что помню из рассказов родителей. Вначале о себе. Родился в с.Срезнево, там же и жил до совершеннолетия. Учился в Лунинской школе. Родители и прародители из тех же мест. Отец родом из д.Бортниково, мать из с.Срезнево. Дед, отец, мать в разное время работали на Оке. Дед по материнской линии Пётр Иванович, 1896г.р., как раз в 20-е годы работал бакенщиком на северном русле Оки. Землянка бакенщиков располагалась на правом берегу около с.Санское…
Слева Петров Пётр Иванович — старшина обстановочного участка.
Моя мама, Мария Петровна, 1925г.р., рассказывала, из своих воспоминаний и по рассказам её отца, что он в период навигации каждый день ходил пешком из с.Срезнево к с.Санскому вечером зажигать фонари, а утром гасить. Фонари на бакенах были керосиновые. Северное русло более узкое с сильным течением. При боковом ветре нередко происходил навал ведомых барж на берег, особенно когда шли они вниз. Шкипер на барже не отдыхал! После Великой Отечественной войны, примерно в 1947-49 годах, по каким причинам, не знаю, начали разрабатывать южное русло. Как раз в районе с.Исады на южном рукаве, ниже раздвоения, было мелкое место. Для углубления была привлечена армия. В зимний период с замёрзшего русла через лёд закладывали на дно взрывчатку и взрывали. Это производилось ближе к весне. Весной в половодье русло промывалось и углублялось. Эти воспоминания я слышал от своей матери и своего отца. Взрывали несколько зим подряд, два раза точно. И потом через несколько лет ещё раз уже после того, как пользовались для навигации южным рукавом. Место это на местном наречии у нас называется «ПРОРВА».
Самоходка заходит в Спасский затон.
Вот и дан ответ на вопрос, почему же проделанное в 1925 — 1926 гг. северное русло, на что потратили средства и время, было уже через несколько лет заброшено для судоходства и улучшать стали южное. Как мы и предположили, течение на северном было гораздо стремительней, перепад высот на более коротком расстоянии, русло между Дегтяным и Юштой почти прямое. Но широту русла обеспечить не могли, слишком много надо было выбирать грунта. Получился узкий и быстрый канал, с которым не справлялись баржи. В итоге в 1934-м взрывными работами проделали Прорву от «Сосенок» до Исад и углубляли потом постоянно южное русло. Но вот пока не всё ясно складывается по воспоминаниям предков Сергея. От какого места раздвоения русла вели несколько лет взрывные работы? Речь о Старице между Дегтяным и Исадами (там старое природное разветвление)? Или о проделанном новом разветвлении у «Сосенок»? Относятся ли они к 1947 — 1949 году, как вспоминает Сергей, и Старице? Тогда почему об этом времени не вспоминают наши ныне живущие старожилы, ведь эти годы у многих на памяти? Или они о взрывах 1934 года на Прорве?
«Выше по течению от раздвоения Оки, где она широкая, место называют у нас «ВОЛГАНЬ». Видимо название от Волги».
Старая Рязань — дом Стерлиговых.
Словарь Даля, как и в случае названия реки Волги, говорит, что эти названия могут происходить от слова «волглый», «влажный», а может и от «влог» (от «влагать», «вдавливать»), «влеглое место» — т.е. впадина, логовина. Второй смысл (понижение в земле) опять же связан с накопление в ней влаги. И тут оба смысла перемешиваются между собой. Может быть, впадиной — «волганью» называлось до углубления место Прорвы? На этом месте, по воспоминаниям, было какое-то понижение, которое и позволило сказочному пращуру — «деду» прокопать первый ручеёк, в который хорошо шла рыба.
«В эти же годы (1947-49), на северном русле делали плотину. С Касимова везли баржами бутовый камень и засыпали русло. В начале работ на место будущей плотины завели и затопили несколько старых барж с бутом. Баржи назывались «ГУСЯНЫ». Возможно это местное название или профессиональное, не знаю. Баржа представляла из себя большую беспалубную деревянную лодку, метров 15-20 длиной и 3-4 метра шириной (такие размеры мне помнятся из рассказов родителей)».
«Гусяны», которые делали на реке Гусь под Касимовом, описываются покрупнее: длина 62 — 70 м, ширина 13 — 16 м. Были ещё деревянные парусные суда «мокшаны», которые делали на Мокше. Но они тоже больше: 34 — 64 м длиной. Больше всего из речного деревянного флота под указанные размеры подходят одномачтовые баржи — «берлинки». Но их делали в основном на Днепре, совсем мало их было на Волге: 32 — 47 м в длину и 6 — 8 м в ширину. Но тоже великоваты…
«Вода в любом удобном для неё случае стремиться идти по северному руслу. Лёд с верха в основном идёт северным руслом. У нас в районе Срезнево лёд проходит часов за 5-8. Идёт от Исад, а всё что выше по течению, уходит на Санское. Ещё. Плотину на северном русле периодический ремонтировали, подсыпали после весеннего паводка бутовый камень. После 70-х годов ничего больше не делалось.
Мужики.
Из рассказов родителей, в водном хозяйстве из Исадских в те давние времена работали Угадчиков и Игонин. Имена, к сожалению, не помню. Хорошие мужики были, вспоминали их всегда очень тепло. У меня есть несколько старых фотографий сделанных с Оки с парохода в 1960-е годы».
Ждём от исадских старожилов воспоминаний, кто были те речные люди, Угадчиков и Игонин, что о них памятного сохранилось. А также новых сведений о прошлом нашей реки! Полный альбом речных фотографий от Сергея Петрова можно смотреть в разделе «Фото».
За прошедшую неделю, с 11.04.2021 по 17.04.2021, на указанный номер банковской карты для общественной организации «Исады на Оке» на цели создания, установки памятника воеводе Прокопию Ляпунову в с.Исады и благоустройства прилегающей к нему площадки денежных сумм не поступало.
Общая сумма накопленных с начала сбора средств (с 31.03.2021) на банковской карте — 1000 руб.
Вот, к примеру, прошла 18 июля мимо Исад по Оке варяжская ладья с гребцами. А мы и не видели, когда? Не пристала к берегу рядом с древней дальней столичной пристанью. А мы могли бы встретить. Да и гребцы, сидевшие в ней, накануне слышали про Исады на Старой Рязани от руководителя археологической экспедиции РАН Игоря Юрьевича Стрикалова. 17 июля ладья муромских реконструкторов древнего судоходства из клуба «Вареж», избороздивших не одну тысячу водных миль, стояли на волнах у Старой Рязани и на следующий день начали свой поход на Муром вниз по реке.
В тот же день члены экспедиции, а также случайная экскурсия из Рязани (современной) столкнулись с войском 13 века, вышедшим с Ново-Ольгова городища к древней столице. На Старой Рязани у войска состоялся учебный бой с условным противником, сеча, и вот — усталая дружина исторического клуба «Белая рысь» («Музей ратной истории Москвы») спускается через древние ворота на городской посад, к лагерю археологической экспедиции… Да, знали бы — посмотрели, а может, и поучаствовали! Вот такой он, век информации.
Впереди князь, несколько всадников. За ними следует дружина…
Усталые ратники, обливаясь потом, спешат умыться прохладной водой в лагере… Не легки для войска летние походы… Зимой да осенью воевать куда сподручней!
О других событиях — позже. Кто захочет увидеться, вспомнит малиново-смородиновый чай над берегом Оки — пишите. 
Всех с праздником!
