Доброго здоровья, селяне и примкнувшие к ним отдыхающие!
Вчера закончились археологические работы на месте барской усадьбы в Исадах. Группа Старорязанской экспедиции работала 3 дня на месте будущей (возможной) установки памятника освободителю Москвы Прокопию Ляпунову. Начинали под жарким солнцем, заканчивали под настойчивым дождём. Но выбор места для шурфа оправдал себя!
Шурф был разбит большой, 3 х 4 метра, постамент памятника будет расположен напротив крыльца церкви, на удалении 70 метров. Прокопий будет хорошо виден со всех направлений, подходов и подъездов — с улицы, от храма, с дорожки, идущей вдоль Детинуха. Перед ним образуется достаточно большая площадь, которую можно обустроить дорожками, скамейками, озеленить насаждениями, как предполагалось в первоначальном плане благоустройства (если оно когда-то состоится). Поддержка археологов состояла из 2-3 помощников из числа сочувствующих. Многие подходили посмотреть, что происходит, поговорить, делились историческими воспоминаниями. Наиболее напряжённая работа была в первый день. Потребовалась помощь лома, чтобы пробиться сквозь слой строительного мусора в виде битого кирпича, щебня и извести. Дальше пошла более творческая археологическая работа, с приложением меньших физических сил и большим количеством находок и открытий.
Шурф попал прямо на внешнюю западную стену Красного дома, уничтоженного где-то в 1927-1928 годах! Также он захватил поперечную внутреннюю несущую стену здания и большой участок внутреннего пространства дома между ними. Напомню, что, по преданию, Красный дом был построен Ржевским (Григорием Павловичем?) для размещения в нём крепостного театра. В доме балерины проживали, в нём была устроена сцена для выступлений.
Проведённые работы ценны уже тем, что было установлено расположение западной стены дома, её ориентировка, а также с использованием фотографий начала XX века стало возможно определить расположение дома в целом. Оно было утрачено, следы стен строения никак не выделялись на местности. Ещё в 1955 году, когда перед разрушением Белого дома московские архитекторы делали его обмеры и план исчезающей усадьбы, они не могли определить точное место и размеры снесённого Красного дома. На составленном тогда плане он показан лишь приблизительно, как «место снесённого ранее…»
После открытия направления западной стены Красного дома было сделано любопытное открытие: стены Белого, Красного домов и церкви ориентированы при постройке по разным осям, не строго параллельно (перпендикулярно) друг другу. «Южное» направление стен Белого дома (азимут около 131 градуса) близко к ориентировке основного четверика здания церкви (около 135 гр.). Значит, строители 1730-х годов (или более ранние) ставили стены, опираясь на оси уже стоящего храма. А вот самый поздний по времени постройки Красной дом сильно отбивается от этого направления (азимут около 150 гр.). Очень странно, ведь его архитектор должен был создать между домами площадь. Почему не прямоугольную? Площадь расширяется по направлению от церкви (въездных ворот в усадьбу) к Белому дому. Видимо, для того, чтобы длинное здание Красного дома продолжало перспективную линию сельской улицы, шедшей вдоль Барского сада. Азимут улицы очень близок к направлению восточной и западной стен Красного дома. Таким образом, направление аллеи сада (позднее на ней высажены лиственницы) не перекрывалось стеной Красного дома.
Второе наблюдение — стены церкви Воскресения Христова (главного четверика) не перпендикулярны, т.е. не образуют прямоугольника (азимуты около 135 гр. на «южном» направлении и 55 гр. «восточном»)! Здесь разгадки надо искать уже у знатоков позднесредневековой русской архитектуры.
По нашим логическим прикидкам, раскопки все эти дни шли на месте сцены крепостного театра! На ней выступали знаменитые балерины начала XIX века: сёстры Михайловы, И. Харламова, Ситникова, Виноградова, Кузнецова, Данилова, Кондратьева, Федорова и Жукова. В Москве, на сцене Итальянского театра, они блистали в балетных и оперных постановках вместе с приглашёнными французскими танцовщиками, а позднее были проданы Ржевским и составили основу труппы Большого театра в Москве и Мариинского в Санкт-Петербурге.
Из находок был собран разнообразный керамический материал. К наиболее ранней относится 1 фрагмент лепного сосуда культуры Рязано-Окских могильников (приблизительно V века), древнерусская керамика XIII века. Была найдена чёрная керамическая бусина XIV века. Керамический материал ещё изучается. Ясно одно, что площадь усадьбы была заселена в самые первые времена от возникновения Исад. Предыдущий шурф 2020 года также содержал керамику XII — XIII века. Кстати, он тоже попал внутрь Красного дома, в пространство его северного крыла, о чём мы тогда ещё не предполагали. Также любопытна найденная в верхнем слое небольшая изящная столовая вилка, возможно, ей пользовались уже Кожины. Ждём новостей от археологов после обработки находок.
Шурф остался открытым для удобства работ по заливке постамента памятника Прокопию Ляпунову. У всех нас есть возможность подумать о способе его устройства и участвовать в строительстве. Возможно, небольшими шагами мы наконец дойдём до самого памятника. Как всегда, приглашаем всех присоединяться. Написать можно сюда, на сайт, или в нашу группу «ВКонтакте».
Всех с наступающим завтра, 20 июля, летописным Днём рождения Исад!
Мы продолжаем начатый недавно рассказ о приключениях первокурсников РХУ на учебной практике в Исадах в 1983 году. Ещё немного об устройстве повседневного быта студентов в знаменитом Поповом доме (ныне доме В.И.Иванова).
Рассказывает Юлия Герасимова.
Как мы там спали? Кроватей ведь не было. Были матрасы с подушками и одеялами. Эти матрасы стелились прямо на пол. В исадском доме ведь было несколько комнат. Комнаты на втором этаже были достаточно просторные, и совершенно пустые. Помнится, что несколько столбов в центре комнат поддерживали потолок — видно, когда-то там были перегородки. В одной такой комнате располагались мальчишки. Матрасы лежали рядами на полу, так и спали. Подушки и одеяла были, а постельное бельё мы привозили с собой. 13 человек там спали. В смежной такой же просторной комнате, кстати, находилась та самая печка-голландка. Но там никто не спал, да и печку мы первый раз растопили, когда пошли дожди и готовить во дворе не стало возможности.
А девчонкам отвели маленькую веранду. Была там кроме большой веранды ещё вторая, довольно узкая, с другой стороны дома. Там было теплее и уютнее спать. Мы там все пятеро помещались. Тоже на полу, конечно. Где спала Татьяна Петровна, сказать не могу, но, по-моему, с нами её не было. Наверное, она «караулила» спальню ребят. Хотя — по ночам мы вели себя очень прилично. Не помню, чтобы кто-то устраивал бурное веселье, или бегал бы куда-то. Такого не было. Зато были комары в особо крупных размерах. Заснуть с этими комарами было очень трудно — не давали покоя ни на минуту. Мы от них намазывались вьетнамской «Звёздочкой», её комары не любили. Пока «Звёздочка» пахла, нужно было заснуть. А дальше уже комары были не страшны!))
Далее — Летописец.
Молодые художники – будущие педагоги и оформители, помимо налаживания и ежедневного поддержания собственного быта немедленно принялись за изучение и освоение богатых окрестностей Попова дома в Исадах. Первым объектом, конечно, стала огромная церковь Воскресения Христова, находившаяся в то время в плачевном, сильно разрушенном состоянии. Давным-давно она была изъята у верующих, чего в ней только не складировали в советские годы. Крыша сохранилась местами, везде зияли пустоты, через которые виднелось небо. На колокольне и под крышей жили голуби. Осадки попадали внутрь строения и с годами оно постепенно уходило в небытие без попечения и заботы людей.
Оксана Русина-Щеголькова:
— Помнишь трещину… та её сторона, которая была ближе к Оке, явно должна сползти, если не проводились никакие работы по реставрации…
Рассказывает Юлия Герасимова.
Во время нашего пребывания в Исадах, церковь была абсолютно заброшена. Не похоже, что её уже как-то начинали реконструировать. Мы часто ходили к ней и писать этюды, и просто из любопытства.
Несколько раз мальчишки залезали на крышу. Меня с ними не было. А вот Ольга говорит, что была. Но фотографий с ней на крыше церкви нет. Не знаю, чего она с ребятами не сфотографировалась.
На этой фотографии: Гена Коробков, Андрей Садышев, Юрий Широков, Вовка Щепилов, Стас Сердюк.
На крыше исадской церкви — из новых «действующих лиц»: Гена Коробков, Рязань (не знаю, 15 ему тут или 16), «оформитель» Юра Широков (как и Андрей Садышев), Рязань, 28 лет, Вовка Щепилов и Стас Сердюк, г. Элиста, 16 лет.
Далее — Летописец.
За спиной у ребят, правее купола церкви, виднеется отходящая в перспективу от современного русла Оки старица. Осенью 1966 года на втором этаже обрушился центральный столп с главой. На фото 1983 года хорошо видно, что глав над крышей храма (кроме колокольни) осталось 4. Несколько раз предпринимались попытки реставрации. Но, видимо, денег в бюджетах и при Брежневе не хватало. Помнятся долго стоявшие вдоль стен деревянные строительные леса, которые потом сами собой понемногу рушились, обваливались… И никому не нужно было их даже разбирать. Их остатки мы и видим на фото 1983 года.
Оксана совершенно права, вспоминая трещину в алтарной части, церкви без реставрации угрожало обрушение. Весной 2006 года вдоль храма и в сторону ближайших домов произошёл отрыв огромного оползня длиной около 250 местров. Его край был на расстоянии 5 — 6 метров от алтаря, и трещина в стене начала расти. Церковь удалось спасти только после завершения в 2009 году огромных работ по укреплению края коренной пойменной террасы Оки, в ходе которых было создано насыпное сооружение — контрбанкет, которое теперь держит весь холм и церковь на нём.
На крышу церкви ребят привлекло не только исследование архитектуры XVII века — великолепные виды на окские просторы радовали глаза художников! Исследованиям также подверглись прилегающее кладбище, пойменные луга, река и её песчаные пляжи. Тогда их было много! А в жаркий день с реки — хоть не уходи! Были и другие развлечения на свежем воздухе.
На этой фотографии: Гена Коробков, Стас, А. Садышев, В. Щепилов, В. Наперстков
Рассказывает Юлия Герасимова.
Это страница из моего фотоальбома, где, помимо фотографии на крыше церкви, дорисовано то, что не попало в кадр))
Во-первых, высокая лестница крыльца исадского дома… На лестнице я, как дежурная, выношу таз с водой. Ко мне пристаёт Кузя. Что-то лопочет скороговоркой — в своём репертуаре.
А ещё на лестнице нарисован момент, когда к нам в гости в дождливый день на красном «Запорожце» приехали гости из Рязани — приехала Ленка Бескова с двумя рязанскими ребятами (не художниками)… но, пожалуй, тут слишком долго объяснять, кто они были и зачем приезжали… Ленка была наша, РХУ-ховская, тоже с нами квартиру снимала. Вот Ленку они к нам и привезли. Ленка теперь увлекается туризмом и иногда бывает в Исадах, и зимой, и летом. Сама она была девчонкой кораблинской, т.е. из Кораблино под Рязанью.
Насколько помню, рядом с церковью было кладбище Я про это помню, потому что однажды, уже в самом конце нашего пленэра, мы с девчонками ночью ходили в церковь и на кладбище. Ну, как ходили?)) нас туда решили заманить ребята, чтобы напугать, выскочив из-за могилы. С нами шёл как раз Кузнецов (чаще его звали Кузя — я говорила, что он был весьма своеобразной и противоречивой личностью), он выполнял роль эдакого Ивана Сусанина. Из девчонок была я (Калуга, 18 лет), Ольга и Иринка Виноградова (Скопин, Рязанской области, 19 лет) Позади всех шёл Костя Михайлов с Таней Филимоновой (г.Рязань, 15 лет). Костя тоже был в курсе замысла ребят, он нас на всякий случай «страховал».
Так вот, сначала они нас привели в церковь, оттуда кто-то страшно завыл, а в окнах заметался какой-то свет, и Кузя начал нас активно пугать и уговаривать уйти обратно. Но ушли мы недалеко, потому что дальше он нас направил как раз на кладбище. И вот уже на кладбище, при свете луны из темноты с воплями на нас напрыгнули ребята несколько человек. Точно среди них были Вовка Щепилов (также — Тамбов, 19 лет) и Роман Ягодкин. Возможно, с ними был кто-то ещё, но я не помню. Не помню также, чтобы мы как-то уж испугались: мы, видно, предчувствовали какой-то подвох и были морально готовы к чему-то этакому. После этого «коварного нападения» мы очень дружно и весело, обсуждая детали ночного приключения, вернулись через ночные Исады на свою дачу. Татьяна Петровна пожурила нас, так как обнаружила наше отсутствие и, конечно, переживала, как бы чего не вышло. Ну, и после этого все пошли спать.
Это я (Юлия Герасимова) на качелях. Качели верёвочные, самодельные, только не знаю, наши делали, или так уже и было. Находились недалеко от исадского крыльца и недалеко от печки. Есть фотография, где видна сразу — и печка, и качели.
Судя по нарисованным на фото вишенкам — позади качелей одичавшие вишнёвые деревья. К концу июня ягоды уже начинали краснеть. Рязанская область — достаточно южная, к тому же уже чернозёмная. У нас в Калужской области вишни начинают поспевать недели на две позже.
Творческими исканиями нашего друга иерея Вячеслава Савинцева был найден ценный материал, касающийся истории Исад и личности знаменитого рязанского историка, краеведа, создателя губернского исторического архива и музея Степана Дмитриевича Яхонтова (1853 – 1942). Обширный архив Степана Дмитриевича, включающий дневники, хранится в ГАРО. Многие годы публикаций на основе этого богатого источника почти не выходило. Редкость материала обусловлена тем, что книга воспоминаний Яхонтова вышла тиражом всего 300 экземпляров, познакомиться с её содержанием трудно.
Немного о С.Д.Яхонтове. Он был одним из участников знаменитой Рязанской учёной архивной комиссии (РУАК), её председателем. Подобное общество исследователей истории, комиссия, было создано впервые в России. Её плодотворной деятельности последовали другие губернии, в которых стали создаваться такие же комиссии, историческое движение охватило страну, стали собираться письменные, археологические материалы, создаваться местные музеи и архивы. После революции движение, начатое РУАК в губернском городе, расширилось на уездные города. На основе решений советской власти, повсеместно в губерниях с 1918 года стали создаваться уездные музеи. Было собрано в музеи и спасено от расхищения и уничтожения множество ценных реликвий из имений помещиков, монастырей, частных собраний. До 1929 года краеведческое движение в России бурно развивалось, местные музеи вели между собой постоянное общение, обменивались опытом, экспонатами. В 1929 году отношение власти поменялось, глубокая связь народа с историческими корнями стала идти вразрез с насаждаемой новой религией коммунизма, отрицавшей прошлое («весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим…»). Начались гонения на историков и краеведов, разгром их объединений, посадки в тюрьмы. Степан Дмитриевич также попал в тюрьму на 4 месяца по надуманному обвинению, был выпущен относительно быстро, но лишён права работать в архивах на 6 лет. Старая школа, вышедшая из РУАК, была разогнана. Наступило время конструирования «новой» истории.
Степан Дмитриевич, несмотря на угрозы нового времени, оставался до конца смелым человеком в своих мыслях и поступках, называл происходящее вокруг своими именами. Тому свидетельством строки из его переписки и дневников. Чтобы понять богатство языка Яхонтова, благородство и широту целей, которые он перед собой ставил, привожу образец такого письма к основателю Моршанского уездного музея, такому же подвижнику-краеведу Петру Петровичу Иванову. Материал был любезно предоставлен нашими друзьями из Моршанского историко-художественного музея. В письмах, дневниках Яхонтова порой странная орфография и бесподобная пунктуация – всё сохранено.
«П.П.Иванову, директору. Моршанский краеведческий музей. Советская ул. д.21, г.Моршанск, Тамб.обл. 06.10.1938 г.
С.Д.Яхонтов. ул.Либкнехта, д.89, г.Рязань, 05.10.1938 г.
Многоуважаемый Пётр Петрович!
Вы слишком много и широко захватываетесь. Я сам был с таким же необузданным аппетитом,- ну и что? – Разбросался и не знаю, куда деваться со своим историко-издательским грузом: мать сыра земля не хочет держать, а и под землёй ещё не охота лежать. На все ваши вопросы не отвечу прямо, а вскользь смогу.
Было бы нам встретиться 9 лет тому назад,- мы бы размахнулись, а ныне? – Давайте по пунктам.
Составитель Карты владений Солотч.[инского] монас.[тыря] – я.
… Составлял я её осенью и зимой 29 года, когда подготовилась мною выставка монастыря – февраль. Что с ней сделалось после того как разгромили музей – не знаю. Никому из преемников моих не была посильна такая работа. Материалы для изучения владений Солотч. Монастыря были в моих руках исключительно богатые, оставшиеся в наследство от Архивной Ком., которой я был председателем. … Все эти тысячи рукописей Солотч. мон. сданы мною в своё время в […] Област. Ряз. Архив, и я даже воспротивился сдаче их в Центр. Архив в Москве, куда было их затребовали комиссары в 1928 г. А какие рукописи были у меня на руках и принадлежали мне, те (2000 №№) взяты у меня в архив во время погрома у меня в квартире в 29 г. Я вам передавал об этом эпизоде. …
… А пока простите, что так не разборчиво пишу. Надо привыкать читать ваяние рукописей. В былое то время, какое раздолье было с материалами, а теперь все на сене лают… Я работаю над домашней и хозяйственной жизнью Ряз. Архиер. дома в XVII – XVIII в. Наслаждение! Да печатать негде.
Крепко жму Вашу руку. С любовью, и так помогу Вам, в чём могу.
5/ X – 38 г. Рязань Ваш С.Яхонтов»1
Первая волна изъятий исторических ценностей из глубинки и вывоз значительной их части в Москву состоялся в 1918 – 1919 гг. О том, что произощло в это время с исадскими ценностями из имения Кожина, мы писали в соответствующей статье. Исчезли без следа в недрах московских музеев бесценные реликвии Прокопия Ляпунова, знаменитая икона Спаса Нерукотворного, богатейшая библиотека В.Н.Кожина. Из оставшегося была создана губернская коллекция, в этом деле, как мы увидим дальше, принимал большое участие Яхонтов. Он не раз бывал в Исадах и был знаком с В.Н.Кожиным. Перейдём к публикации из дневников Яхонтова. Маршруты, которыми он передвигался между Старой Рязанью, Исадами и Срезнево можно иметь в виду при развитии туризма (если таковое будет) и использовать для пеших походов, назвать, скажем, «тропой Яхонтова»…
«В Фатьяновку меня манила давно деревянная церковь, каких уже целиком не осталось в Рязанском крае. Подобная в Козари. Помню, с парохода направился в 1909 г. прямо к староряз[анскому] священнику, благодушнейшему о. Сергию Гермогенову, бывшему одно время надзирателем в Рязанской семинарии. Чайку попили, закусили и отправились пешкуром в Фатьяновку. Эта заштатная церковь была его ведения, а свящ[енник] был молодой мой ученик, такой археолог, фамилию позабыл. Дорога шла с одной, правой, стороны садами, с другой – лучным полем. Соседнее село Кутуково тем и занимается, что снимает огороды и сажает лук, который развозит по всей губернии. После них (со времени революции) никто не умеет так ходить за луком. И всё это нагорный берег Оки. Подходим. Как увидел я эту церковку, обрытую сбитой канавой, так и обомлел.
XVII в. – деревенский, два сруба, а вошёл внутрь, очутился в так знакомой мне деревенской избе, но только дубовой. Всё тут без пил и рубанка, одним топором работано. Пол колотый, а не распиленный; в стенах сделаны волоковые оконца, задвигающиеся («заволакивание») толстой доской, а ход на колокольню изнутри через творило в потолке, поискал я в волоковушах рукописей – нет. Чего захотел! В них обыкновенно хранились свитки, о которых меня извещали. Опоздал я, может быть, на несколько десятков лет. Иконостас и вся обстановка XVII в. сохранилась, деревянные подсвечники пред местными иконами; пядницы; у клиросов – аналои резные, домашние; а на царских вратах – благовествуемая Мария прядёт!.. А хоругви деревянные – дощечки, на них Христово сошествие во ад и архангел Михаил; всё-то на празелени, не поправлено, незаписанный XVII – XVI в.! На что ни взгляни – святая Русь!..
Я кое-что наметил для музея, чтобы привезли, а кое-что с собой взял. Господи! Какая хорошая церковка! На фоне крутояра берега Оки она стоит как будто всеми забытая. Я все запрещения пустил в ход, чтобы сохранить её, до [19]36 г. была цела. Сами жители дорожат ею. У нас в Рязанской губернии только ещё одна подобная осталась: в с.Козари, недалеко от Рязани. Вспомню и про неё, куда я тоже паломничал. Я был ещё два раза в Фатьяновке.
За Фатьяновкой, всё по излучине Оки, идёт Кутуково, а потом Усторонь, тут много старообрядцев; дальше по берегу – Исады. Место в кубе архиисторическое. Через проломные ворота в старорязанском валу, через которые вломились татары, дорога на Исады – 7 -8 вёрст, ведь это та самая дача летняя, куда под вековые вязы уезжали на дачу из столицу – летом отдохнуть – князья рязанские; это те Исады – дача, где семь князей рязанских были вероломно перебиты своим же родственником. Едешь в Исады по просяным, свекольным да морковным полям и воображаешь себе великокняжеские поездки. А вот уже и вязы одинокие показались. Конечно, не те, 122? г. А те так и мерещатся на месте княжеском. Собственно, нужно было мне имение Кожина, помещика этого села. Село раскинулось на нагорном берегу Оки, а самое имение за селом – на том же крутом обрывистом берегу. Имение образцовое, благоустроенное, со старыми садами, крахмальным заводом. Весь берег укреплён от подмывов посаженным лесом. Впоследствии, когда после революций, след[овательно], изгнания хозяина, водворились там большевики, быстро всё пришло в упадок: сады в небрежении, всё загажено. Но музею посчастливилось (на время) взять его под свою опеку и охрану вследствие того, что оно включало в себя исторические памятники: храм Воскресения XVII в., и дом Прокопия Ляпунова2, и театральный дом Ржевского3.
Ведь это!.. Знаете ли, что это значит: Прокопий Ляпунов! В первый раз я туда ходил пешком из Шатрищ. Храм Воскресения в саду помещика, с которым я был знаком, я со священником осмотрел храм и снаружи и внутри. Он сохранил свою архитектуру. Сам Влад[имир] Ник[олаевич] Кожин был ревнив и строг насчёт хранения старины. Храм в два этажа. Описание храма и найденной в нём старины – у меня в путевой книжке. Внутри битком набиты оба этажа стариной, да какой! В стенах вделаны новгородские кресты! А на чердаке, где я был в 1925 г., — конца нет старине, и я мог оттуда брать, что угодно. Староста мне и привёз целый воз в Древлехранилище. Даже крест напрестольный построенный начала XVII в. сыном Ляпунова Владимиром, а второй крест – внуком его 1686 г. Я все усилия употребил, чтобы ничто не трогалось в храме, до 1929 г. всё было цело. Где теперь Нерукотворный Спас, принадлежавший великому рязанскому архистратигу?!
Но до «белого дома» я добрался только в 1928 г. Нужно было что-нибудь с ним делать. Белый дом, когда едешь на пароходе по Оке мимо Исад, — он виден висящим над пропастью, вот-вот свалится в Оку. Он двухэтажный. Когда я забрался в него, там уже наломали, но всё ещё было интересно его соблюсти. Был ли он когда перестроен или сохранился от самого Прокопия,- сказать трудно, хотя я склоняюсь к мысли, что, возможно, уцелел только остов; как можно судить и по размерам, и глубоких окон; но что он внутри перестраивался, потому что есть фрагменты ампирного стиля в обработке дверей и т.п. Но надобно его было обследовать с просвещённым архитектором, что я и исполнил бы, если бы продолжалась моя охранная деятельность.
Что до дома Ржевского, владетеля Исад в XVII – XIX вв., то его дом служил гаремом для любителей театрального искусства, где у него содержались театральный актрисы. Я позабыл, что что-то трагическое связывает[ся] преданиями с этим домом. Ну, его сохранять не было желания и его отдали в аренду. Я очень потерял многое, что не мог видеться с владельцем Кожиным. Изгнанный из своего гнезда, обобранный, он некоторое время проживал в г.Спасске, и очень нуждался, но сохранял свой характер и убеждения; как окончил он свою жизнь,- мне не известно. Но хороший, умный был хозяин, хотя очень горд.
Отсюда, из Исад, в июле (11-го) [19]16 г. я пробрался через овраги в смежное село Муратово. Священник оказался тоже свой. В деревянном храме половины XVIII в. я нашёл целый клад. На колокольне свален был целый иконостас XVII в. из Оболочинской пустыни что была против Исад верстах в двух за Окой, среди песчаного, омываемого рекою почти острова да, пожалуй, и островка. Пошёл я, постоял на берегу реки, посмотрел на песчаное низину, покрытую кустами, там, где была ничем не знаменитая обитель. Как бы там хорошо покопать в песках. Там находят медные крестики и образки. Ныне всё тихо и пусто, и признаков нет, что когда-то и тут жизнь была! Обитель давно скончалась: о ней мало и исторических данных осталось, но иконостас её и всё имущество [её ] конца XVIII в. перенесен[ы] был[и] в с.Муратово. Неизвестно, стоял ли он там или просто сложен. Это истинный клад. Иконы писаны на толстых полтора вершка досках, отрубленных одна от другой, т.е. обработанных при помощи одного топора, без пилы. Написаны – Новгород, на светлой, немного кремоватой охре. 11 из 15 икон я отобрал, остальные подгнили, погибли, и отвёз в своё Древлехранилище. Да и из Муратово набрал кое-что хорошее. За компанию был я и в Срезнево, где ничего интересного, п[отому] ч[то] церковь перестроена. Но я побывал на родине Измаила Ив[ановича] Срезневского, знаменитого своего земляка, на сбор стипендии которого я составлял воззвание. Не помню, чем-то интересным меня снабдил местный священник Множин, ученик Прох[одцова] из с.Терехова, картёжник знаменитый»4.
Упоминаемая редчайшая деревянная церковь на Старой Рязани – Борисоглебская, находилась вблизи кладбища на южной части городища, исчезла в годы советской власти. Сохранилось её изображение на рисунке Солнцева из библиотеки Оружейной палаты, созданного при раскопках на месте древнего храма в 1832 году, а также на дореволюционном фото. В 1628 – 1629 гг. (по данным Добролюбова) она была отдельной деревянной церковью, а где-то поблизости существовала деревянная же церковь Рождества Богородицы. В окладной книге 1676 года уже указывается, что обе церкви объединены, имеют общий клир, т.е. представляют собой единый приход с одним священником и его помощниками. Позднее Рождественская церковь была разобрана, а её престол перенесён в Борисоглебскую, стал в ней приделом (боковой пристройкой). Вопреки убеждению Яхонтова, что он видел постройку XVII века, то строение было сооружено в XIX веке. Деревянные церкви так долго не стояли. Борисоглебская после 1676 года была заново построена (возобновлена) в 1779 г., отремонтирована (поправлена) в 1832 г. И, наконец, заново выстроена в 1863 году. В ней, действительно хранилась описываемая икона Божьей Матери Борисоглебской-Городищенской. В некоторых случаях датировки Яхонтова оказываются сильно неточными.
Видимо, терялись в памяти Степана Дмитриевича и некоторые важные подробности. Например, церковь в Муратово он называет деревянной, но она была почти новой, кирпичной. Любопытно упоминание хранящегося там иконостаса из Оболочинского монастыря. Получается, его 11 икон оказались в рязанском Кремле? Не они ли хранятся нынче в коллекции областного Художественного музея? Сохранили ли они свои аннотации, указание, что взяты из Муратово, или обезличились среди экспонатов? Сам иконостас, выходит, оставлен в церкви? Эта история тем удивительней, что находящийся ныне в муратовской церкви иконостас, по рассказу местного священника, хранился все годы советской власти сложенным в алтаре. Несмотря на то, что здание церкви использовалось в качестве склада газовых баллонов, иконостас уцелел. Оболочинский ли он? Или этот иконостас был изготовлен для самой новой муратовской Введенской церкви в 1897 – 1899 годах, а Яхонтов почему-то посчитал его облачинским? Загадка требует отдельного исследования. Но прекрасный резной иконостас, киоты, можно увидеть и сегодня в Муратово. Производит неизгладимое впечатление.
Вернёмся к Исадам. После вывоза ценностей из имения в 1918 г. усадебными строениями ведала уездная власть (мы видим это в Постановлении об охране памятников от 28.07.1925), но в где-то между 1918 – 1925 годами бывшее имение было передано под охрану губернского музея, о чём пишет Яхонтов. Видимо, в 1929 — 1930 году охранная деятельность музея была прекращена. Как мы помним, окончательное изъятие всех построек усадьбы у В.Н.Кожина произошло к 1920 году, в 1920-1922 гг. в Белом доме власти размещали летнюю колонию для беспризорников. А Яхонтов «добрался» до Белого дома, как он пишет, в 1928 году. Странно, что сохранять Красный дом у Яхонтова «не было желания». Крепкий, просторный дом был разобран на кирпичный лом в 1927 году. Теперь мы знаем, что ляпуновские напрестольные кресты из исадской церкви Воскресения Христова были вывезены в рязанский музей именно Яхонтовым. Самым поразительным является воспоминание Яхонтова о ляпуновской иконе Спаса Нерукотворного, из которого можно косвенно понять, что икона не была вывезена в 1918 году в Москву, а находилась под охраной Яхонтова в Исадах до 1929 года! Подвела ли Степана Дмитриевича память, или он хотел сказать что-то другое?
1 – «Письма всегда не оставляю без ответов…» (Переписка Петра Петровича Иванова). / Сост. Григорьева Л.В. Морш. ист.-худож. музей, Тамбов, 2014. 2 – Белый дом в Исадах. 3 – Красный дом в Исадах.
4 – Яхонтов С.Д. Воспоминания 1917-1942. Том 2 / Под ред. П.В.Акульгина. М.-Рязань: АИРО-XXI, Рязанский ГМУ им. акад. Павлова, 2017, с.378-380.