Доброго здоровья!
Начиная рассказ о февральских событиях сбора ополчения, вернёмся снова к началу 1611 года. Как уже говорилось, точную последовательность событий историки однозначно не могут установить, поэтому приходится восстанавливать ход некоторых из них, опираясь на логическую связь фактов. Вероятнее всего, что рассылка грамот по городам Прокопием Ляпуновым началась после обращения патриарха Гермогена, заточённого под стражу поляками в Москве. Известно, что Прокопий обращался письменно к московским боярам за разъяснением антирусских действий польских королевских властей. И получив неудовлетворительные, расплывчатые ответы вместе с известием о заточении патриарха, написал в Москву грамоту следующего содержания: «Король не держит крестного целования; так знайте же, я сослался уже с северскими и украинскими городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за Московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами». Далее он начал рассылку своих грамот с призывом к сбору ополчения по городам, прикладывая к ним списки (копии) с двух грамот: с присланной из-под Смоленска (где находилось до сих пор без королевского ответа русское посольство) дворянами и детьми боярскими (о притеснениях, поругании веры и пленении людей поляками), и с грамоты, доставленной из Москвы (ответа бояр). Из этого следует, что первыми, с кем провёл переговоры о походе на Москву Прокопий Ляпунов, были «северские и украинские города». Предположительно, переговоры можно отнести ещё к январю. Что это за города и какие силы в них находились? Почему именно они стали первыми?
Думный дворянин Прокопий Петрович Ляпунов был первым воеводой в крупном ключевом пограничном городе Переяславле-Рязанском (современная Рязань). Город исторически, со времён существования независимого Рязанского княжества (до 1521 года) являлся главным связующим центром всей оборонительной системы рязанского пограничья. Ляпунов в этой должности успешно помогал царю Василию Шуйскому выстоять в осаждённой войсками Лжедмитрия II Москве. В это время, установив жёсткие меры по мобилизации всех сил в Рязанском уезде, укреплению Переяславля, он приобрёл большое влияние в пограничной полосе, а попутно множество недовольных притеснением вольности недругов среди более родовитых боярских и дворянских родов. Как старшему воеводе ему подчинялись воеводы и осадные головы более мелких рязанских городов, имея, однако, некоторую самостоятельность: Пронска, Зарайска, Михайлова, Ряжска. После распада лагеря Лжедмитрия II главные силы самозванца ушли на юг: дворянские отряды князя Дмитрия Трубецкого и прочие примкнувшие к ним силы в Калугу, а казаки Ивана Заруцкого обосновались в Туле. Именно их отряды упоминаются как силы «северских и украинских городов», являвшихся основой для войск, поддержавших как Лжедмитрия I, так и Лжедмитрия II. Чтобы понять, почему в числе первых сторонников Ляпунова оказались именно они, обратимся к истории.
В начале 1571 года царь Иван Васильевич назначил боярина князя Михаила Ивановича Воротынского начальником сторожевой и станичной службы, оборонявшей южные пределы государства от крымчаков и ногайцев. Князь провёл полное исследование порядка организации всей службы. Из его выводов ясно, что ещё не позднее 1556 года «существовала уже длинная цепь укреплённых городов по всей степной украйне, от Алатыря и Темникова до Рыльска и Путивля»*, вся сторожевая служба была в ведении Разрядного Приказа, куда доставлялись все росписи (схемы движения и состав) станиц и сторож (подвижных сил, охранявших границы). Условно система обороны южных окраин Русского государства делилась на 2 линии: внешнюю (степную) и внутреннюю, которую составляли городские крепости на берегах Оки. Внутренняя называлась часто в документах словом «Берег». В отличие от «Берега», степные укрепления представляли собой не одну вытянутую линию, а несколько линий, направленных фронтом по разным направлениям, к югу, юго-западу или юго-востоку. Цепочки городов соединялись дорогами, по которым проходило сообщение между ними. Таким образом, вся степная полоса городов была связана в единую сообщающуюся сеть. Воеводы и городские головы находились на постоянной связи, обмениваясь сведениями друг с другом, передавая часть военных сил для решения различных задач.
К 1571 году существовало 73 сторожи (подвижных отрядов), которые разделялись в росписях (списках) на 12 разрядов, приписанных к определённой полосе охраны и городам, наполнявшим их личный состав. Разрядом называлась воинская единица, примерно состоявшая из 340 — 500 казаков. То есть в подвижной пограничной службе на юге Руси находилось около 4000 — 6000 казаков и приданных других служилых людей. Ближайшей к пределам Рязанской земли была ровно половина сторож: Мещерские, Шацкие, Ряжские, «по Сосне, Дону и Мечи и по иным польским речкам и урочищам», Дедиловские и Епифанские. Слово «польским» означало «полевым», степным, т.е. сторожам, разъезжающим по местности, называвшейся с древних времён «Диким Полем».
В первую линию обороны входили города: Алатырь, Темников, Кадом, Шацк, Ряжск, Данков, Пронск, Михайлов, Епифань, Дедилов, Тула, Крапивна, Одоев, Лихвин, Новосиль, Мценск, Орёл, Кромы, Рыльск, Путивль, Новгород-Северский. Собранные из этих городов, действовали по степи разъездные станицы и сторожи. Перед линией городов, в степи, были сделаны рвы, засеки, забои на реках (для затруднения движения судов), которые охранялись стражей. Существовала также внутренняя («рокадная») юго-западная цепочка городов: Болхов, Карачев, Брянск, Почеп, Стародуб — вдоль древней дороги бывшего Черниговского княжества, соединявшей окские города с бывшей «северской» столицей Черниговом. Черниговскими, или «северскими», исторически назывались города по имени древнерусского племени северян, ставших основой населения Черниговского княжества. «Северскими городами» в это время на Руси из городов, упомянутых выше, называли Рыльск, Путивль, Новгород-Северский, Стародуб, Почеп, Брянск, Кромы, Орёл, Мценск, Новосиль, Одоев, Лихвин. Другими словами, все города юго-запада русского приграничья, вплоть до тульских земель.
Внутреннюю линию «Берег» составляли крепости по Оке: Нижний Новгород, Муром, Мещера, Касимов, Переяславль (Рязань), Коломна (не имела казачьего гарнизона), Кашира, Серпухов. А также приближённый к Москве (вне Оки) Звенигород. С большой вероятностью, также между этими городами в «Берег» входила цепь укреплённых монастырей вдоль Оки: Терехов, Федосеева Пустынь, Облачинский, Благовещенский в Старой Рязани и Спас-Зарецкий, Троице-Пеленицкий, Ольгов. Каждый из городов имел своего воеводу или осадного голову с отрядами, состоявшими из служилых людей: боярских детей, дворян, казаков и стрельцов. Города, укрепления и непосредственные походы к ним защищали стрельцы и городовые (полковые) казаки, в подвижных отрядах находились станичные и сторожевые казаки с приданными им служилыми людьми, например, подчинёнными рязанскому митрополиту «людьми Владыки Рязанского». Подвижные охранные линии соседних городов, выдвинутые в степь, сообщались друг с другом в определённых местах для передачи друг другу сведений о состоянии дел на границе.
До конца XVI века оборонительная черта продвинулась в степь, были выстроены города Ливны, Воронеж и Елец, между ними установлена прямая связь для обмена сведениями о пограничных делах. Ливны высылали в поле 13 сторож, Воронеж — 12, Елец — 9. Далеко за линиями, в глубине степи, в направлении пограничных земель Крымского ханства, были выстроены города Белгород и Царёв-Борисов (неподалёку от современного Изюма).
Тесным и обширным участием рязанских городов в обороне южных границ Руси объясняются их налаженные годами связи с другими городами всей пограничной полосы. Посланцы Прокопия Ляпунова последовали в первую очередь к соседним дружественным «украинским» городам, где имелись военные силы, по знакомым направлениям: на Михайлов, в Тулу (к Заруцкому), возможно, и далее на Мценск и Одоев, к городам «северским». Но вероятнее всего, «северские» силы уже были сосредоточены в Туле и в Калуге (у Трубецкого) или подтягивались позднее по их призыву.
Была и другая, не менее весомая, причина, повернувшая «северские» и «заоцкие» города русской «украины» к ополчению. После убийства Лжедмитрия II Калуга, Перемышль, Белёв и Одоев присягнули на верность королевичу Владиславу. Но через несколько дней, в начале января, запорожские казаки (черкасы) «независиомго» от короля польского военачальника Яна Сапеги, бывшего «тушинца», сожгли Алексин, развернулись бои между сапежинцами и защитниками Белёва, Боровска и Одоева, прерывавшиеся для обмена пленными и продолжавшиеся до конца января. Видимо, во время этих боёв отбившийся от черкасов Прокопий Ляпунов (см. предыдущую часть), собравший рязанские силы, начал переговоры с «заоцкими» городами. Бывшие «тушинцы» Лжедмитрия II, Дмитрий Трубецкой и Иван Заруцкий, державшие власть в этих городах, поняв уязвимость своего положения под ударами Сапеги, начали большую игру. В ту же игру давно включился сам Ян Сапега. В письме к калужскому воеводе Юрию Никитичу Трубецкому и Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому (двоюродные братья, первый уже давно присягнул королевичу Владиславу, позднее остался в Польше и перешёл в католичество) 24 января Сапега уже примирительно сообщает о желании быть в совете с калужанами и Прокопием Ляпуновым.*** Сапега всё ещё не решил к тому времени, что выгоднее: вернуться на службу королю или заработать денег при ополчении. Вдруг от него выйдет толк, можно и в России послужить, наёмники всем нужны. Пытался торговаться и с Сигизмундом, и с зарождающимся ополчением. Оба Трубецких ответили просьбой сохранять мир до прибытия в Россию королевича Владислава. Дмитрий Трубецкой на словах оставался верным Владиславу, провозглашённому царём. Сапега в переписке делал вид, что разочарован действиями Сигизмунда, до сих пор не приславшего королевича в Москву.
Как передаётся содержание грамоты Прокопия, он обратился к «тушинцам» со следующими словами: «Встанем крепко, приимем оружие Божие и щит веры, подвигнемся всею землею к царствующему граду Москве и со всеми православными христианами Московского государства учиним совет: кому быть на Московском государстве государем. Если сдержит слово король и даст сына своего на Московское государство, крестивши его по греческому закону, выведет литовских людей из земли и сам от Смоленска отступит, то мы ему, государю Владиславу Жигимонтовичу, целуем крест и будем ему холопами, а не захочет, то нам всем за веру православную и за все страны российской земли стоять и биться. У нас одна дума: или веру православную нашу очистить, или всем до одного помереть».
В зимней переписке выступил в качестве посредника и сторонника Ляпунова назначенный «тушинцами» воеводой в Серпухове Фёдор Плещеев. Он передавал в феврале Сапеге о намерении Ляпунова войти в дружественные отношения с Сапегой. Того же содержания было письмо Прокопия Ляпунова и Ивана Заруцкого с обращением к Сапеге и его солдатам от 14 февраля 1611 года. Следом к Сапеге писал один Заруцкий с просьбой прислать послов для переговоров о союзе. Прокопий возобновлял временами эту переписку вплоть до июня. Возможно, он надеялся на самом деле прибавить ополчению недостающие силы, но скорее всего, главной целью было добиться от Сапеги нейтралитета, исключить переход на сдужбу короля и нападение на ополчение. Эта тактика удавалась до конца июня – начала июля, когда Сапега принял сторону короля и начал выполнять его поручения в пользу осаждённого в Москве Первым ополчением польского гарнизона. После убийства Прокопия Ляпунова переписку с Сапегой возобновил Заруцкий, у которого появились новые намерения.
Из очертаний линии «Берег» становится очевидным следующее направление сбора сил Ляпуновым — вверх и вниз по Оке. Рязанские воеводы часто собирались вместе в составе царского войска для военных походов с воеводами Коломны, Каширы, «заоцких городов», прекрасно знали друг друга. Коломна более того постоянно находилась в кругу рязанских дел, не только военных, так как находилась на пути к Москве. Согласились присоединиться к Прокопию Ляпунову коломенский воевода Иван Матвеевич Бутурлин и каширский Иван Александрович Колтовский. Именно они вместе с воеводой ближайшего рязанского города Зарайск Дмитрием Пожарским составят в марте передовой отряд ополчения, вошедший в Москву.
На северо-восток, к Касимову, Мурому и Нижнему Новгороду по льду Оки, вдоль «Берега», грамоты также могли быть отправлены достаточно быстро. Дополнительным доводом в пользу прямых переговоров Прокопия Ляпунова (без участия патриарха Гермогена) с нижегородским воеводой князем Репниным является то обстоятельство, что они, по всей видимости, имели долгое совместное боевое служение в Переяславле.
Князь Александр Андреевич Репнин в марте 1593 года был полковым воеводой в Переяславле-Рязанском, через год в Калуге, затем в Епифани, и, наконец, служил воеводой с 1595 по 1597 год в Переяславле-Рязанском. Был в апреле 1598 г. отправлен воеводой передового полка в Калугу, находился в походе царя Бориса Годунова в Серпухов против крымских татар (сначала в качестве третьего, затем первого воеводы передового полка). В эти годы Прокопий Ляпунов уже более двух десятков лет состоял на царской службе по Рязани. Князь Репнин из-за родства с Романовыми в 1601 году попал в царскую опалу, уже находясь воеводой в далёком Яранске. Когда в его город был прислан закованный в железо Фёдор Никитич Романов (будущий патриарх Филарет), Репнин был ложно обвинен и выслан с семьей ещё дальше, в Уфу. Там он служил третьим воеводой до 1604 года. Возможно, по схожей причине братья Ляпуновы попали в опалу царя Бориса Годунова лишились части своих земельных имений, в 1601 – 1603 годах работали над снабжением строительства дальней степной крепости — города Царёва-Борисова в окраинном городке Валуйки.**
С 1608 года князь Репнин находился на должности первого воеводы в Нижнем Новгороде. К кому, как не к этому опытному военачальнику в крупнейшем и богатейшем волжском городе, было обратиться Ляпунову? В одно ополчение оказались привлечены Ляпуновым и родственник Романовых Репнин, и бывшие сподвижники Филарета Романова по лагерю Лжедмитрия II, Заруцкий и Трубецкой.
К последнему в Калугу, видимо, после успешных переговоров с Репниным, по февральским вьюгам и метелям 1611 года Прокопий отправил своего племянника Фёдора Ляпунова. Князь Трубецкой согласился присоединиться к ополчению. Новые союзники выработали общий план действий: «…приговор всей земле: сходиться в дву городех, на Коломне да в Серпухов». В Коломне условились собраться городские дружины из Рязанской земли. В Серпухове соединялись снова старые тушинские отряды из Калуги, Тулы и северских городов.
Нижегородская часть ополчения двигалась к Москве через Владимир напрямую, не подходя к Коломне. Передовой отряд нижегородцев выступил из города 8 февраля. Во Владимире он соединился с казаками Просовецкого из Суздаля. Главные силы под командованием воеводы Александра Андреевича Репнина вышли из Нижнего 17 февраля. Соединившись в дороге с Литвиновым-Масальским из Мурома, во Владимире они встретились с местным воеводой Артемием Измайловым, но к Москве не спешили. Только 10 марта они выступили из Владимира на Москву.
С окраинных городов Русского Севера дружины сходились к Костроме и Ярославлю, далее через Ростов и Переславль-Залесский шли к Троице-Сергиевой Лавре.
Сходившиеся силы всё ещё оценивались Прокопием Ляпуновым, как недостаточные, и он пытался привлечь к движению также многочисленных вольных казаков с пограничных земель, независимых от городов и городских воевод: «А которые казаки с Волги и из иных мест придут к нам к Москве в помощь, и им будет все жалованье и порох, и свинец. А которые боярские люди, и крепостные, и старинные, и те б шли безо всякого сумненья и боязни: всем им воля и жалованье будет, как и иным казакам, и грамоты, им от бояр и воевод и ото всей земли приговору своего дадут».
Впереди были горячие бои марта 1611 года.
* – Беляев И.Д. О сторожевой, станичной и полевой службе на польской украйне Московского государства, до царя Алексея Михайловича. Москва, 1846.
** – Козляков В.Н. Герои Смуты // ЖЗЛ // Москва, Молодая гвардия, 2012.
*** – Н.Ю.Тюменцева, И.О.Тюменцев. Переписка сапежинцев с руководством Первого земского ополчения и П.Ляпунов в документах архива Я.Сапеги. // Смутное время и земские ополчения в начале XVII века. К 400-летию создания Первого ополчения под предводительством П.П.Ляпунова. Сб. тр. Всерос. науч. конф. Рязань, 2011, с.20-23.
Летописец.