Прокопий Петрович Ляпунов
Происхождение рода Ляпуновых
Прокопий Петрович Ляпунов (? – 22 июля (ст.стил.), 1 августа (н.стил.) 1611 года) — русский политический и военный деятель Смутного времени, из рязанского дворянского рода, думный дворянин.
Личность Прокопия Петровича Ляпунова, его бурная деятельность и деятельность других представителей рода Ляпуновых в течение всего нескольких десятилетий на рубеже XVI и XVII веков была так значительна, что выдвинула весь род Ляпуновых в один число самых видных в Рязанском крае, прозвучало по всей Руси и оставило след в народной памяти. В большинстве исторических трудов Ляпуновых называют среди боярских родов времен независимости Рязанского княжества наряду с её виднейшими представителями: Измайловыми, Вердеревскими, Сунбуловыми, Кобяковыми, Коробьиными, Булгаковыми.
Это послужило почвой для составления родословной «от Ляпуновых», в которой они причисляли свой род к Рюриковичам, князьям Галича-Мерьского, по которой прапрадед Прокопия — Семен Иванович — прибыл в Рязанское княжество в последние годы его существования. Составление подобных «правильных» родословных было частым делом, произошедшим у многих знаменитых родов. Однако современники не называли род Ляпуновых ни княжеским, ни боярским. В ходе Смуты род, в лице Прокопия Ляпунова, ставшего думным дворянином, добился наивысшего возможного для нетитулованного русского дворянства звания. Род в эти годы понес большие потери. Ляпуновы указывали, что погибло девять их сородичей, в том числе и сам Прокопий Петрович.
Более обоснованный взгляд на происхождение рода Прокопия Ляпунова дают изыскания историков разных времён. Некоторые называют его родом «Ильиных». Илья был прапрадедом Прокопия, сыном того самого «первого рязанского» предка, Семёна Ивановича. Происхождение фамилии Ляпунов выводят от прозвища Ляпун (домашнего, нехристианского имени) деда Прокопия (Саввы). На это указывают следующие свидетельства.
Первое упоминание предков Прокопия Ляпунова в документальных источниках относится к 1550-м годам. В это время велась «Дворовая тетрадь» — список состава государева двора царя Ивана IV. В ней среди так называемого «выбора» по Рязани записаны отец и дядя Прокопия — Иов и Петр Ляпуновы дети Ильина. В XVI в. фамилии у многих служилых людей по отечеству еще не сформировались. Вместо них использовалось «дедичество», то есть отчество отца. Исходя из данного документа, отца Иова и Петра звали Ляпун Ильин сын (Ильич). Получается, что для них использовалась фамилия Ильины, правда, ненадолго. Прокопий, его родные и двоюродные братья использовали уже своё дедичество — Ляпуновы. Оно впоследствии и закрепилось уже их детьми в качестве фамилии. Таким образом, Прокопий Петрович Ляпунов еще не был полноценным носителем соответствующей фамилии. Такое происхождение фамильного прозвища Ляпуновых подтверждает и другой исторический источник — грамота 1560/61 г. В ней Иов и Петр Ляпуновы дети Ильина упоминаются как «послухи» (свидетели) совершенной сделки.
Историк Соловьев называет Ляпунова «худородным».
Историк С.И.Сметанина, сравнивая известный по частным актам состав рязанского боярства с рязанской статьей «Дворовой тетради», обнаружила в ней потомков практически всех известных бояр. Состав боярской думы рязанских князей нам известен почти полностью, поскольку вновь обнаруженные документы уже не сообщают нам новых имен этого круга лиц. Предков Ляпуновых среди них не было. Значит вероятность того, что будет найдено подтверждение принадлежности к рязанскому боярству этого рода, ничтожна мала. Более того, судя по всему, рязанская статья «Дворовой тетради» в изначальной своей части, без текущего обновления, была построена по иерархическому принципу, по степени знатности. А Иов и Петр Ляпуновы занимают в этой иерархии очень низкое, седьмое место от конца первоначального списка, что свидетельствует об их незнатном происхождении.
Карьера потомков верхушки рязанского княжества в составе администрации Русского государства складывалась по-разному. Одни не без взлетов и падений удерживались на довольно высоком уровне. Другие роды к концу века пришли в заметный упадок, но в первые десятилетия после ликвидации независимости княжества их представители непременно встречались на страницах разрядных книг на воеводских должностях. Подавляющее большинство этих родов сохранило в своих архивах жалованные и кормленые грамоты русских государей первой половины XVI в.
Ни первого, ни второго нельзя сказать о Ляпуновых. Лишь под 1582/3 годом Петр Ляпунов упоминается в разрядах в качестве воеводы в Чебоксарах. То, что он назван по отчеству, а не по дедичеству — дополнительное свидетельство незнатности его происхождения. В это же время проявляется высокая социальная и деловая активность Ляпуновых. Родной брат Прокопия — Александр — активно способствовал всесильному в последние годы царствования Ивана Грозного дьяку Андрею Шерефединову в насильном завладении им вотчиной рода Шиловских, селом Шилово. После смерти Грозного Ляпуновы были среди зачинщиков выступления против другого его временщика Богдана Бельского. В 1602/3 г. Захарий Петрович был уличен в незаконной торговле с донскими казаками. Тогда же наблюдается и карьерный рост Ляпуновых. В конце XVI — начале XVII в. Прокопий, Захарий и Григорий Петровичи появляются в боярских книгах среди дворян первых статей по Рязанскому уезду, становясь, наконец, по служебному положению ровней родам потомкам рязанского боярства. Таким образом, ясно видно поступательное движение рода от полной безвестности в начале века к довольно высокому положению внутри корпорации рязанских детей боярских в его конце.
Но главное отличие Ляпуновых от всех без исключения боярских рязанских родов заключается в отсутствии у Ляпуновых родовых вотчин. Вотчинное землевладение было весьма консервативно, особенно в Рязанском крае, где на протяжении XVI в. была запрещена покупка вотчин служилыми людьми из других уездов. В то время как поместье часто переходило из рук в руки и из рода в род, вотчины, кроме случаев продажи и конфискации, передаваясь по наследству внутри рода. А во многих случаях утраты вотчин тем или иным родом прежних владельцев можно определить по данным писцовых книг, зачастую сообщавших о бывших хозяевах. В конце XVI в. в совокупном вотчинному владении рода Вердеревских было 5,25 сох (условная единица налогообложении пашни, в сохе от 2400 до 3000 га реальной пахотной земли), Измайловы чуть менее 5 сох. Вышедшие на политическую арену рязанского княжества в одно время с предполагаемым предком Ляпунова, Семеном Ивановичем, Кобяковы владели 1,8 сохи вотчинной земли. Занесенные в Дворцовую тетрадь строкой выше Ляпуновых Биркины — 1 сохой. Никогда ничем не выделявшийся, но несомненно древний Рязанский род Масловых — около полсохи. В то время как Ляпуновы — менее 0,3 сохи. Небольшой частью села, вероятно, купленной, владел Захарий Ляпунов. Чуть большей территорией обладал Григорий Ляпунов. Но это владение было получено им в приданное за женой, принадлежавшей к роду Каракодымовых. У остальных Ляпуновых таких земель не было. Нет в писцовых книгах сведений и об утраченных этим родом вотчинах. Что же касается села Исады, которое считают исконным владением Ляпуновых, то оно было пожаловано Прокопию во время Смуты, а до того было государственным дворцовым селом.
Известны 4 братьев Прокопия: Александр, Григорий, Захарий и Степан. Александр известен тем, что помогал «государеву дьяку» Шерефединову захватывать на Рязани чужие земли при царе Иване Грозном.
После смерти Ивана Грозного
В 1584 году Прокопий участвовал вместе с Кикиными в возмущении черни в Москве против Богдана Бельского. Находился в оппозиции к правлению Бориса Годунова.
На службе Самозванца Лжедмитрия I
После смерти Бориса в числе первых согласился с Петром Басмановым и Василием Голицыным перейти на сторону Лжедмитрия I. Прокопий Ляпунов имел большое влияние среди рязанских детей боярских, вместе с ним на сторону самозванца перешла дружина не только Переяславля-Рязанского, но и других рязанских городов (например, Ряжска). Позже к войску присоединились служилые люди из других южных городов. Находясь в войске под Кромами (1605), Прокопий Ляпунов во многом способствовал укреплению влияния Лжедмитрия I.
После убийства Лжедмитрия I Ляпунов не присягнул Василию Шуйскому и участвовал в движении Болотникова. Рязанские дружины под руководством Прокопия Ляпунова и Григория Сумбулова овладели Коломной, а затем, встретившись с основным войском Болотникова, подступили к Москве.
На службе у Шуйского
15 ноября 1606 года Прокопий Ляпунов предал Болотникова и перешел на сторону Василия Шуйского. Вслед за ним на сторону Шуйского перешли воеводы Сумбулов и Пашков, рязанцы и многие другие. Отряды Ляпунова приняли активное участие в разгроме армий Болотникова. Царь пожаловал Прокопию звание думного дворянина. В это же время Прокопий вместе с сыном Владимиром получают ввозную грамоту на село Исады, которое значилось до того в дворцовых (государственных) сёлах.
В июне 1607 года Лжедмитрий II объявил себя новым претендентом на российский престол, в том же месяце на речке Восме недалеко от Каширы вместе с воеводами князьями Б.М. Лыковым и А.В. Голицыным Прокопий Ляпунов принял участие в сражении с войском самозванца. Царское войско одержало победу. Весной 1608 года отряд рязанцев под руководством князя И. А. Хованского и Прокопия Ляпунова осадил Пронск, занятый приверженцами самозванца. Осада была неудачной, и им пришлось отступить. Ляпунов был ранен в ногу и передал управление войском своему брату Захарию. С появлением польских отрядов Лисовского царь Василий дал указание Ляпунову сосредоточиться на защите Переяславля-Рязанского. Городовые казаки Зарайска сдали город польским отрядам и присягнули Самозванцу. Лисовский одержал верх над подошедшими к городу рязанскими и арзамасскими дружинами под предводительством Захария Ляпунова и Ивана Хованского в Зарайской битве и укрепился в городе.
К июню 1608 года к Москве подошло войско Лжедмитрия II и после безуспешной попытки взять Москву расположилось в Тушино. Во время московской осады царь часто обращался за поддержкой рязанских воевод, требуя от них поставок продуктов и подкрепления. В это время Ляпунов был неоднократно благодарим царём за верность и усердие. В частности Прокопию была пожалована деревня Руднево – Аргамаково. В этот период многие города России признали Лжедмитрия II, только Троице-Сергиев монастырь, города Коломна, Смоленск, Переяславль-Рязанский, Нижний Новгород и ряд сибирских городов остались верными царю Шуйскому.
В мае 1609 года Ляпунову было велено идти из Рязани к осаждаемой поляками Коломне.
Участие в Семибоярщине
К концу 1608 года Шуйский не контролировал многие регионы страны. Столь бедственное положение России вынудило царя Василия Шуйского прибегнуть к помощи шведов Выборгский трактат начала 1609 года обещал территориальные уступки шведской короне в обмен на вооружённую помощь царскому правительству. Карл IX послал в Россию в апреле 1609 года передовой отряд под руководством Якоба Делагарди. Русские войска под предводительством родственника царя, популярного в правительстве Шуйского талантливого воеводы князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского совместно со шведами изгнали поляков из Пскова и других городов и в октябре 1609 года подошли к Москве. Многие видели в молодом и энергичном полководце преемника пожилого и бездетного государя.
Освободив Александровскую слободу, Скопин-Шуйский вынудил помогавшего Лжедмитрию II гетмана Сапегу снять осаду Троице-Сергиевого монастыря. В конце 1609 года Ляпунов отправил в Александровскую слободу грамоту для находящегося там со своим войском князя М. В. Скопина-Шуйского. В грамоте Ляпунов величал Скопина не князем, а царём, поздравляя его с царством
Восприняв альянс русских со шведами как угрозу для Польши, король Сигизмунд III перешёл к открытым действиям против Московского государства. В середине сентября 1609 года передовой корпус под руководством Льва Сапеги пересёк русскую границу, направляясь к Смоленску. Вскоре к городу подошёл и сам король Сигизмунд, приглашая к себе на службу всех поляков и всех желающих из лагеря Лжедмитрия II. Жители Смоленска отказались сдаться и оказались в осаде. Многие отряды, служившие Самозванцу, покинули его, и Лжедмитрий II вынужден был бежать в январе 1610 года из Тушина в Калугу.
Весной 1610 года посланные польским королём гетманы Жолкевский и Сапега окружили Москву. Скопин-Шуйский внезапно заболел и скончался в апреле 1610 года. Шведы же перед этим бросили русские войска и, ограбив Ладогу, ушли в Швецию. Гетманы тайно послали московским боярам письмо, в котором написали, что они пришли с намерением остановить напрасное кровопролитие. И предложили боярам вместо царя Шуйского избрать на русский престол сына Сигизмунда III, королевича Владислава, который, по их словам, охотно примет и православную веру. Такую же грамоту прислал боярам и король Сигизмунд III. Большинство московских бояр и часть москвичей поколебались в преданности царю Шуйскому. Ляпунов начал распространять грамоты в разные города, в которых обвинял царя Василия Шуйского в отравлении. Вместе с В.В. Голицыным Прокопий начал готовиться к восстанию против царя. Посланец Прокопия к находившемуся в Москве брату Захарию побудил его и князя Голицына к решительным действиям. 17 (27) июля 1610 отряд сторонников отстранения Василия Шуйского от власти под предводительством Захария сместил царя (см.рис. ниже). Государственная власть полностью перешла к боярской думе.
В условиях, когда польское войско Жолкевского стояло уже под Москвой, и бояре предлагали корону Владиславу, патриарх Гермоген выступал против низложения Шуйского. Историк Костомаров так описывает действия патриарха:
«Гермоген был человек чрезвычайно упрямый, жесткий, грубый, неуживчивый, притом слушал наушников и доверял им. Подчиненные его не любили: он был человек чересчур строгий. Но при всем том, это был человек прямой, честный, непоколебимый, свято служивший своим убеждениям, а не личным видам. Находясь постоянно в столкновениях с царем, он, однако, не только не подавал руки его многочисленным врагам, но всегда защищал Василия. Строгий приверженец формы и обряда, Гермоген уважал в нем лицо, которое, какими бы путями ни достигло престола, но уже было освящено царским венцом и помазанием. Он выходил на площадь усмирять толпу, вооружавшуюся против Шуйского, заступался за него во время низложения, проклинал Захара Ляпунова с братиею, не признавал насильственного пострижения царя, так как оно не могло освящаться даже и правильностию совершенного над ним обряда…
…Гермоген противился, осуждал намерение призывать на московский престол иноплеменника и соглашался на то в крайности, только с тем, чтоб Владислав крестился в православную веру. Жолкевский не соглашался; дело тянулось; наконец, когда Жолкевский дал боярам заметить, что может прибегнуть и к силе, если мирным путем ничего не добьется, бояре составили договор, стараясь, по возможности, оградить православную веру, и пошли просить благословения патриарха. «Если, — сказал патриарх, — вы не помышляете нарушить православную веру, да пребудет над вами благословение, а иначе: пусть на вас ляжет проклятие четырех патриархов и нашего смирения; и приимете вы месть от Бога, наравне с еретиками и богоотступниками!»
Ляпунов положительно отнёсся к решению думы об избрании польского королевича Владислава на царствование, отправил своего сына Владимира с приветствием к Жолкевскому.
«Посольство Филарета и Голицына отправилось от всей земли русской в Смоленск с просьбою о даровании в цари русские Владислава на условиях договора, заключенного с Жолкевским. Патриарх, верный своему желанию признать Владислава, не иначе как после принятия им православной веры, написал Сигизмунду письмо, в котором выражался так:
«Великий самодержавный король, даруй нам сына своего, которого возлюбил и избрал Бог в цари, в православную греческую веру, которую предрекли пророки, проповедали апостолы, утвердили святые отцы, соблюдали все православные христиане, которая красуется, светлеет и сияет, яко солнце. Даруй нам царя, с верою принявшего св. крещение во имя Отца и Сына и Св. Духа в нашу православную греческую веру; ради любви Божией, смилуйся, великий государь, не презри этого нашего прошения, чтобы и вам Богу не погрубить и нас, богомольцев, и неисчетный народ наш не оскорбить».
В сентябре 1610 года москвичи пустили в столицу войско гетмана Жолкевского, который, установив в Москве свою власть в лице Семибоярщины, завладел судом, московской казной и царскими сокровищами. Прокопий активно занимался снабжением находящегося в Москве польского войска припасами «и уговаривал всех и каждого соединиться под знамя Владислава для спасения русской земли».
«В то время, когда вся земля Московского государства избирала в государи сына польского короля, Сигизмунд требовал сдачи Смоленска, русского города; польское войско метало в этот город ядра, лилась русская кровь; король настаивал, чтобы послы, прибывшие в его стан по делу об избрании Владислава, понуждали Смоленск сдаться королю…»
Убийство Лжедмитрия II в декабре 1610 года и возвращение из-под Смоленска многих земских представителей, входивших в состав великого посольства, на которое давили поляки и «пропольская партия», пытавшиеся склонить бояр к принятию на трон Владислава «на все воле королевской», сильно повлияли на дальнейший ход событий. Украинные города, присягнувшие Лжедмитрию II, – Орел, Болхов, Белев, Карачев, Алексин и другие, – узнав о смерти «вора», присягнули королевичу Владиславу, но, несмотря на это, поляки под началом пана Запройского выжгли эти города, многих жителей убили и увели в плен.
«Ляпунов понял, что со стороны поляков один только обман, что Сигизмунд готовит Московскому государству порабощение; Ляпунов написал в Москву боярам укорительное письмо и требовал, чтобы они объяснили, когда прибудет королевич и почему нарушается договор, постановленный Жолкевским. Письмо это было отправлено боярами к Сигизмунду, а Гонсевский (оставленный управлять гарнизоном в Москве), зная, что Ляпуновым пренебрегать нельзя, обратился к патриарху и требовал, чтобы Гермоген написал этому человеку выговор. Но Гермоген понимал, что из этого выйдет, и отказал наотрез.
5 декабря 1610 года пришли к Гермогену бояре. Во главе их был Мстиславский. Они составили грамоту к своим послам под Смоленск в таком смысле, что следует во всем положиться на королевскую волю. Они подали патриарху эту грамоту подписать и, вместе с тем, просили его усмирить Ляпунова своей духовной властью. Патриарх отвечал:
«Пусть король даст своего сына на Московское государство и выведет своих людей из Москвы, а королевич пусть примет греческую веру. Если вы напишете такое письмо, то я к нему свою руку приложу. А чтоб так писать, что нам всем положиться на королевскую волю, то я этого никогда не сделаю и другим не приказываю так делать. Если же меня не послушаете, то я наложу на вас клятву. Явное дело, что, после такого письма, нам придется целовать крест польскому королю. Скажу вам прямо: буду писать по городам, — если королевич примет греческую веру и воцарится над нами, я им подам благословение; если же воцарится, да не будет с нами единой веры, и людей королевских из города не выведут, то я всех тех, которые ему крест целовали, благословлю идти на Москву и страдать до смерти«.
… Михайло Салтыков замахнулся на Гермогена ножом.
«Я не боюсь твоего ножа, — сказал Гермоген, — я вооружусь против ножа силою креста святого. Будь ты проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем!»
На другой же день патриарх приказал народу собраться в соборной церкви и слушать его слово. Поляки испугались и окружили церковь войском. Некоторые из русских успели, однако, заранее войти в церковь и слышали проповедь своего архипастыря. Гермоген уговаривал их стоять за православную веру и сообщать о своей решимости в города. После такой проповеди приставили к патриарху стражу.
Ляпунов узнал обо всем и, не думая долго, написал боярам письмо такого содержания: «Король не держит крестного целования; так знайте же, я сослался уже с северскими и украинскими городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за Московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами«.
Ляпунов разослал по разным городам свое воззвание и присовокупил к нему списки с двух грамот: с присланной из-под Смоленска дворянами и детьми боярскими (о притеснениях, поругании веры и пленении людей поляками), да с грамоты, доставленной из Москвы.
…»Встанем крепко, — писал Ляпунов, — приимем оружие Божие и щит веры, подвигнемся всею землею к царствующему граду Москве и со всеми православными христианами Московского государства учиним совет: кому быть на Московском государстве государем. Если сдержит слово король и даст сына своего на Московское государство, крестивши его по греческому закону, выведет литовских людей из земли и сам от Смоленска отступит, то мы ему государю, Владиславу Жигимонтовичу, целуем крест и будем ему холопами, а не захочет, то нам всем за веру православную и за все страны российской земли стоять и биться. У нас одна дума: или веру православную нашу очистить, или всем до одного помереть«.
Костомаров писал о Гермогене и Прокопии Ляпунове: «Эти две личности, совершенно с различным призванием, во многом одна другой противоположные, были, так сказать, сведены судьбою для взаимодействия в самую бедственную и знаменитую эпоху русской истории…»
Организация первого народного ополчения
Многие русские бояре нечестивцу отдались,
Нечестивцу отдались, от Христовой веры отреклись,
Уж один-то боярин думный воеводушко крепко веру защищал,
Крепко веру защищал, изменников отгонял:
Уж как думный воевода был Прокофий Ляпунов,
Как Прокофий-то Петрович рассылал своих гонцов,
Как Прокофий Ляпунов роздал письмы своим гонцам,
Роздал письмы гонцам и приказ им приказал:
«Поезжайте вы, гонцы, на все русские концы,
На все русские концы, во большие города,
Вы просите воевод идти с войском сюда,
Свободить город Москву, защищать веру Христа
(Народная песня.)
В начале января 1611 года патриарх Гермоген начал рассылать по русским городам грамоты, содержащие следующий призыв:
«Вы видите, как ваше отечество расхищается, как ругаются над святыми иконами и храмами, как проливают кровь невинную… Бедствий, подобных нашим бедствиям, нигде не было, ни в каких книгах не найдёте вы подобного».
Первый раз такую грамоту Гонсевский перехватил на Святках 1610 г. Затем полякам попадали в руки списки с этих грамот, датированные 8 и 9 января 1611 г. Эти грамоты были отправлены Гермогеном в Нижний Новгород с Василием Чартовым и к Просовецкому в Суздаль или Владимир.
«В городах уже кипело негодование против поляков. В каждом городе списывались и читались в соборной церкви грамоты, присланные Ляпуновым, списывались с них списки и отправлялись с гонцами в другие города; каждый город передавал другому городу приглашение собраться со всем своим уездом и идти на выручку русской земли…»
Поляки, узнав об этом, выслали для разорения рязанских городов, где собиралось ополчение, часть своих сил, не занятых в осаде Смоленска, но разорявших земли соседних уездов, малороссийских казаков (черкасов), которые заняли ряд городов. Ляпунов отнимает у них Пронск, но затем выдерживает в нём осаду, из которой его освобождает подошедшая из Зарайска дружина под руководством воеводы Дмитрия Пожарского. Освободив Ляпунова, Пожарский вернулся в Зарайск. Но казаки, ушедшие из-под Пронска, захватили ночью зарайские укрепления (острог) вокруг кремля, где находился Пожарский. Пожарскому удалось выбить их оттуда, уцелевшие бежали.
В январе 1611 года нижегородцы, утвердившись крестным целованием (клятвой) с балахонцами (жителями города Балахны), разослали призывные грамоты в города Рязань, Кострому, Вологду, Галич и другие, прося прислать в Нижний Новгород ратников, чтобы «стати за…веру и за Московское государство заодин». Воззвания нижегородцев имели успех. Откликнулось много поволжских и сибирских городов.
Прокопий Ляпунов, в свою очередь, направил в Нижний Новгород своих представителей для согласования сроков похода на Москву и просил нижегородцев взять с собой побольше боевых припасов, в частности пороха и свинца.
Для усиления ополчения в феврале 1611 г. Прокопий отправил в Калугу своего племянника Федора Ляпунова для переговоров с бывшими сторонниками «Тушинского вора» (Лжедмитрия II). Переговоры принесли успех. Новые союзники выработали общий план действий: «…приговор всей земле: сходиться в дву городех, на Коломне да в Серпухов». В Коломне должны были собраться городские дружины из Рязани, ополченцы Мурома во главе с князем Литвиновым-Мосальским, Суздаля с воеводой Артемием Измайловым, а в Серпухове – старые тушинские отряды из Калуги, Тулы и северских городов. В числе «тушинцев» были князь Д.Т. Трубецкой, Масальский, князья Пронский и Козловский, Мансуров, Нащокин, Волконский, Волынский, Измайлов, Вельяминов. Перешла на сторону ополченцев и казацкая вольница во главе с атаманами Заруцким и Просовецким. Отряды из Вологды и поморских земель с воеводой Нащекиным, из Галицкой земли с воеводой Мансуровым, из Ярославля и Костромы с воеводой Волынским и князем Волконским и другие также шли на Москву.
Ляпунов писал: «А которые казаки с Волги и из иных мест придут к нам к Москве в помощь, и им будет все жалованье и порох и свинец. А которые боярские люди, и крепостные и старинные, и те б шли безо всякого сумненья и боязни: всем им воля и жалованье будет, как и иным казакам, и грамоты, им от бояр и воевод и ото всей земли приговору своего дадут».
«Таким способом восстание быстро охватило Нижний Новгород, Ярославль, Владимир, Суздаль, Муром, Кострому, Вологду, Устюг, Новгород со всеми новгородскими городами; везде собирались ополчения и, по приказанию Ляпунова, стягивались к Москве».
Поход на Москву
Передовой отряд нижегородцев выступил из Нижнего Новгорода 8 февраля, а главные силы под командованием воеводы, князя Репнина, 17 февраля. Во Владимире передовой отряд нижегородцев соединился с казацким отрядом Просовецкого. Репнин, соединившись в дороге с Масальским и Измайловым, догнал передовой отряд. В числе сподвижников Ляпунова прибыл со своим отрядом и зарайский воевода, князь Пожарский. Польский гарнизон Москвы насчитывал 7 тысяч солдат под началом гетмана Гонсевского, 2000 из них составляли немецкие наемники.
19 марта 1611 года первые отряды Первого ополчения достигли стен Москвы, где началось народное восстание, которое было жесткого подавлено отрядом немецких наемников. По некоторым данным погибло до 7 тыс. москвичей. Большое количество жертв объясняется возникшим в ходе беспорядков пожаром. Также был убит находившийся под стражей князь Андрей Васильевич Голицын.
Среди москвичей оказались проникшие в город передовые отряды ополчения, возглавляемые князем Пожарским, Бутурлиным и Колтовским. Отряд Пожарского встретил врагов на Сретенке, отразил их и прогнал в Китай-город. Отряд Бутурлина сражался в Яузских воротах, отряд Колтовского — на Замоскворечье. Не видя другого средства одержать победу над неприятелем, польские войска вынуждены были поджечь город. Назначены были специальные роты, которые поджигали город со всех сторон. Большая часть домов была предана огню. Многие церкви и монастыри были разграблены и разрушены.
20 марта поляки контратаковали отряд Первого ополчения, засевший на Лубянке. Пожарский был тяжело ранен, его отвезли в Троицкий монастырь. Попытка поляков занять Замоскворечье не удалась, и они укрепились в Китай-городе и Кремле.
24 марта к Москве подошел отряд казаков Просовецкого, но он был атакован польской кавалерией Сборовского и Струся, понес значительные потери и отступил. В стычке полегло около 200 казаков Просовецкого, после чего он перешёл в оборону («засел в гуляй-городах»). Поляки не рискнули нападать и вернулись в Москву.
27 марта к Москве подошли основные силы Первого ополчения — отряды Ляпунова, Заруцкого и других. Ополчение в 100 тысяч человек укрепилось у Симонова монастыря. Попытка немецких наёмников при поддержке польской конницы атаковать лагерь была разбита ополченцами, враг бежал под прикрытие московских стен, откуда уже больше не выходил.
1 апреля ополчение было уже в сборе и подошло к стенам Белого города. Ляпунов встал у Яузских ворот, князь Трубецкой с Заруцким – напротив Воронцовского поля, костромские и ярославские воеводы – у Покровских ворот, Измайлов – у Сретенских ворот, князь Мосальский – у Тверских.
(Здесь стояли отряды Прокопия Ляпунова.)
6 апреля оно атаковало башни Белого города, русским удалось овладеть большей частью Белого города.
(Рядом с полками Ляпунова, от Воронцова Поля, смотрели на Кремль Трубецкой с Заруцким.)
В ополчении с первых дней пребывания у стен Москвы обозначилось противостояние между казаками с одной стороны и дворянами и земством с другой: первые стремились к сохранению своей вольности, вторые — к укреплению крепостнических порядков и государственной дисциплины. Это осложнялось личным соперничеством между двумя яркими фигурами во главе ополчения — Иваном Заруцким и Прокопием Ляпуновым.
Остановившись под Москвой народное ополчение не смогло сил развивать активных боевых действий против поляков, оказавшихся в осаде в Кремле и Китай-городе, имевших мощные каменные укрепления разрушить стены. Не было достаточного числа осадных орудий, способных разрушить стены, да и моральный дух войска был слишком низок, чтобы идти на штурм и большие потери. Ополчение занялось занялось укреплением себя изнутри, восстановлением структур власти. На основе штаба армии был основан Земский собор, состоявший из вассальных татарских ханов (царевичей), бояр и окольничих, дворцовых чиновников, дьяков, князей и мурз (татарских князей), дворян и боярских детей, казацких атаманов, делегатов от рядовых казаков и всех служилых людей.
В начале мая отряд Яна Сапеги, гулявший по Руси и занимавшийся грабежом, появился у стен осажденной Москвы и стал лагерем на Поклонной горе. Представители Сапеги явились к Ляпунову и стали в очередной раз торговаться, предлагая свою помощь, но не сошлись в цене. Сапега с боем прорвался в Москву. Однако проку от Сапеги было мало. С одной стороны, в Москве назревал голод и кормить сапеженцев было накладно. С другой стороны, шайки разбойников, в которые превратилась «частная армия» Сапеги, могли окончательно разложить польский гарнизон. Поэтому Гонсевский не возражал, когда через несколько дней Сапеге вышел с отрядом из Москвы, прихватив с собой несколько сотен поляков из войска Гонсевского.
22 мая ополчение атаковало башни Китай-города и окончательно очистило от поляков Белый город. Утром 23 мая Ляпунову сдались немецкие наемники, оборонявшиеся в Новодевичьем монастыре.
В 13 июня 1611 года поляками был взят штурмом Смоленск, оборонявшийся с 19 сентября 1609 года в течение 21 месяца. Однако, король вернулся с освободившимися под Смоленском войсками в Польшу, будучи уверенным в полной устойчивости осаждённого в Москве гарнизона и из-за отсутствия достаточных средств на поход к Москве.
Разлад в ополчении
Постоянно действовавший при ополчении Земский собор создал Земское правительство, ведавшее вопросами обороны и снабжения войска. При его поддержке был подготовлен и принят 30июня 1611 года «Приговор всей земли» ополчения, который называют «первой Конституцией России», заложивший основы управления, по которому страной правил «Совет всей земли» во главе с тремя воеводами: князем и боярином Трубецким, боярином Заруцким и думным дворянином Ляпуновым. Такой порядок среди соправителей был записан на основе знатности их рода и высоты чина. Но родовой титул князя носил только Трубецкой (с 1609 года носил и боярский чин). Оба «боярина», Трубецкой и Заруцкий (не имевший звучной родословной донской атаман), получили своё боярство от самозванца Лжедмитрия II («тушинского вора»). На самом деле возглавлял правительство и пользовался наибольшим политическим весом Прокопий Ляпунов. Вместо бездействующих московских приказов (министерств) в ополчении были созданы свои приказы, управлявшие делами на подвластных ополчению землях. А её признали 25 городов, в том числе Нижний Новгород, Ярославль, Владимир, Переславль-Залесский, Ростов, Кострома, Вологда, Калуга и Муром.
Костомаров так описывает Прокопия Ляпунова:
«…Прокопию Петровичу было лет под пятьдесят; он был высокого роста, крепко сложен, красив собою; чрезвычайно пылкого, порывистого нрава, а потому легко попадался в обман, но вместе настойчивый и деятельный. Он в высокой степени обладал способностью увлекать за собою толпу и, под влиянием страсти, не разбирал людей, стараясь только направить их к одной цели… (Мысль о доверчивости Ляпунова вследствие пылкого нрава Костомаров повторял неоднократно. Однако, оценивая действия Ляпунова в связи с происходившим событиями, изменяющимися обстоятельствами и раскладом политических и военных сил и настроений общества, они выглядят скорее выверенными и расчётливыми.)
…он был крут нравом и настойчив, не разбирал лиц родовитых и не родовитых, богатых и бедных. Когда к нему разные лица обращались за делами, он заставлял их дожидаться очереди, стоя у его избы, а сам занимался делами и никакому знатному лицу не оказывал предпочтения, чтоб выслушать его вне очереди. Он строго преследовал неповиновение, своевольство и всякое бесчинство, а иной раз, не сдерживая своего горячего нрава, попрекал тех, которые служили в Тушине и Калуге ведомому вору; но более всего вооружил он против себя казаков и их предводителя Заруцкого. Ляпунов не позволял им своевольничать и за всякое бесчинство казнил жестоко…»
Возмущенный грабежами и убийствами мирных граждан, воевода Матвей Плещеев поймал 28 казаков и велел их утопить. Однако подоспевшие их товарищи отбили осужденных. Мало того, казаки собрали круг и начали высказывать претензии руководству ополчения. Ляпунов разгневался, решил покинуть лагерь ополчения и уехать в Рязань, но его нагнали у Симонова монастыря и уговорили остаться.
Ляпунов понимал, что сложный расклад сил в его ополчении и отсутствие в числе его сторонников достойных и одновременно родовитых бояр, из числа которых мог быть избран новый государь, заставляет искать будущего царя среди правящих династий Европы. Ляпунов решил вступить в сношения со шведским королем, чтобы выяснить возможность возведения на престол его сыновей – старшего Карла-Филиппа или младшего Густава-Адольфа. К шведам поехал воевода Василий Иванович Бутурлин.
Вблизи Новгорода состоялись переговоры Бутурлина со шведским командующим Делагарди. Бутурлин заявил: «Мы на опыте своем убедились, что сама судьба Московии не благоволит к русскому по крови царю, который не в силах справиться с соперничеством бояр, так как никто из вельмож не согласится признать другого достойным высокого царского сана». Поэтому вся земля просит шведского короля дать на Московское государство одного из сыновей. Переговоры затянулись, так как шведы, подобно полякам, требовали прежде всего денег и городов, оценивая расклад сил в неминуемом столкновении с Польшей. 16 июля шведы захватили Новгород.
Привлекая к участию в ополчении казаков, Прокопий обещал им широкие привилегии, но после прихода к власти не стал выполнять обещание. В «Приговоре всей земли» была статья об отмене приставств — городов и сел, выделяемых казакам для «кормления». Их заменили поместьями для старых казаков и выплатой довольствия новым. Отмена приставств окончательно озлобила казаков. Этим умело воспользовались поляки. Комендант Кремля Гонсевский изготовил грамоту, якобы написанную Ляпуновым, в которой «велено казаков по городам побивать и топить», а в последствии «истребить» и при размене пленных сумел доставить ее в казачий лагерь.
22 июля 1611 г. казаки собрали круг, зачитали письмо и потребовали на круг главных воевод. Трубецкой и Заруцкий на круг не поехали. Ляпунов тоже отказал посланному за ним атаману Сергею Карамышеву. Тогда круг направил к Ляпунову двух детей боярских: Сильвестра Толстого и Юрия Потемкина. Те поручились, что войско не причинит воеводе никакого вреда. Поверив им, Ляпунов поехал к казакам в сопровождении нескольких дворян.
«Он отправился к казакам оправдываться, заручившись обещанием, что ему не сделают ничего дурного. «Ты это писал?» — спросили его.
«Нет, не я, — отвечал Ляпунов, — рука похожа на мою, но это враги сделали, я не писал«.
Казаки, озлобленные уже прежде против него, не слушали оправданий и бросились на него с саблями. Тут некто Иван Ржевский, прежде бывший врагом Ляпунова, понял, что письмо фальшивое, заступился за Ляпунова и кричал: «Прокопий не виноват!» Но казаки изрубили и Ляпунова и Ржевского».
Через несколько дней после убийства Ляпунова в ополчение из Казани доставили список с иконы Казанской Богородицы. Руководство ополчения решило устроить торжественную встречу иконы. Духовенство и все служилые люди пошли пешком навстречу иконе, а Заруцкий с казаками выехали верхом. Казаки решили, что служилые люди хотят отличиться от них благочестием, и они начали оскорблять их. Вскоре казакам и этого показалось мало, и они пустили в ход сабли. Несколько десятков дворян и стрельцов было убито и ранено. Заруцкий и Трубецкой, как и в случае с Ляпуновым, принципиально не вмешивались.
После этого происшествия началось повальное бегство из ополчения дворян и других служилых людей, большинство из них покинуло лагерь.
Заруцкий попытался провозгласить царём сына Марины Мнишек и Лжедмитрия II (чьё отцовство современники подвергали сомнению), но патриарх Гермоген, находившийся в заключении у поляков, в своих переданных но свободу грамотах резко отверг все попытки Заруцкого и подготавливал русский народ к новому восстанию. Патриарх умер в заточении голодной смертью 17 февраля 1612 года, успев благословить перед выступлением на Москву Второе народное ополчение.
Казаки под командованием Заруцкого и князя Трубецкого и часть земства оставались вплоть до подхода Второго ополчения князя Пожарского и Кузьмы Минина. Таким образом, Второе ополчение не было самостоятельным явлением, но оно было продолжением земского движения, поднятого Прокопием Ляпуновым.
Патриарх Филарет о гибели Прокопия Ляпунова
Патриарх Филарет был отцом и соправителем избранного Земским собором в 1613 году нового царя Михаила Романова, непосредственным участником событий 1609 — 1611 годов, будучи направленным с посольством к королю Сигизмунду под Смоленск и захваченный впоследствии поляками в плен. Его свидетельство о Прокопии особенно важно.
В 1837 году археограф П.А. Муханов обнародовал рукопись патриарха Филарета, в которой рассказывается о причинах конфликта между Ляпуновым и Заруцким и называется место погребения Ляпунова вместе с его заступником Иваном Ржевским – церковь Благовещения на Воронцовом Поле: «Иван Зарутцкой дьяволим научением восприя в мысль свою, да научит козаков на Прокофья и поселит его убити, да восприимет власть над войском един, и яко же хощет тако творит. И нача напущати козаков на Прокофья, и наряди граматы ссыльные с Литвою и руку Прокофьеву подписати велел, и тако зассылкою из города от Литвы велел их выдати; будто Прокофей с ними своими граматы ссылается, а хочет Христособрание воинство, Литовским людем в руце предати, и сам к ним приобщится.
И тако изсташа народы, и наполнишась людие гнева и ярости, на сего изрядного властеля и воеводу Прокофья Ляпунова, не воспоминания его изрядного и мужественнаго ополчения, и восхотеша его предати смерти. И собрався воинство на уреченное место, еже есть в крун (круг), по казатцкому обычаю, и по сего воеводы и властелина посылают посланников, дабы ехал на уреченное место в крун собрания их. Он же злаго их ухищрения не ведяще, но смерти своей не помышляше, восстает от места своего и в крун настоящаго собрания приходит. Ониж в разгорении мысли своея, начата его обличати виновными делы и изменою, и граматы в войске честь (читать), яж Ивашка наредя, и по сем яростне на него нападают, и трупы его на части разделяют, и в скором час смерти горькия предают. И тако паде мертв на землю славный сей и бодренный воевода Прокофей Ляпунов.
С ним же прииде некто от честных дворянин (Иван Ржевский), и нача им разсужати, дабы не дерзостне сотворили, но со испытанием, дабы напрасно крови неповинные и пролить и великому сему делу учинить от них; излиха вопияху: нам и сей изменник, угодник Прокофья Ляпунова — и тог такоже безвинно смерти предаша. Положен же быть честно Благовещения пречистая Богородицы, еже есть на Воронцовском поле. Казацы ж начинаемое свое дело совершиша, и разыдошась в Каши (стан) своя. Слышанож сия быст во граде Поляком, яко начальный воевода московского воинства изрядный властель предан от своих смерти, и о том радовахусь радостию великою зело».
Первоначальное место упокоения Прокопия
Напротив того места, где на улицу Воронцово Поле выходит Подсосенский переулок, на самой высокой точке Гостиной горке стоял храм Илiи Пророка на Воронцовскомъ полЪ.
Еще в XV веке старцы Андроникова монастыря основали рядом с сельским погостом и церквушкой Ильи Пророка небольшой скит (Ильинский монастырь), монахи которого содействовали хозяйственной деятельности своей вотчины. Деревянная церковь Ильи Пророка в 1476 г. была обращена в приходскую — в летописной статье за 1476 год она упоминается под названием Ильинской: «… в четверок великий бысть знамение в солнце… далече же от него лучи сияющи два един видим нами аки за св. Ильею иже под Сосною». Простояла она до 1514 г., когда по распоряжению Василия итальянский архитектор Алевиз Фрязин, автор Архангельского собора Кремля, воздвиг каменный храм Благовещения Пресвятой Богородицы (в память дня рождения Василия III), именовавшийся «под сосенками». В честь бывшего здесь соснового леса назван и Подсосенский переулок, начинающийся от этого самого храма.
Постепенно вокруг загородного великокняжеского двора поднимались дома его приближённых и дворовых людей. Уже с XVI века южнее села Воронцова встали дворцовые слободы — Мельничная и Садовническая, в которых жили мельники и садовники. Появился также сафьянный завод. С этого же времени округа стала местом летнего пребывания московского митрополита.
Несмотря на то, что храм был во имя Благовещения, название его у местных жителей не прижилось: называли храм не иначе, как Ильинским. Церковь снова переименовали в Ильинскую по воле царя Алексея Михайловича в честь чудесного избавления Москвы от смертоносной засухи в день памяти Ильи Пророка, к храму пристроили два придела.
В дальнейшем храм перестраивался постоянно, и от вида, каким он был в 1611 году, сегодня ничего не осталось. Самая древняя сохранившаяся часть храма- 1653-54гг.- небольшой объём, видимый с улицы (завершался двумя ныне сломанными шатрами). К нему примкнул крупный четверик храма рубежа XVII — XVIII вв. (сзади, пятиглавие на нём сломано). На месте алтаря теперь — пристройка советского времени.
Сегодня Ильинскую церковь трудно узнать…
Историк Карамзин о Прокопии Ляпунове
«Один россиянин был душою всего и пал, казалось, на гроб отечества. Врагам иноплеменным ненавистный, еще ненавистнейший изменникам и злодеям российским, тот, на кого атаман разбойников, в личине государственного властителя, изверг Заруцкий, скрежетал зубами — Ляпунов действовал под ножами.
Уважаемый, но мало любимый за свою гордость, он не имел, по крайней мере, смирения Михайлова; знал цену себе и другим; снисходил редко, презирал явно; жил в избе, как во дворце недоступном, и самые знатные чиновники, самые раболепные уставали в ожидании его выхода, как бы царского. Хищники, им унимаемые, пылали злобою и замышляли убийство в надежде угодить многим личным неприятелям сего величавого мужа.
… свидетельствовался Богом; говорил с твердостию; смыкал уста и буйных; не усовестил единственно злодеев: его убили, и только один россиянин, личный неприятель Ляпунова, Иван Ржевский, стал между им и ножами: ибо любил отечество; не хотел пережить такого убийства и великодушно приял смерть от извергов: жертва единственная, но драгоценная, в честь Герою своего времени, главе восстания, животворцу государственному, коего великая тень, уже примиренная с законом, является лучезарно в преданиях истории, а тело, искаженное злодеями, осталось, может быть, без христианского погребения и служило пищею вранам, в упрек современникам неблагодарным, или малодушным, и к жалости потомства!»
Место упокоения Прокопия Ляпунова
Сегодня могила Прокопия Ляпунова находится в Троице — Сергиевой Лавре, куда Прокопий был перевезён сыном из места погребения у храма на Воронцовом Поле через два года после гибели. С ним рядом покоятся и некоторые его соратники по 1611 году: вступившийся за Прокопия и погибший с ним Иван Ржевский, «соправитель» князь Дмитрий Трубецкой, герой обороны Смоленска боярин Михаил Шеин. Исследователь Лавры Е.Голубинский свидетельствует об этом:
«В прежнее время именитые и богатые люди имели великое усердие к тому, чтобы быть погребенными в Троицком монастыре, у преподобного Сергия. Вследствие сего в Троицком монастыре было погребено по тому или другому количеству лиц из множества знатных родов. Но людей известных исторически погребено у Троицы очень немного. Из старого времени можем назвать четверых. Это, во-первых, князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, сначала слуга Тушинского царька, а потом товарищ князя Пожарского по освобождению Москвы от Поляков, скончавшийся 24 июня 1625 года и погребенный под западной папертью Троицкого собора (в третьей от входа с юга палатке). Во-вторых, Прокопий Петрович Ляпунов, убитый казаками под Москвой 22 июля 1611 года, сначала погребенный в Москве при Благовещенской церкви, на Воронцовом поле, а к Троице перевезенный сыном (а может быть, и по распоряжению царя Михаила Федоровича, ибо вместе с ним перевезен и погибший вместе с ним его защитник от казаков Иван Степанович Ржевский) в 1613 году; могила его находилась у паперти Успенского собора, которая была у сего последнего с западной стороны и именно во втором ряду на правой руке от лестницы на паперть, бывшей с южной стороны (в одном XVII века списке надгробных надписей читается: «идучи из паперти церкви пречистыя Богородицы (т. е. Успенскаго собора), у лестницы, на левой стороне род Булатниковых; в другом ряду от мосту (т. е. от той же лестницы) Дмитрий Федорович Скуратов, представися 136 (1627) году ноября в 26 день, Прокофей Ляпунов да Иван Ржевской, убиты 119 (1611) года, июля в 22 день»). В-третьих, боярин Михаил Борисович Шеин, мужественно защищавший Смоленск от Сигизмунда в 1609–1611 годах, но в 1634 году (28 апреля) за неудачное ведение войны против сына Сигизмундова Владислава казненный (по мнению некоторых – несправедливо) как изменник; его могила находилась подле алтарной стены Духовской церкви».
(Могила Прокопия Ляпунова – правее паперти, за информационными стендами.)
Другой исследователь Лавры Ундольский приводит ту же запись. Ему также удалось отыскать в монастырском архиве вкладную книгу, где в главе 418 на листе 622 записано: «Род Ляпуновых. 121 [1613] году дал вкладу Володимер Прокофьевич Ляпунов по отце своем Прокофье, денег 100 рублев; и за тот вклад погребли его в дому Живоначальные Троицы». Перенос праха Прокопия Ляпунова (и Ивана Ржевского) состоялся через 2 года после его смерти сыном Владимиром, внёсшим для этого денежный вклад в Лавру.
Церковь Воскресения Христова в селе Исады и некрополь Ляпуновых
Замечательным памятником Прокопию Ляпунову стала построенная его сыном Владимиром и внуком Лукой Владимировичем церковь Воскресения Христова в селе Исады. Исады стали вотчинным владением Ляпуновых. Своё посвящение церкви памяти отца и своей памяти для потомков Владимир Прокопьевич отразил на серебряном напрестольном алтарном кресте, где было написано: «Лета 7144 года [1636 г.] мая в 20 день на память св. мученика Фалалея и обретение честных мощей иже во святых отца нашего Алексея Митрополита Киевского и всея России чудотворца сей животворящей крест приложил в вотчину в свою в Старой Рязани в селе Исадах в церковь Воскресение Христово великомученикам Фролу и Лавру и Чудотворцу Николе и благоверному князю Владимиру Владимир Прокопьев Ляпунов по своем родители и по себе».
На основании данных историков, у церкви были похоронены отец, жена и потомки Прокопия Ляпунова. Ученый секретарь правления Спасского отделения Общества исследователей Рязанского края А.Ф. Федоров (возглавлял уездное почтовое ведомство до 1917 года, основал краеведческий музей в г.Спасске) на материалах некрополя Воскресенской церкви пишет, что отец Прокопия Петр Савич, который принял монашество, покоится не в Облачинском монастыре, а в своей усадьбе, в Исадах. Федоров приводит такую надпись, начертанную на памятном камне возле Воскресенской церкви: «лета 7095 (1587 г.) мая 17 на память св. Анастасии Андроника представися раб Божий Петр Сав[и]н сын Уболочецкий мних Пафнутий Ляпунов. Помяни его Бог душу во царствии небесном». Здесь же покоится жена Прокопия Ляпунова, Анна Никифоровна Денисова, в иночестве Анна: «лета 7111 (1603 г.) мая день представися раба Божия Прокопьева жена Петровича Ляпунова Никифорова доч[ь] Денисова Ушакова Ин[окиня] Анна».
По другим источникам, в миру имя жены Прокопия было Фетинья.
Еще одним памятником, к сожалению, исчезнувшим в наши дни, посвящённым Прокопию и его близким являлся Оболочинский (Уболочицкий, Наболочицкий) монастырь, располагавшийся в 3 км от Исад на пойменном острове Оки. Об истории монастыря – отдельный рассказ.
Библиографом Российской Императорской публичной библиотеки Иваном Павловичем Быстровым, который работал в ней под начальством русского баснописца И.А.Крылова, в библиотеке была найдена книга «Устав, сиречь церковное око» — одно из изданий общецерковного устава. Книга содержала вкладную надпись, сделанную по распоряжению сына Прокопия Ляпунова, Владимира Прокопьевича, в ней сообщалось, что книга была подарена Наболочицкому (Оболочинскому) монастырю, дабы «книга сия Устав не была ни продана, ни заложена, и никому из монастыря не отдана, и чтобы монашествующая братья молилась за меня, Володимира, и за жену мою и за детей моих и родителей наших, которые лежат в обители сей, а по смерти моей и меня Володимера поминать, как прочих родителей моих».
Фёдоров пишет также об исадском некрополе, что в 1678 г. в с.Исады была произведена перепись людей при участии приказного человека Ляпунова Антошки Хининова. Очевидно, этот человек пользовался большим доверием и был близким Ляпунову, т.к. он и его жена удостоились быть похороненными у церкви вместе со всеми родичами Ляпуновых, имея надгробный памятник точно такой же, как у них.
Источники
Корсакова В.И. Ляпунов, Прокопий Петрович. Русский биографический словарь под ред. А. А. Половцова — СПб., 1905. Т. 13. — С. 834-842.
Азаков Сергей. О боярстве Ляпуновых. Рязанские ведомости, 1998. 30 октября. 210-211. С. 4.
Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.
Историческое описание Свято-Троицкия Сергиевы Лавры, составленное по рукописным источникам профессором Московской духовной академии А.В.Горским в 1841 году с приложениями Архимандрита Леонида. М., 1890.
Голубинский Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра.
Ундольский В.М. Новыя разыскания о месте погребения Прокопия Ляпунова. М., 1846.
Быстров И.П. Краткое сведение о месте погребения Прокопия Петровича Ляпунова, CПб. 1835 г.
Федоров А.Ф. Материалы к истории с. Исад, Спасского уезда, Рязанской губернии. Бывшей вотчины бояр Ляпуновых // Труды Спасского отделения Общества исследователей Рязанского края. Спасск, 1927. Вып. I.