История села Исады

Пристань на Оке 

Село Исады – одно из древнейших славянских поселений средней Оки. Имя Исады одним из первых в 1217 году появляется в летописных описаниях этого края (за исключением крупных городов того времени). О том, что Исады были наиболее ранним славянским поселением сельской округи средневекового города Рязани (ныне – с.Старая Рязань) и тесно связаны с этим городом, свидетельствуют археологи (см. здесь). 

Название нашего села происходит от слова, означавшего место высадки на берег  для людей, передвигавшихся на судах по реке.

В.И.Даль в своём «Толковом словаре живого великорусского языка» даёт объяснение слова.

«Исад» – (старинное — «исада», в архангельском говоре – «исадь», в пермском – «исады», в астраханском – «изсад») место высадки на берегу, пристань; торговая пристань, базар, где привоз разных припасов, рыбачья слобода, посёлок у берега.

«Изсаживать», «изсадить» — высаживать или пересаживать. «Изсад», «изсада», «изсадка» — место высадки, пристань.

Подробнее см. в статье «Происхождение названия Исады».

И эта самая первая страница истории, которая нам открывается, повествует о том, с чего Исады начинались. Для перевалки товаров и людей на пути к городу Рязань появилась удобная пристань на реке Оке. Прояснить историю сегодня могут только археологи, других свидетельств, кроме тех, что остались для изучения в земле, не сохранилось. Исады и Рязань связаны неразрывно изначально. Исадский торгово – транспортный узел, вероятно, был также военно – сторожевой точкой на ближних подступах к Рязани, где велось наблюдение за водным путём с нижней Оки. Он безусловно обустраивался рязанскими князьями и находился под их постоянным вниманием. Место выбиралось ими для деловых встреч, о чём рассказывает первое известие об Исадах. 

Первое письменное упоминание. Рязанские князья в Исадах (1217 год)

Первым письменным свидетельством об Исадах стал летописный рассказ о том, как Рязанский князь Глеб Владимирович в сговоре с младшим братом Константином пригласил своих братьев для заключения между ними договора, но во время пира с помощью своих дворян и наёмных половцев они убили всех приехавших вместе с их боярами и дворянами.

«Князь Глеб Рязанский Володимеричь, научен сотоною на братоубийство, имея споспешника брата своего Констянтина и с ним диавола, иже прельсти их своим злокозньством, вложи има в помысл избити братию свою и прияти всю власть себе; приемше же в себе мысль сию и скрыша ю во сердце своем. Умыслиша же сице, яко снится всей братии воедино место и поряд положити меже себе, и снидошася вси на Исады: Изяслав Володимеричь, Кир Михаил Всеволодичь, Ростислав, Святослав, Роман, Глеб, Ингварь же Игоревичь не успе прити к ним: не бе бо приспело время его. Глеб же Володимеричь с братом и позва их к себе, яко на честь пирениа, во свой шатер; а они не ведаху злыя его мысли и прельсти, и поидоша бо вси 6 князей с бояры своими и со дружиною в шатер ею. Глебу же уготовльшу на них множество Половець , и своя дворяны и брата своего, всех вооруженых, и сокры их в постелном шатре своем, близ того шатра, в нем же пьяху, не ведушу же их никому ж, развее тою зломысленною князя их и проклятых думец их. И яко начаша напиватися и веселитися, Глеб же проклятый с братом своим повелеша прийти убийцам тым; а сами, иземше меча своя, и начали сещи преж князя, та же и бояры, и дворян многое множество избиша. Сиа же злоба сключися месяца июля 20. Уби же 5 братаничев своих, а 6-го брата си меншаго Изяслава; и бежа сам в Половцы, а Ингварь Игоревич седе на столе на Рязани».

(ПСРЛ, т.VII, с.124-125.)

Что же было причиной столь жестокого убийства, весть о котором всколыхнула всю Русь? Известие попало во все летописи того времени. Такой кровавой расправы княжеская верхушка общества ещё не знала. Что могло стать причиной расправы над 1-м родным и 5-ю двоюродными братьями? Убийство было подготовлено заранее. Какой закон распространялся в то время на княжеское сословие? И был ли он? Почему убийцы не побоялись преступить его? Подробнее об этом – в статье «Рязанские князья в Исадах».

Переход Исад из дворцовых сёл в поместье Прокопия и Владимира Ляпуновых

15 ноября 1606 года Прокопий Ляпунов предал Болотникова и перешел на сторону Василия Шуйского. Вслед за ним на сторону Шуйского перешли воеводы Сумбулов и Пашков, рязанцы и многие другие. Отряды Ляпунова приняли активное участие в разгроме армий Болотникова. Царь пожаловал Прокопию звание думного дворянина. В это же время Прокопий вместе с сыном Владимиром получают ввозную грамоту на село Исады, которое значилось до того в дворцовых (государственных) сёлах.

1607 г. марта 11. – Ввозная грамота Прокофию Петровичу Ляпунову с сыном Владимиром на с.Исады в Старорязанском ст. Рязанского у.

Список з грамоты слово в слово.

От царя и великого князя Василья Ивановичя в[сея] Русии в Резанской уезд в Старорезанской стан в село Исад[ы] на реке на Оке, что ныне то село в наших во дворцовых с[ёлах], всем крестьяном, которыя в том селе живут.

[По]жаловал есмя тем селом Прокофья Петровичя Л[я]пунова да сына ево Володимера к резанскому их поме[сть]ю, Прокофью к пятисот к пятидесят четвертям в ево ок[лад] и с придачею восмьсот чети, а Володимеру к резанском[у его] поместью ко сту к петидесят четвертям, против р[язан]ского его поместья, что у него взято по его челобит[ью] в Скопине з деревнями двусот штидесят чети в его [оклад] в пятсот в пяддесят чети, в поместье со всеми угодьи. А в вы[пи]си из Болшого дворца за приписью диока Сыдавнова В[асиль]ева нынешнего 115-го году написона: В приказе Болш[ого] дворца в резанских писсовых книгах писма и дозо[ра] Ивана Голочелова да подъячева Ждана Зиновьева 114-го году написона в том селе в Ысадех пашни и перел[огу] шестьсот двенатцать чети в поле, а в дву по тому ж, сена [по] реке по Оке на Круглом лугу да у кривой берёзы да [на] …гом лугу тысеччя восмьсот копен, лесу к селу к Ыса[дам] непашеннаго по врагом шесть десетин; села ж Исад сен[ны]я покосы за рекою за Окою на Бологовском лугу меж Р…ибрева  и Муратовские деревни Безпяты лугу по луг деревни Тайдаковы семьсот капен, лесу непашеннаго в длину на две версты, а поперёк на версту.  И вы б, в[се кре]стьяне, которыя в том селе живут, Прокофья Лепун[ова] да сына его Володимера слушали, пашню на них похали и до[ход] им помещиков платили. А поделитца им тем помест[ьем] меж себя самим полюбовна, Прокофью на двесте на петдесят ч[ети], а сыну его Володимеру на триста на шестьдесят на дв[е чети], да и записми им меж себя укрепитись.

Писана на [Мо]скве, лета 7115-го году, марта в 11 день.

Припись диока Гарасима Мартемьянова.

Исходя из данного документа, устанавливающего впервые права владения Прокопия Петровича и Владимира Прокопьевича Ляпуновых на Исады, вроде бы всё ясно. Село было до 1607 года в «государственном фонде» и передавалось Ляпуновым…

Но путают даты 2 надгробных памятника у церкви Воскресения в Исадах. О наличии каменной плиты на могиле отца Прокопия, Петра Саввича (в иночестве, принятом в Облачинском (Уболочецком) монастыре – Пафнутия), с датой его смерти в 1587 году свидетельствует А.Ф.Фёдоров в своей краеведческой работе от 1927 года (см.статью о Прокопии Ляпунове): «лета 7095 (1587 г.) мая 17 на память св. Анастасии Андроника представися раб Божий Петр Сав[и]н сын Уболочецкий мних Пафнутий Ляпунов. Помяни его Бог душу во царствии небесном».

Он же приводит надпись на могиле жены Прокопия Никифоровны Денисовой — Ушаковой, в иночестве Анны (по другим источникам, Фетиньи), умершей в 1603 году: «лета 7111 (1603 г.) мая день представися раба Божия Прокопьева жена Петровича Ляпунова Никифорова доч[ь] Денисова Ушакова Ин[окиня] Анна».

Получается, уже к 1587 году Исадами владели Ляпуновы, в то же время существовал Облачинский монастырь недалеко от Исад, за рекой. Ляпуновы владели Исадами незаконно до 1607 года? Или имели во владении небольшую часть земель вблизи Исад?

А может быть, Пётр Саввич постригся в монахи Облачинского монастыря не прямо перед смертью и не на землях своего поместья, как предположили историки – краеведы, а выбрал монастырь по каким-то неизвестным нам причинам заранее, и похоронен был не на заливаемом половодьями острове, а возле сельской церкви на высоком берегу Исад? Похоронить жену рядом с могилой отца мог пожелать Прокопий Ляпунов, облюбовавший село для своего кормления и ожидавший случая попросить на него «разрешительные документы» от царя Василия Шуйского в счёт жалования за свою службу. Но такая цепочка событий воспринимается с большой натяжкой… Проще допустить, что к 1587 году Исадами уже владел отец Прокопия. 

Переход Аргамаково из дворцовых сёл в поместье Прокопия Ляпунова

Со времени образования Тушинского лагеря  летом 1608 года подошедшим к Москве войском Лжедмитрия II и московской осады царь часто обращался за поддержкой рязанских воевод, требуя от них поставок продуктов и подкрепления. В это время Ляпунов был неоднократно благодарим царём за верность и усердие. В частности Прокопию была пожалована деревня Руднево – Аргамаково «на речке Ольговке».

1608 г. ноября 15. – Ввозная грамота думному дворянину Прокофию Петровичу Ляпунову на д.Руднево Аргамаково в  Рязанском у.

Список з грамоты слово в слово.

От царя и великого князя Василья Ивановичя всеа [Ру]сии в Резанской уезд в деревню Рудневу, Аргамакова [тож], что была та деревня в наших дворцовых селех, всем крестьяном, которыя в той деревне живут. Пожаловали есмя тою деревнею думного своего дворянина Пр[окофь]я Петровичя Лепунова к резанскому его поместью к тысечи ко сту к семидесят четвертям с осминою в поместья со всеми угодьи. А в памете з Болшого дворца за приписью дияка нашего Микиты Дмитриева нын[еш]него 117-го году написана: В приказе Болшого дворца в резанских писцовых книгах писма и даз[о]ру Ивана Голочелова да подъячева Ждана Зиновье[ва] 114-го году написана в той деревне в Рудневе Аргомакове четвертныя пашни добрые земли д[ве]сте четыре чети в поле, а в дву по тому ж, сен[а] по реке по Оке пятсот сорок копен, да сена ж лесом поросло на пустых вытех триста десять копен, лесу пашеннаго две десетины, да непашеннаго лесу в длину на версту, а поперёк на полверсты. И вы б, все крестьяне, которые в той деревне живут, Пр[о]кофья Лепунова слушали, пашню на него пахали и даход ему помещиков платили.

Писана на Москве, лета 7117-го, ноября в 15 день.

Припись у грамоты думного диока Василья Телепнева.

Написано:

Царь и великий князь Василей Иванович всеа Русии.

 

Подробнее о великом сыне русского народа Прокопии Петровиче Ляпунове – в отдельной статье.

В «Выписи с писцовых книг Рязанского уезда письма и меры межеванья кн.В.Вяземкаго да подьячего Ив.Кавелина 145 – 148 (1637 – 1640) г.» из Поместного приказа подтверждается владение Исадами сына Прокопия Владимира: «…село Исады в Старо-Рязанском стану, в вотчинах за Володимером Прокопьевым сыном Лепуновым, по Государевой жалованной грамоте, за подписью дьяка Неупокоя Коношина 140 (1632) году, что ему дано во 121 (1613) году за царя и великаго князя Василья Московское осадное сиденье, да по грамоте того же 140 году за Московское  ж осадное сиденье как во 126 (1618) году стоял под Москвою Литовскаго короля Жигимонтов сын королевич Владислав, да за Васильем Чевкиным, да за Феодором Колтовским.»

То есть Исады стали называться вотчиной (имением, которое дано не в качестве жалованья за службу и может быть отнято, а в полное наследуемое владение), а не поместьем Ляпуновых только с 1613 года.

Самое замечательное место Исад, центр их притяжения – церковь Воскресения Христова. Историю церкви обычно пишут от даты первой надписи, свидетельствующей о её существовании, 1636 года. Эта надпись — посвящение церкви памяти отца и своей памяти была сделана Владимиром Прокопьевичем Ляпуновым на серебряном напрестольном алтарном кресте: «Лета 7144 года [1636 г.] мая в 20 день на память св. мученика Фалалея и обретение честных мощей иже во святых Отца нашего Алексея Митрополита Киевского и всея Росии чудотворца сей животворящей крест Господень приложил в вотчину в свою в Старой Резани в селе Исадех в церковь Воскресение Христово и к великомученикам Флору и Лавру и к Чудотворцу Николе и к благоверному князю Владимиру Владимир Прокопьев Ляпунов по своем родители и по себе в наследие вечных благ, доколе сия святая Божия церковь предстоит».

На основании этой надписи говорят, что маленькая каменная церковь была построена в 1636 г. Владимиром Прокопьевичем… Но церковь, каменная или деревянная, видимо, была построена раньше. Могилы Ляпуновых 1587 и 1603 гг. об этом свидетельствуют. Да и приведённая выше надпись на кресте вовсе не говорит о строительстве храма Владимиром. Напрестольный крест – не часть архитектуры здания, а перемещаемый предмет, используемый при богослужении. На нём и написано, что «был приложен», ничего более. То есть маленький каменный храм с двумя апсидами, вероятно, мог быть построен и ранее 1636 года. Его границы сегодня различимы с восточной (алтарной) части по более крупному кирпичу и обрывающемуся белокаменному цоколю с северной и южной стороны.

Как на самом деле был устроен первоначальный каменный храм, построенный не позднее 1636 года? Об этом в статье, посвящённой церкви.

В упомянутой выше Выписи 1637 – 1640гг., а также в 1646 г., наряду с Владимиром Прокопьевичем Ляпуновым, совладельцами Исад значатся Василий Петрович Чевкин и Фёдор Савельевич Колтовский. О втором ничего не известно, а вот первый был достаточно известной личностью. В 1611 году Василий Чевкин был воеводой в Зарайске, с ним явно пересекались здесь пути семьи Ляпуновых. А в 1635 – 1636 годах он служил воеводой Вятского края. Поэтому мнение, что Ляпуновы были единовластными хозяевами всех угодий в Исадах и округе далеко не верно. Как делились владения с соседями, к тому же именитыми, известно приблизительно.

Ляпуновы, видимо, высоко оценили исадскую округу, так во время владения Исадами Владимира Прокопьевича селом Муратово владел его двоюродный брат Иван Захарьевич (сын знаменитого Захария, о судьбе которого после 1610 г. ничего не известно). Он также не был единственным владельцем села, в 1636 и 1646 г. в Муратове значится хозяином Чевкин Иван Семёнович, который вполне мог быть родственником исадскому Чевкину Василию Петровичу. Фамилии Ляпуновых и Чевкиных связаны не случайно.

На то же время, 1646 год, деревня Аргамаково, носившая также второе название Руднево, находилась также в совместном владении Владимира Прокопьевича Ляпунова, Фёдора Григорьевича Ляпунова (двоюродный брат Владимира, сын старшего брата Прокопия Ляпунова, Григория) и Прохора Степановича Кругликова (не от него ли получило название урочище Круглово?).

Уже в XVII-м веке данные 3 селения, а также Кутуково были связаны родственными узами владельцев, что сказывалось и на образуемых семейных связях проживавших в них простых крестьян.

В 1653 г. Владимир Ляпунов дал за дочерью Анной, вышедшей замуж за князя Фёдора Фёдоровича Долгорукова, в приданое деревню Назёмово, а в 1655 г. выделил сыновьям: Исады – Василию, Аргамаково – Луке. По смерти Василия через два года, земли с.Исад перешли к Луке.

Имя и краткую историю жизни ещё одного современника Луки Ляпунова не совсем обычного для Исад происхождения сохранили древние книги. По переписным книгам русских городов — Клина, Старицы, Боровска, Вологды, Можайска и др., которые были написаны после Андрусовского перемирия (1667г.), довольно часто упоминаются белорусы — «сироты» и малолетние, очевидно, лишенные родителей либо некогда оставленные в местах ожесточенных боевых действий, и впоследствии подобранные ратниками, об одном из них сказано в «Выписи с полонных записных книг»: «В нынешнем 174 [1666] году марта в 7 день бил челом великому Государю Рязанского уезду Старорязанского стану вотчины стольника Луки Володимеровича Большого Ляпунова села Исад Воскресенской поп Иван Борисов и привёл к записке литовского полоняника … до крещения звали его Казимерком, а ныне в крещении Фетка Казимер прозвища польского полону; а жил де он в Смоленском уезде в селе Зверовичах за паном Яном Борадуничам, а в походе взяли его в малом возрасте помянутого Луки Ляпунова люди его Митка Лазарев сын Болош с товарыщи; и привезли в то село Исады малолетного, и жил де у него Луки Ляпунова, в доме его, стерег животинное стадо. И в прошлом де в 170 году отдал он Ляпунов ево Фетку отцу своему духовному того села Исад попу Ивану Борисову в работу и он де поп Иван женил ево на полонной своей девке Хаврошке Борисовой дочери, и прижил де он с нею двое детей: сына Федотку, дочь Машку; а ныне де Федотка двух лет, а Машка полугоду, а себе сколько лет сказал не упомнит…»

В 1672 году Лука Владимирович коренным образом перестроил и расширил церковь, построив трапезную на первом этаже, надстроив верхний этаж с папертью и соорудив колокольню. Внутри, на южной стороне трапезной, сохранилась надпись на закладном камне: «Лета 7181 [1672] декабря в 14 (сия святая) Божия церковь совершися и освятися олтар во имя Воскресения Господа Бога Царя нашаго Иисуса Христа…» В 1673 г. (1675 г. – данные разнятся) был устроен на втором этаже Георгиевский придел вместо алтаря разобранной в Кутуково по ветхости деревянной церкви того же наименования.

Присоединение Георгиевского алтаря отражено в надписи на другом престольном кресте, который подарил церкви Лука Ляпунов:

««1673 г. октября 18 дня животворящей крест Господен с чудотворными мощами святых приложил Лука Владимирович Ляпунов в церковь Воскресения Христова и чудотворца Николая и св. великомученика Георгия, св. великомученик Фрола и Лавра и св. великомуч. князя Владимира в Рязанскую свою вотчину в с.Исады».

Исчезли к 1676 году владения Чевкина и Колтовского, купленные Лукой Ляпуновым, в окладной книге 1676 года упоминается купчая крепость, вся церковная земля в 15 четвертей в Исадах и 10 четвертей в Кутуково выделяется Лукой Ляпуновым. Часть этой купленной земли — между оврагами Березник и Ольговка, на границе Исад и Аргамаково, урочище носит название «Купчая».

К 1673 году престолы Николая Чудотворца и Св.Георгия (последний из упразднённой кутуковской церкви) были перенесены в единый храм Воскресения, а миряне села Муратово выделились из Воскресенского прихода и получили свою только что построенную церковь.

В 1678 г. в с.Исады была произведена перепись людей при участии приказного человека Ляпунова Антошки Хининова. Очевидно, этот человек пользовался большим доверием и был близким Ляпунову, т.к. он и его жена удостоились быть похороненными у церкви вместе со всеми родичами Ляпуновых, имея надгробный памятник точно такой же, как у них.

На 1678 год совладельцем Луки Владимировича в Исадах был Пётр Васильевич Чевкин (сын Василия Петровича), а в Аргамаково (Руднево) – Евсей Григорьевич Огарев, Федора Ивановна Комынина (Колемина?) жена Богдана, Василий Акинфеевич Назяков и стольник Григорий Данилович Несвицкий. Упоминание такого количества новых владельцев, в том числе с достаточно высокой должностью (стольник), свидетельствует о том, что часть Аргамаково продолжала предоставляться дворянам в качестве поместья за царскую службу. Селом Муратово владел стряпчий Чевкин Назарий Иванович (сын Ивана Семёновича), о потомках Ивана Захаровича Ляпунова там уже ничего неизвестно.

А.Ф.Фёдоров упоминает такой источник, как «Копии писцовых книг села Исад с деревнями, данных стольнику Луке Владимировичу Ляпунову на его вотчины для вотчинного владения в 1682 г.», закрепляющий владение Исадами внука Прокопия Луки Владимировича, Там же перечисляются урочища, озёра Боровое, Якшино, Глубокое…

Лука Владимирович умер в 1688-м. Справа от колокольни церкви Воскресения, под папертью, в западной стене трапезной, сохранилась памятная плита захоронения: «Лета 7196 [1688] … преставися … стольник Лука Владимирович Ляпунов, а погребено тело его … в селе Исадах в церкви Воскресения Христова…»

Лука пожертвовал в церковь позолоченный крест-мощевик, серебряные с позолотой сосуды, два Евангелия в дорогих окладах, иконы. Его первая супруга Пелагея Константиновна дарила «воздухи», богато расшитые шёлком и серебром. Лука Владимирович прожил 71 год, был дважды женат, но наследника у Луки не появилось и при повторной женитьбе на склоне лет. К концу XIX века возле церкви ещё сохранялись захоронения второй супруги Фёклы Давыдовны и детей от разных браков: «девицы» Анны, двух дочерей с именем Феодосия, «младенцев» Тимофея и Стефана.

После смерти Луки Ляпунова исадское имение, переходило из рода Ляпуновых в другие роды по женской линии. Дочь Луки Агафья (Аграфена) (р.23.06.1680, ум.16.01.1737) вышла замуж в 1708 г. за Ивана Ивановича Долгорукова (1680 — 1737) и унаследовала вотчину Ляпуновых в Исадах приблизительно ранее 1724 года.

Иван Иванович был, по-видимому, московским жителем, к рязанской земле отношения до женитьбы не имел. Его отец, Иван Дмитриевич Долгоруков был комнатным стольником и служил в Преображенском полку, созданном молодым Петром I. Вскоре после восшествия на царский престол юного Фёдора Алексеевича, единокровного брата Петра I,  Иван Дмитриевич Долгоруков в 1677г. получил в поместье конфискованное у прежнего владельца село Пронское неподалёку от Москвы, на правом берегу р.Сетуни, в 6 км севернее Кубинки. Ещё одним подмосковным владением было село Картмазово (в те времена — сельцо), в верховьях другой речки Сетуни, что недалеко от с.Саларьево.

Во время одного из потешных боёв Преображенского полка, 14.10.1691, он был случайно убит. Пронское (как и Картмазово) перешло во владение 11-летнего Ивана Ивановича, а с 1698г. стало считаться вотчиной: «… дано за службу отца его стольника князя Ивана Дмитриевича Долгорукова из поместья в вотчину за вечный мир с польским королем«. По-видимому, так Пётр I заглаживал свою вину за смерть отца. Около 1704г. Иван Иванович построил в Картмазово церковь Успения Богородицы. Также, по челобитной Ивана Ивановича, в 1728г. ему было разрешено вновь построить в вотчинном селе церковь с престолом прежнего наименования «вместо деревянной ветхой Покровской церкви на том же церковном месте«. После его смерти вотчинное село Пронское, видимо, было продано Нарышкиным.

Приблизительно в 1730-е годы в Исадах был построен замечательный архитектурный памятник в стиле барокко — Белый дом.

У Ивана Ивановича и Агафьи Лукиничны родились в браке дети: Лука (1709 — 1753, потомков не оставил), Мария (08.08.1712 — 08.02.1781) и Анна (1721 — 12.12.1773).

После замужества с князем генерал-поручиком Григорием Семёновичем Мещерским (1721 — 1762) и, видимо, смерти бездетного брата Луки Ивановича Анна Ивановна унаследовала Исады. В браке родились дети: Анна (р. до 1739) и Прасковья (1739 — 1766). Григорий Семёнович был членом (присутствия) Военной коллегии (военного министерства) при императрице Елизавете. После её смерти, при императоре Петре III, в начале лета 1762 г. он был послан по велению Правительствующего Сената для производства следствия по делам генерал-поручика Хорвата в Новой Сербии (ныне южные области Украины), а также производства ревизии в крепости Св. Елизаветы на южных рубежах России. После поездки к Хорвату Григорий Семёнович внезапно умер от сердечного приступа.

Прасковья Григорьевна Мещерская вышла замуж за Павла Матвеевича Ржевского (01.01.1734 — 24.11.1793) и, видимо, после смерти обоих родителей (и старшей сестры Анны ?) унаследовала исадские владения. Так Исады попали в род Ржевских. Ржевские, некогда были князьями Рюриковичами, впоследствии утратили княжеский титул. В браке Прасковьи и Павла родились братья Пётр и ставший впоследствии весьма известным Григорий (1763 — 1830).

В 1764 году был упразднён существовавший по соседству с поместьем, в 2-х километрах от Исад, упоминаемый выше Облачинский монастырь (см. отдельный рассказ), но его последняя цековь Успения существовала вплоть до собственного упразднения в  конце XVIIIв. за ветхостью. Памятный знак о монастыре – деревянный крест сохранялся и в конце XIX в.

Последний владелец из рода Ржевских, действительный камергер Григорий Павлович, продал с.Исады с д.Аргамаково, принадлежавшие его брату Петру Павловичу, 4 февраля 1815 года по купчей крепости полковнику и флигель-адъютанту Ивану Артамоновичу Кожину (1781–1833). Как видно из истории старших детей Ивана Артамоновича, он до самой смерти поддерживал почти родственные отношения с продавцом имения Григорием Павловичем Ржевским, который, вполне вероятно, мог владеть некоторой частью исадской земли и проживать в Исадах до своей смерти, но также в 16 верстах к югу у него было имение Крестовка, ныне вошедшее в черту села Мосолово. Иван Артамонович на склоне лет предпочёл проживать в своём задонском имении Кашары, где избирался уездным предводителем дворянства, там же был похоронен у алтаря возведённой им церкви Автонома Италийского. 

kozhin-fi
Могила младшего сына Ивана Артамоновича, Фёдора, в Исадах.

Ивана Артамоновича, несмотря на полученные им при императоре Павле I высокий чин полковника и звание флигель-адъютанта, выбрал в жёны дворовую девушку Настасью Тимофеевну Вилкову, у них родилось 11 детей, из которых 10 сыновей. Его сын Иван (1811–1898), в молодости тоже военный, вышел в отставку в чине штабс-капитана, был председателем Спасской земской управы. Часть имения он передал своему брату Николаю Ивановичу, который, видимо, умер раньше Ивана, впоследствии имение полностью перешло к его сыну Владимиру Николаевичу. 

В 1833 году снова изменился состав прихода церкви Воскресения Христова. Вероятно, ввиду благоустройства церкви Воскресения и ветшания церкви в Муратово, с.Муратово и д.Никонова (имела тесное отношение к Облачинскому монастырю) были приписаны к с.Исады.

При Иване Ивановиче Кожине, после выхода февральского Манифеста 1861 года об освобождении крестьян от крепостного права Исады не обошли стороной крестьянские волнения. 26 апреля временнообязанные крестьяне подожгли скотный двор и конюшню, принадлежавшие помещику. Дворяне уезда написали жалобу на крестьян губернатору. Прибыл пристав для расследования дела о поджоге.

Первая школа в селе Исады была открыта в 1868 г. (по другим данным, в 1869, 1873 гг.). Помещением для школы была приспособлена пристройка к церкви (см. статью об истории школ в Исадах и округе).

Кожины владели поместьем до 1918 года.

 

Василий Григорьевич Орлов – защитник самодержавия, православия и народности

Мы – русские. Что это значит? Надо ли нам об этом громко говорить то, против чего сегодня неистово вещают «теле-» и «радиоящики»? Те, кто умалчивают о своих корнях, а иногда и не скрывают их, ибо им позволено, не жалеют грязи, желчи и угроз, для тех, кто называет русских русскими. Долгое время само слово «русский» разрешалось упоминать лишь в названии языка, оно и сегодня не вышло окончательно из-под запрета. Политики угодливо или стыдливо гонят его из своей речи. Или мы должны, скромно потупившись и проглотив язык, помалкивать, забыв отца и мать, родных, пращуров, их обычаи, веру, дела и память, забиться в щель, лишь бы не обидеть кого своим существованием на земле, политой кровью и потом наших предков? Усвоить их слова, что мы – народ сплошных неучей, алкоголиков и лентяев, не умеющих сделать ничего стоящего, смеяться над ежедневно льющимися с нескольких доступных каналов телевизора «шутками» безродных клоунов?

Чего они боятся? Куда нас ведут? Почему ведёмся мы? Разве мы – стадо баранов? Почему на своей родине мы не можем громко сказать всем и каждому: «Я – русский! И этим горжусь! Я здесь живу, живу с честью и по совести, поэтому считайся со мной!» 100 лет назад жили в России люди, которые так говорили. Одним из них был наш широко известный тогда земляк.

В 1870 (по другим сведениям, в 1866) году в семье отставного диакона Воскресенской церкви села Исады Григория Иосифовича Орлова родился сын Василий, которому было суждено в зрелом возрасте стать личным почетным гражданином, русским железнодорожным служащим и политическим деятелем, активным участником монархического движения.

Его имя долгое время было неизвестно нашим «прошитым» коммунистической пропагандой людям. Даже в специальных работах по истории черносотенства оно встречается нечасто. Между тем, современники неизменно называли В.Г.Орлова «передовым застрельщиком», лидером правомонархического движения, а его заслуги по защите самодержавия признавались выдающимися.

Отказавшись от обычного для детей церковного причта духовного образования, В.Г.Орлов целиком отдался модному в 1880-е и перспективному железнодорожному делу. Окончил Институт инженеров путей сообщения Императора Александра I (сегодня это Петербургский государственный университет путей сообщения) и с 1891 года служил около 27 лет на Александровской (до 1912 г. — Московско-Брестской, ныне — Белорусской) железной дороге ревизором движения, был награжден орденом св. Владимира по статуту и получал жалованье в 3000 рублей, дослужился до звания «генерала тяги». Увлекался археологией, даже защитил диссертацию. Однако не многолетняя ревностная служба в должности ревизора движения, а кипучая общественно-политическая деятельность принесла ему всероссийскую известность.

(Подробнее о Василии Григорьевиче Орлове см. отдельную статью.)

 

Исады при помещике Владимире Николаевиче Кожине. Георгий Карлович Вагнер

Помещичья усадьба и само село сильно преобразились на рубеже XIX и XX веков при Владимире Николаевиче Кожине. Он появляется в Исадах в 1881 году и сразу начинает заниматься преобразованием усадьбы.  А.Ф.Фёдоров описывает стоявшие ещё в 1927 году усадебные строения: 

«Кроме церкви, уцелел Ляпуновский, так называемый Белый дом – красивое здание в два этажа с террасой. Он стоит на высоком обрыве над Окой. Взор всякого едущего по р.Оке невольно привлекает своей старинной архитектурой и затейливостью церковь и дом Ляпуновых. К великому сожалению, обрыв осыпается, угрожая дому падением, тем более что поросль, укрепляющая обрыв, безжалостно вырубается.

Характернейшим памятником владения Исадами Ржевскими остался в имении 2-х этажный каменный, так называемый, в отличие Белого Ляпуновского, Красный дом. Дом этот был выстроен для балерин, содержавшихся для увеселения барина и его гостей. В этом же доме для них была устроена сцена».

В 90-х годах XIX столетия была построена новая школа. Она была расположена очень удобно, в центре села. Школа была построена за счёт казначейства, на государственные средства. Здание было деревянное, рассчитанное на 2 класса. В этом же здании часть помещений была отведена под квартиры учителей. 

В 1906 году из селений Исады, Кутуково, Устрань, Муратово, Аргамаково, Красный Яр и Студенец образуется Исадская волость, которая соседствовала с Шатрищинской и Рясской волостями. В волости на 6641 жителя приходилось 2256 гектар пашни (без паров) или около 0,34 десятины на жителя. Малоземелье заставляло мужчин зимой отправляться в отход (сезонные заработки на чужбине), мы знаем, что тесные связи у нашего края существовали с такими городами, как Одесса, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, конечно, Москва.  Без учёта местных промыслов, на заработки в город уходили более 450 человек. В 1905 г. в Аргамаково числилось 173 двора, в которых проживало 1256 жителей. Примерно 7 (с четвертью) человек проживало на подворье – такова была средняя численность семьи.  На своих наделах выращивали морковь и лук, который пользовался большим спросом. В 1913 году, например, из Исад и ближайших к ним деревень только по железной дороге было вывезено 150 тысяч пудов лука, немалое количество его отправлялось на рынки и водным путем.

Население росло, и земство в 1912 г. на месте бывшего здания в центре Исад построило типовое здание начальной школы. Школа была рассчитана на обучение 120 – 150 учащихся. Школа имела 2 класса с квартирами учителей, кирпичное здание, крытое железом. Сегодня это здание сельского клуба в Исадах.

 Владимир Николаевич Кожин был последним помещиком Исад. В своё время он закончил Петровскую сельскохозяйственную академию в Москве. Основными направлениями в хозяйственной деятельности у В.Н. Кожина были «полеводство («замечательное»); луговодство (300 дес.); плодоводство…». Именно Кожины возродили в селе садоводство, заложили на 10 десятинах сад, состоящий преимущественно из яблоневых деревьев, аллею лиственниц, английский сад на склоне коренного берега Оки. При В.Н. Кожине, в 1895г., появился в имении картофелетёрочный (крахмальный) завод ниже слияния речек Студенец в Алёнка, при впадении Алёнки (Рясы) в Оку. К 1915г. также существовал кирпичный завод.

Но наибольшей известности из рода Кожиных заслужил внук Владимира Николаевича, доктор искусствоведения, исследователь культуры и искусства Древней Руси Георгий Карлович Вагнер (1908 – 1995). (См.отдельный рассказ.) Его детство прошло в Исадах, по его же словам, Исады повлияли во многом на становление его взглядов, ощущения жизни. Так случилось, что Георгий Вагнер оставил бесценные для тех, кто знает и любит наш край, проникновенные описания природы родного села, окружавших его людей, пронесённые через всю жизнь свои детские воспоминания. (См.часть биографической повести «Из глубины взываю».)

Отец Георгия Карл Августович Вагнер, происходивший из курляндских (латвийских) немцев женился на дочери Владимира Николаевича Кожина Кире. Далее – отрывки из его автобиографической повести «Из глубины взываю», оконченной им в 83 года.

«Семья В.Н. Кожина состояла из его жены – Елизаветы Николаевны, урождённой Головниной, дворянский род которой восходит (по боковой линии) к известному мореплавателю и вице-адмиралу Василию Михайловичу Головнину (родовое гнездо Головниных находилось в деревне Гулынки соседнего со Спасским Пронского уезда) и пятерых детей: Наталии, Людмилы, Ивана, Киры и Нины. Наталия, Людмила и Иван к тому времени, то есть к 1906/7 годам, уже обзавелись своими семьями. Таким образом, моему отцу выбирать не пришлось, он посватался за Киру. Судя по старой фотографии, свадьба была справлена в Исадах, а венчание происходило в усадебной (она же и сельская) церкви…

Здесь, у гостеприимного дедушки, проводили летнее время не только мы, но и семьи дру-гих детей деда — Лихаревы (Наталия вышла замуж за Николая Матвеевича Лихарева, владельца мелкой усадьбы Плуталово), Кашкаровы (Людмила вышла замуж за ихтиолога Даниила Николаевича Кашкарова), Кожина (семья Ивана Владимировича) и Лызловы (Нина вышла замуж за музыканта и прокурора Бориса Николаевича Лызлова). Места хватало всем, так как в имении деда было два больших каменных двухэтажных дома — «красный», в котором жили зимой, и «белый», в котором проводили время летом. Дома эти, и вообще все имение, не были созданием деда. Как уже было сказано, имение было куплено дедом Владимира Николаевича Кожина, то есть моим прапрадедом — Иваном Артамоновичем Кожиным в 1815 году у Ржевских, некогда князей, но утративших княжеский титул. Мой дедушка появился в Исадах только в 1881 году и быстро привел захиревшее владение в хорошее состояние.

Я вспоминаю Исады как земной рай. Оба дома стояли на высоком правом берегу реки Оки, «белый» — почти у кромки обрыва, а «красный — отступя от него, так что перед ним оказалось место громадному цветнику, которым «владела» бабушка. За дворовыми фасадами домов располагались конюшня, скотный двор, птичник, амбары для зерна, большой колодец с конным приводом и на самом дальнем конце — гумно с молотилкой. Все эти постройки обрамлялись с одной стороны оврагом, заросшим лесом («Детинух»), а с другой — громадными садами и церковью, за которыми находилось село Исады. За «Детинухом» простирались дедовские поля. За Окой, на так называемой «Дегтянке», располагались покосные луга. Для нас, маленьких детей, это был огромный мир, полный самых разнообразных романтических впечатлений. Начать с домов. Большая часть «красного» дома (второй этаж), который дедушка, не склонный к идеализации, называл «сундуком», была довольно непрезентабельной, так как все это были владения детей и внуков, съезжавшихся в Исады летом. Зато комнаты дедушки и бабушки вызывали у меня лично какое-то благоговение. Сюда мы допускались редко, и каждое посещение накладывало свой отпечаток. Комнаты дедушки, размещавшиеся в торцовой части дома с видом на церковь, были похожи на кунсткамеру. Чего только здесь не было, начиная с громадных шкафов с книгами и кончая бивнями мамонта! Где-то в глубине, за всей этой ученостью, стоял большой письменный стол, за которым чаще всего и находился дедушка…

Бабушкины комнаты запомнились мне в виде оранжереи, среди которой расставлена мягкая мебель…

В центральной части «красного» дома находилась большая столовая, за длинным столом которой по звону специального колокола, располагавшегося близ дома, собирались все. У всех были свои места, дети сидели около своих родителей. Распоряжалась едой бабушка, но все сидели под наблюдением дедушки. Прием еды происходил чинно, я не помню никаких затрапезных вольностей.

Почему-то мне не запомнились завтраки и ужины, а также чаепития. Зато хорошо запомнились обеды. Пристрастия к вину не было. Блюда подавал лакей Иван. Он подносил их бабушке, которая и наполняла тарелки всех по очереди. Нам, детям, конечно, после всех…

«Белый» дом казался более романтичным. Его большие комнаты были похожи на залы дворца, наиболее парадные комнаты были меблированы в стиле ампир, на стенах висели громадные портреты в сложных рамах, по углам располагались стойки с различными чубуками. Были здесь стеклянные витрины с дорогой посудой и прочим…

Для нас, детей, главной примечательностью «белого» дома был большой балкон, шедший вдоль выходящего на Оку длинного фасада. Здесь летом обедали. В углу балкона стояло древко с флагом, которым любому дозволялось размахивать в адрес проходящего парохода. Это было одним из любимых наших развлечений. Стоило услышать шлепание колес парохода или увидеть его приближение из-за поворота Оки, как мы бежали на балкон и приветствовали пароход. С парохода, как правило, отвечали. Этот обмен приветствиями, возникавший совершенно непроизвольно, заронял в наши души зачатки этики.

За «белым» домом узкая тропинка среди кустов сирени вела на так называемую Красную горку — площадку на самом острие мыса, образованного высоким берегом Оки и оврагом «Детинух». Здесь стоял большой деревянный гриб со скамьями под ним. Отсюда открывалась перспектива на уходящую вправо (вниз по течению) Оку и на видневшееся вдали имение Муратове — владение Кашкаровых (имение Муратове было подарено дедушкой). Берегом вдоль реки туда мы нередко бегали. Но об этом — в своем месте.

Наиболее поэтические воспоминания связаны, естественно, с «Детинухом» и обширными дедовскими садами. «Детинух» в то далекое время представлял густой лес. По дну оврага бежал ручей Шуриха, берущий начало у святого колодца. Почему он назывался святым — никто из нас не знал, но здесь все ветви кустов были обвешаны разного цвета лоскутками и крестиками, внушавшими почтение, так что наше отношение к этому месту было проникновенным.

На старых деревьях «Детинуха» в изобилии гнездились грачи. Залезть на дерево, посмотреть или даже достать (для коллекции) грачиное яйцо — было особой доблестью. Этим отличался Юра Кашкаров. Но мы его за это осуждали.

Среди «Детинуха» возвышался бугор, или останец, носивший название Лысая гора. Видимо, это название дал кто-то из старших, может быть, под впечатлением музыки Мусоргского. Ни Мусоргский, ни его музыка нам, детям, в то время не были известны, но что-то страшное, ведьмаческое с Лысой горой ассоциировалось, и мы ее избегали».

Данное урочище, описываемое Вагнером, собирает вокруг себя сразу 4 названия: Прощенный Колодезь, Лысая Гора, Детинух, Щуриха. Это ли не свидетельства особой важности для живших здесь столетиями людей? По всей вероятности, оно является древним местом культового поклонения священным водам. На это же указывает упоминаемое Вагнером название бугра – останца Лысая Гора. Знаменитый археолог и историк академик Рыбаков в своих работах о языческой истории славян делал вывод, что многие географические объекты, носящие такое название, являлись в древности языческими святилищами, поклонение которым в том или ином виде дошло до наших дней, народная память сохранила следы культов во всевозможных легендах.

Известно ли сегодня кому-нибудь название «Шуриха» (Щуриха)? Вероятно, как и название оврага «Детинух» (от обрядов с детьми или для детей, которые нуждались в исцелении, производившимися у источников (ключей), названных Вагнером «святой колодец», оно вторичное, более позднее. Правильное народное название этих источников – Прощенный («прашшеннай») Колодезь. «Колодезями» (колодцами) в древности называли не только вертикальные ямы для сбора вод, но и горизонтальные длинные ямы, укрепляемые от осыпания срубами, камнем. То есть речь в нашем случае идёт о части ручья, который использовался для набора воды. (Вспомним такие географические названия, как Белый Колодезь, Конь-Колодезь.) При несомненной древности использования места главные улицы, жилые постройки современных Исад находятся на значительном удалении. Зато вокруг урочища есть несколько археологических объектов бронзового века, начала железного и древнерусского периода. Так что древнее культовое назначение места наиболее вероятно, чем бытовое. Ну а слово «прощенный» говорит за себя: вода Колодезя прощает грехи и исцеляет.

«С дедушкиными садами связаны яркие воспоминания, не столько романтические, сколько игровые. В Исадах у дедушки было два больших сада — верхний и нижний. Они разделялись бульваром, ведущим из имения в деревню. Верхний сад считался дедушкиным, а нижний — бабушкиным.

Верхний сад скорее всего отцом Владимира Николаевича был обсажен елями, которые в дни нашего детства образовали тенистые густые аллеи, густые настолько, что в них стоял полумрак и одному идти по аллее даже днем было страшновато. Так и казалось, что вот-вот кто-то выскочит из-под ели».

Старые лиственницы в Исадах
Старые лиственницы в Исадах

Упомянутые Вагнером ряды елей не сохранились, сохранился лишь ряд лиственниц вдоль кладбища и сада. Известен рассказ одной из учениц церковно-приходской школы, располагавшейся в пристройке храма Воскресения, который даёт приблизительную датировку посадки аллеи елей. Девочка шалила, возвращаясь после занятий домой, выдёргивая недавно посаженные ёлочки из земли, чем вызывала переполох и преследование сторожа. Исходя из этих косвенных сведений, посадку елей В.Н.Кожиным можно приблизительно отнести к 1893 году.

Лиственничная аллея в Петровской Земледельческой (Тимирязевской сельскохозяйственной) академии
Лиственничная аллея в Петровской Земледельческой (Тимирязевской сельскохозяйственной) академии

Есть предположение, что лиственница — дерево, нигде более в округе не встречающееся, было привезено Владимиром Николаевичем из знаменитой своей лиственничной аллеей Петровской Земледельческой академии, где он обучался. Так что сегодня эти деревья в Исадах напоминают нам о связи бывшей усадьбы, её преобразовании в конце XIX века, согласно науке того времени, с первым сельскохозяйственным учебным заведением России.

«В некоторых местах из аллеи были лазы в сад, и мы скоро хорошо изучили и запомнили, у какого «лаза» находятся яблони или груши с особо вкусными плодами. В глубине сада можно было заплутаться, а отдаленные части его так и оставались нами «не освоенными». Недалеко от садовых ворот росли вековые липы, под которыми иногда пили чай. По соседству находился громадный амбар, или, вернее, шалаш, крытый дранкой на два ската. Сюда, в специальные дощатые отсеки собиралась из сада падаль плодов. Аромат в шалаше стоял чудесный. Богатство сортов яблонь и груш рано развили в нас знание сортов самих плодов, большинство из которых из-за суровых зим и экспериментов Мичурина совершенно вывелись. Сейчас, например, мало кто знает, что такое «терентьевка» или «чернодеревка»…

В саду находились плантации клубники. Сюда без разрешения нам заходить запрещалось, но так как «запретный плод слаще», то сторожа нередко гонялись за нами с палкой. Свободный доступ зато был в вишневник, и нам доставляло большое удовольствие залезать на старые вишни, чтобы клевать ягоды сверху. Особое любопытство почему-то вызывал застывший на стволах вишневый сок, из которого делали клей. Мы никакого клея, конечно, не делали, но эту смолу собирали и даже жевали.

Нижний (бабушкин) сад рос на более низкой приречной террасе, был более молод, разрежен и прозрачен. Его преимущества для нас состояли в том, что садовый склон, спускаясь к реке, переходил в лес, называвшийся почему-то Английским садом (вероятно, по иррегулярности?). Вот здесь-то мы и играли в фенимор-куперовских героев, копали в склонах берега пещеры, строили крепости, устраивали засады и т. п.

За пределы имения мы удалялись лишь в таких случаях, как поездка на лошадях в Спасск, прогулки в соседнее Муратове, походы за ягодами на «Дегтянку». Последнее было связано с увлечением греблей; несколько шлюпок всегда было в нашем распоряжении. На шлюпках мы уплывали на песчаный остров у поворота Оки, где было отличное купание…»

Этот остров в Исадской старице, сегодня называемый Первым, навсегда запечатлён на множестве картин и эскизов народного художника России Виктора Ивановича Иванова, сделанных прямо из окна его нынешнего дома («Попов дом»).

«Из Исад в Спасск (и обратно) обычно ездили на тройке серых «в яблоках» лошадей (коренник Барон был белый) с поддужными колокольчиками. Дорога проходила через поля, овраг Марицу и выходила к Оке у Старой Рязани. Здесь переправлялись через реку на пароме. Тройка дедушки всегда ставилась в центре.

В Муратове мы любили бегать по тропинке вдоль Оки. Запомнились выходы яркой голубой глины и красноватого песка в склонах берега и запах ивняка. В Муратове все было скромно, но по-чеховски поэтично. У Муратова Ока делала поворот, за которым было село Срезнево. Там, мы знали, жил святой отец Филарет. Я помню этого худого рыжебородого монаха — он бывал в Исадах и пользовался глубоким уважением как ясновидец. В 1930-е годы он погиб в концлагере…

…нам, мальчишкам, очень нравилось бывать в конюшне, гладить мягкие носы лошадей, давать им куски хлеба. Особый восторг вызывало проникновение в каретный сарай, где кроме выездных летних экипажей стояло много старых зимних возков…

Нам доставляло большую радость, если рабочие (у деда работали пленные австрийцы), вывозившие навоз на поля, брали нас с собой… У пленных австрийцев было трогательно-любовное отношение к нам. Дедушка, видимо, относился к ним хорошо. Осип работал дояром. По вечерам он любил сидеть на скамейке под окнами дедушкиного кабинета. Мартын хорошо рисовал. Мне он дарил нарисованные акварелью открытки. Он же и столярничал. Когда однажды в столярке я порезал себе ногу ножом, то Мартын с километр нес меня на руках к дому. Шрам на моей ноге до сих пор напоминает мне о благородстве этого человека…

Ездить летом к дедушке в Исады мы продолжали до 1918 года, когда его выселили из имения…

Конечно, в происходящих в стране исторических переменах мы, дети, ничего не понимали. Взрослые об этом, несомненно, говорили, но до нас их разговоры не доходили. Каков бы ни был дедушка, может быть, даже очень хорошим в мнении исадских крестьян, но ему грозила потеря всего имения. И это состоялось. Хорошо помню, как однажды (это было, кажется, в 1918 году) зазвонил в набат колокол усадебной церкви, около «красного» дома собралась толпа, и мы узнали, что пришла новая власть и нашей жизни в Исадах приходит конец. Это произошло не сразу. Сначала у дедушки отобрали «белый» дом и заселили его детьми погибших «коммунаров»…

События развивались. Пришло время — отобрали и «красный» дом, и вообще все имение, предложив деду покинуть Исады. Он переехал в наш спасский дом. Дедушка был очень гордый, он вышел из дома за усадьбу в поле, на дорогу в Спасск, как бы на прогулку. Здесь его догнала тройка с любимым кучером Александром и… прощай, Исады.

Должен оговориться: у дедушки отобрали не все. Во-первых, ему предоставили право оставить за собой и вывезти из Исад все вещи, которые он пожелает (это было жестом благородства со стороны Московской музейной комиссии, в которой были известные деятели — П. Воскресенский и Ю. Сергиевский). Кажется, дедушка ничего не пожелал, предоставив это сделать детям. Тогда кое-что взяли себе тетя Нина (ампирную мебель) и другие, но кто и что взял — не помню. Мои родители если что и взяли, то скорее что-то из столового серебра, но не мебель. Удивительно благородные были люди! По нынешним понятиям — дураки… Во-вторых, детям дедушки был выделен надел земли и для обработки ее — три лошади. Помню, как дядя Ваня взял меня однажды в поле за «Детинухом», где он что-то размерял маховой саженью. Помню и уборку первого урожая, но затем от этого дела почему-то все отказались. В-третьих, нам (я имею в виду своих родителей) разрешали осенью пользоваться частью садового урожая. Мы приезжали в Исады на отцовской лошади Ястребке, ночевали в доме священника Утешинского и, нагрузив телегу мешками с яблоками, возвращались в Спасск. Поездки эти были для нас, детей, интересны, но никакого сожаления по поводу потери Исад я лично не переживал. До того был глуп… Я не задумывался и над судьбами своих тетушек и дяди Вани. Между тем, тетя Нина перебралась с мужем в Курск (от 1919 года сохранились ее красивые курские фотографии), откуда им вскоре пришлось бежать в Крым, где Борис Николаевич был арестован и расстрелян (советской властью). Оставшись совершенно одинокой, тетя Нина пережила тиф и приехала к нам в Спасск с остриженными наголо волосами. С этого времени я стал самым любимым ею из племянников. Вскоре легальные поездки в Исады прекратились и пришлось ездить и пробираться в сад уже потихоньку, пользуясь знакомством сторожей. Постепенно Исады уходили в прошлое, но оставалось в душе, причем осталось на всю жизнь, воспоминание о чем-то необыкновенно прекрасном, золотом.

Жизнь в Спасске приобрела сложность, и это уже мной осознавалось. В связи с начавшимися крестьянскими волнениями, дедушку, как «заложника», посадили в спасскую тюрьму за высокими белыми каменными стенами. Там были и другие «заложники» из спасских купцов. Помню, как мама носила передачи дедушке. По ее словам, он переносил свою судьбу стоически. А ведь было отчего впасть в уныние, даже отчаяние: вчера — хозяин большого, прекрасно налаженного имения, сегодня — заключенный… Между тем за дедушкой не числились никакие политические грехи. Мы вообще никогда не слышали, чтобы он вмешивался в политику. Но он презирал бескультурье. Спасск он называл не иначе как Свинском.

Вскоре дедушку освободили, и он снял квартиру недалеко от нашего дома, а обедать приходил к нам. Бабушка переехала из Исад в Рязань к дяде Ване…

С введением нэпа мой дядя Иван Владимирович вместе с двумя своими приятелями взял в аренду дедушкин картофельный (крахмальный) завод, находившийся в двух километрах от Исад, на том же берегу реки Оки. Дедушка с тетей Ниной и переехал туда жить…

Дом Кожиных у Крахмального завода - следы былой красоты

Управляющим крахмального завода недалеко от устья речек Студенец и Алёнка (Ряса) у Оки до революции был крестьянин села Исады Исаев Антон Дмитриевич. За добрую службу Владимир Николаевич Кожин подарил ему на память молитвенник. Эта книга бережно сохранена потомками и содержит любопытные надписи, указывающие на точное место жительства управляющего при заводе. Добротный прекрасной кирпичной кладки 2-этажный дом с кухней долгое время после исчезновения завода использовался, как склад, стоял на оползневом гребне, уже без крыши, но без видимых трещин в сводах окон. Надписи, оставленные на молитвеннике хозяином, гласят:

«Сей молитвенник принадлежит крестьянину села Исад Антону Дмитриеву Исаеву» и «Молитвенник Антона Дмитриева Исаева, проживающий при селе Муратове на краю.» (См. фото.)

В 1924 году дедушка умер от сахарной болезни. Помню, как мама и я шли пешком из Спасска на картофельный завод, неся парчовое покрывало на гроб. Гроб дедушки несли на руках через все поле в Исады под похоронный церковный звон. Папа почему-то прибыл позднее. Я запомнил, как, пересекая без дороги поле, он почти бежал навстречу процессии. «Какой папа молодец», — подумалось мне. Я хорошо помню, что так подумал тогда. Похоронили дедушку у южных дверей церкви.

А в 1925 году умерла и бабушка. В то время она жила уже в Рязани, и дядя Ваня вез гроб с ее телом в Исады. Была зима. Поздно вечером в наш двор въехали сани с гробом, которые всю ночь стояли во дворе. На следующий день поехали в Исады. Отпевание в церкви я помню до сих пор. Бабушкину могилу выкопали рядом с дедушкиной. Они почти заросли, вечно напоминая мне о моем бездушии…»

В первые годы Советской власти на землях бывшего поместья была образована одна из первых сельскохозяйственных коммун в Рязанской области, получившая имя Розы Люксембург (по другим сведениям, «Пламя»). О её начале и печальной кончине исследование впереди. Имя Коммуна унаследовал в качестве второго своего прозвания посёлок Студенец, а также лежащий далеко в полях на берегах речки Студенец лесок, называемый Роза. Опыт коммунального хозяйствования оказался неудачным, сельское хозяйство продолжала развиваться как единоличное.

В 30-х началось насильственное принуждение жителей к вступлению в новые объединения с обобществлением земли, скота, инвентаря. Государство начало коллективизацию. В каждом селении создавался свой колхоз.

В 1931 году в Аргамаково был образован колхоз «Красная Культура».

Председателем был назначен Кошкин Василий Григорьевич, а заместителем – Князев Филипп Григорьевич.

Первыми записались в колхоз самые бедные крестьяне, 15 дворов. Позднее он объединил 251 двор, за ним закрепилось 1069 га земли.

Средняя урожайность зерновых перед войной доходила в лучшие годы до 30 центнеров с гектара. Но настоящую славу хозяйству принёс лук — одна из самых трудоёмких культур. Лучшие овощеводы колхоза (бригада Елисеевой) получали урожай лука до 10 тонн с гектара и 7,5 центнера семян с гектара. Картофелеводы бригады Е.И.Кирюхиной получили в 1940 году  урожайность 250 центнеров с гектара на площади 5,8 гектара. А лучшие доярки в этом году брали обязательства надоить от коровы по 3000 кг.

За свои достижения колхоз в довоенные годы получал медали и дипломы ВСХВ и был награждён орденом «Знак Почёта».

Весна 1941 года была затяжной. На 15 июля было скошено 245 га лугов, убрано 42 га клевера. Большинство работ выполнялось без машин. Так травы в бригаде Илюшкина убрали вручную. По 0,6 га за день скашивали траву косцы К.И. Селиванов, 60-летний П.И.Попков, А.К.Самарин, А.Гуркин, Н.Пронкин, И.Илюшкин. На прополке лука трудилась П.Г.Кирюхина, 63-х лет, старик А.Ф.Филиппкин работал на стогометании. Более 150 школьников работали на уборке сена и прополке. К 20 августа 1941 г. колхоз выполнил госпоставку ржи и рассчитался с МТС по натуроплате.

В первую военную весну в стране прозвучал призыв: «Девушки – за руль трактора! Заменим мужчин, ушедших на фронт!» Его поддержали и в колхозе «Красная Культура». Первыми в тракторную бригаду вступили Дудоева Александра Васильевна, Синотова Ольга Васильевна, Самохина Мария Ивановна, Сенькова Анна Михайловна.

В 1942 году колхоз получил средний урожай зерновых 18,3 ц/га, картофеля по 135 ц/га, овощей по 105 ц/га.

В начале войны председателем колхоза был уже Панфилов Александр Харлампьевич. После его мобилизации на фронт колхоз возглавил Ерхов Павел Сергеевич. В колхозе было 8 бригад по 20 человек, почти все состояли из женщин. (О жизни села в военные годы см. повесть здесь.)

В 1947 году в колхозе трудилось 402 человека, на ферме стояло 95 лошадей, 49 дойных коров. Каждый колхозник вырабатывал в то голодное и трудное время в среднем по 257 трудодней в год. В послевоенные годы стало развиваться свиноводство и молочное животноводство.

В 1963-м – 64-м году произошло слияние мелких колхозов, которые были в каждом селении, «Им. Красной Армии» в Исадах, «Красная Культура» в Аргамаково, в один крупный с названием «Красная Культура».

Жизнь села началась у Оки и всегда была с ней тесно связана. В 30-е годы прошлого века с рекой произошли значительные перемены. При помощи людей она изменила своё русло.

Старица Оки (Исадская), которая тянется от Дегтяного к Исадам, от которой уходит вглубь острова Облачинская дюна, в наши дни так обмелела, что в засушливое время становится непроходимой для плоскодонных лодок, но до упомянутого времени она была главным и наиболее полноводным руслом Оки. Сегодняшнего основного русла, начинающегося от Кутуковской (Киструсской) старицы, где неподалёку стояла пристань, в народе называвшаяся «кутуковской», но носившая имя «Киструс», и заканчивающегося у Исадской старицы, неподалёку от церкви, не существовало. Поэтому до крахмального завода с.Дегтяного Ока текла одним широким руслом. Здесь она раздваивалась. Кроме упомянутого главного русла (Исадской старицы), на юго-восток к Санскому и Юште уходил второй рукав. На картах конца XVIII — середины XIX века это русло показано цепочкой озёр: Прорва, Шар (вспомним пролив Шарок под Исадами), Велье, Сань, соединявшихся протоками. Течение здесь было слабым, дно было мелким, илистым. Об одном из подобных пойменных озёр пошла местная поговорка: «Грязный, как из Негони вылез». В названии Негонь отразилось свойство озера — вода «не гнала» в его русло после половодья.

Сохранилось воспоминание одного из старожилов, что современное главное русло между Кутуковской и Исадской старицами, где до 90-х годов прошлого века стояла пристань Исады, и чуть ниже действовала паромная переправа, существует всего около 80-ти лет. Оно якобы носило название Прорва. На этом месте прежде шла ложбина, которую заливало водой в половодье. Возможно, она со стороны Исадской старицы представляла собой нечто похожее на Шарок, выходящий к реке у церкви, т.е. на длинный рукав – залив стоячей воды. Но ложбину вполне можно было переехать летом. Вполне вероятно, что это и был часто упоминаемый в документах XVII века Куроповский Исток (истоком тогда называли выход, слив воды из озера), за которым находились покосы. Но на упомянутых выше старых картах никакой ложбины нет, ответ надо искать на более поздних подробных картах.

Некий дед – рыбак прорыл (отсюда возникло название «прорва» или от того, что её потом «прорвало») со стороны Кутуковской старицы небольшую канаву к этой ложбине, в которую с большой охотой заходила рыба. Течение в ней было быстрым из-за большого перепада высот на небольшом расстоянье. Хлынувшая по новому пути вода быстро расширяла работу безымянного деда. Если поначалу ручей можно было проехать на лошади с телегой, то на следующий год людям, переезжавшим на покосы, пришлось наваливать в него хворост, делать гать. А потом речка так расширилась, что и гать делать стало невозможно. Река сократила себе путь с 16.5 до 3 километров! Тогда стало понятно, что лучше реке помочь, чем препятствовать, русло стало углублять для судоходства.

Но остаётся сомнение, что данный рассказ относится к участку реки между Исадской и Кутуковской старицами. Повод – существование на старых картах озера – протоки с названием Прорва в начале цепочки озёр у села Дегтяное, о которой упоминалось выше. Возможно, всё сказанное относится к руслу реки между Дегтяным и Юштой. Пока будем называть Прорвой современное, ближайшее к Исадам русло Оки. Замечательный вид Прорвы – на главной странице сайта с панорамой Исад.

(А здесь река заканчивает течение одним руслом, начало Прорвы – направо, налево – Кутуковская (Киструсская) старица.)

Всё время, пока на Оке было напряжённое движение судов, зачахшее к началу нынешнего века, русло углубляли особые плавучие суда – земснаряды, «грязнухи». Так образовался остров, луга на котором делили исстари исадские и аргамаковские животноводы, содержавшие на выпасе летом колхозное стадо и две летних дойки, а также имели покосы киструсские и муратовские. После углубления нового русла старицы постепенно сильно мелели. В сторону Киструса у самого входа в старицу река ещё довольно сильно загоняет в старицу воду, но дальше уже совсем мелко.

 

Во время наибольшего расцвета экстенсивного (за счёт расширения площадей) земледелия в 50–е – 70-е годы прошлого века часть поймы Оки, заливаемая половодьем, от огородов до Прорвы, «Болото», засевалась различными культурами, кукурузой, засаживалась колхозной капустой и огурцами. Частное стадо жителей Исад и Аргамаково насчитывало около 200 коров каждое, и его выпасать было по этой причине рядом с селом негде. Поэтому было решено гонять летом стада через Прорву вплавь: утром в луг, вечером обратно. На том же острове паслось колхозное стадо в размере свыше 500 голов. Люди, которые не видели этого зрелища, стада плывущих коров, не могли поверить, что такое бывает! Но вот оно – есть на старых фотографиях! В воду заходит сначала старая корова – вожак, а за ней идут все остальные. 

Примечательно, что похожая легенда о деде, прокопавшем новое русло, рассказывается и ещё об одной «новой» речке, рассекающей Болото, Лазарской. В данном случае, имя деда – Лазарь. Верхняя часть речки, её исток – речка Ольговка, текущая по оврагу между Исадами и Аргамаково, известная по древним письменным документам. Данное название применяется к ней только до места её впадения на Болоте в маленькое озерко Лазарское. Озерко перпендикулярно течению речки, находится в длинной ложбине, тянущейся от озера Прямик к Шарку. Из озера речка выходит под тем же углом уже с другого конца озера и называется далее, вплоть до впадения в Оку неподалёку от места исадской пристани, речкой Лазарской.

Внизу, перед домом, видна речка Ольговка, выходящая на просторы Болота. Вдали зелёным «серпом» кустов ивняка до впадения в Оку виднеется русло Лазарской. Слева вдали – сосновый лес Сосенки.

На карте Менде никакой речки в сторону появившейся позднее Прорвы нет. Сама Лазарская идёт по очень ровной дуге, без каких-либо извилин. При мелиоративных работах советских времён её углубляли для улучшения стока вод из Прямика и его окрестностей. Вполне правдоподобно, что и появление Лазарской речки искусственное. Ольговка с древних времён заканчивалась впадением в ту длинную ложбину, различимую на карте Менде, позже сильно подсохшую из-за отвода вод.Сосенки - пойменный рукотворный островок леса

Лес Сосенки, он же Ёлочки — небольшой островок соснового леса в бескрайних пойменных лугах, посаженный неутомимыми руками местного лесхоза по неведомому указу Партии и Правительства в конце 50-х — начале 60-х.

 

Источники

Акты служилых землевладельцев XV– начала XVII века. Том 2-й. 1998.

И.Добролюбов. Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии. Рязань, 1891.

М.Б.Оленев. История сёл и деревень Рязанской области.

Литвак Б.Г. Опыт статистического изучения крестьянского движения в России XIX в. М., 1967.

Ю.Готье. Замосковный край в XVII в. М., 1906.

Муравьев М. А. Журнал от начала рождения моего.

Г.К.Вагнер. Из глубины взываю.

Поделиться: