Векроты

Векроты

Филипп Филиппович Векрот

Письменные свидетельства из Курского областного архива сообщают, что в 1814 — 1815 годах молодая семейная пара Векротов попадает в круг доверенных лиц графини Луизы Карловны Бирон (будущей Виельгорской) и её будущего мужа Михаила Виельгорского. Михаил годом ранее, в 1813г., потерял при первых родах молодую жену, которая была сестрой Луизы. Видимо, в 1814 — 1815 годах Михаил и Луиза уже находились в близких отношениях. В 1816г. они тайно поженились и уехали в имение графини, село Фатеевку-Луизино в Курской губернии Дмитриевского уезда «на Свапе«.

Векроты к тому времени не были богаты, документы сообщают, что ни один, ни другой не имели в Курске недвижимого имущества. У них уже был сын Филипп (также Филипп Филиппович, как и отец, назовём его «младшим»). Видимо, знакомство молодых пар произошло в Санкт-Петербурге, где Луиза была фрейлиной при императорском дворе. В таком случае тайна дружбы небогатой четы Векротов и родовитой семьи графов могла быть связана с сокрытыми от множества глаз и ушей петербургского светского общества событиями женитьбы Виельгорского и Бирон.

В 1814г. Луиза продаёт (или дарит за услуги?) Марии 12-летнюю дворовую девку Пелагею Харитонову («куплена в 1814 году от Принцессы Луизы Карловны Бирон Курляндской«). А в 1815г. Михаил Виельгорский («камеръюнкер и граф«) продаёт (дарит?) Филиппу Векроту-старшему («коллежскому советнику и кавалеру«) 13-летнего дворового Афанасия Егорова сына Тарасова. Векроты в ревизской сказке от 1 февраля 1816г. (подана 14 марта 1816г.) пожелали, ввиду отсутствия у них недвижимого имущества, приписать своих дворовых людей к имению в селе Фатеевка Луизы Бирон, которая принимала на себя обязательства платить за них необходимые государственные подати. Подписи Луизы, Филиппа и Марии вы увидите на документах ниже.DSC_7776

DSC_7777

Векроты 5 февраля 1816г. выдали в Санкт-Петербурге (находились в то время именно там) доверенность на «бурмистра» (управляющего имением) Луизы Бирон в Фатеевке, некоего Гаврила Гавриловича Свиева, для «прописки» указанных крепостных в селе.DSC_7778

DSC_7779

В том же 1816 году, в начале которого подавались сведения упомянутых ревизских сказок в Курской губернии, молодая семья Виельгорских, Михаила и Луизы, уезжает из Санкт-Петербурга на постоянное проживание в курское имение графини Фатеевку (оно же Луизино). В течение последующих 7-ми лет там у них рождается 5 детей. Причин этого отъезда называют две: осуждение самого брака Виельгорских при дворе, его неприятие по православным канонам и изменение отношения царской власти к масонам, начало их преследования. Виельгорский основал и несколько лет возглавлял одну из крупных петербургских масонских лож, «Ложу Палестины», в которую входили очень известные и влиятельные люди.

Вместе с четой Виельгорских в Фатеевке оказывается и семья Векротов. Как видим, ранее Векроты проживали также в Петербурге. Филипп Филиппович пользуется большим доверием своих покровителей и между 1816 и 1821 гг. становится управляющим фатеевского имения. В те же годы, по истечении установленного 4-летнего срока, Филипп Векрот из коллежского советника получает следующий гражданский чин статского советника.

В сентябре 1821 года графиня Луиза Виельгорская принимает решение укрепить экономику своего имения через создание постоянного места ярмарки в Фатеевке, привлечь туда торговых людей и направить потоки товаров. Тем самым развить и производство товаров в своей округе. Возможно, это было начинание Филиппа Векрота. Векрот 28 сентября 1821 г. обращается с прошением к Курскому гражданскому губернатору А.С.Кожухову. Любопытно, что губернатор был по чину всего одним классом выше управляющего графским имением. Векрот носил чин статского советника (5 класса), а губернатор — действительного статского советника (4 класса):

«Имея в моём управлении имение графини Виельгорской, рождённой Принцессы Бирон, состоящее в Дмитриевском на Свапе уезде, и приемля в соображение общеполезность, могущая произойти от учреждения сего имения в селе Фатеевке-Луизино тож еженедельного торга, по близкому сего села от города Дмитриева на Свапе расположению и по нахождению в смежности с ним разных удельнаго и помещичья ведомства селений, кому в Фатеево путь удобнее, могут сбывать свои произведения. Осмеливаюсь всепокорнейше просить утверждения Вашего Превосходительства о назначении в оном селе базара еженедельно по средам, уверен будучи, что таковое учреждение, нимало не делая подрыву купцам города Дмитриева на Свапе, напротиву того, послужит к распространению сих торговых оборотов, ибо поблизости сего города и по дальнему расстоянию других городов, вероятно, что одни только купцы Дмитриевские исключительно на сём предполагаемом базаре будут закупать производимое крестьянами…«ф. 33, оп. 2, д. 1014-2

ф. 33, оп. 2, д. 1014-3

Дело было не таким простым в те времена. Прошение в Курске не получило согласия губернатора. Либо Виельгорские были у него не в чести, губернатор мог иметь на этот счёт указание от императора держать опальную семью «в строгости», либо взыграло чиновничья жажда мздоимства. Опытные приближённые двора решили действовать «через голову» местного начальства и обратиться напрямую к императору. Значит, Виельгорские полагали, что дело не безнадёжное. Пишет очередное прошение 8 февраля 1822 г. снова сам Векрот.ф. 33, оп. 2, д. 1014-4

ф. 33, оп. 2, д. 1014-5

Упоминается, что в Фатеевке «с давних лет» уже имелась ежегодная ярмарка в день Вознесения Господня, а также осенью. К государю была обращена просьба указом обязать Курское Губернское Правление принять прошение на открытие еженедельного торга по средам и утверждение осенней ярмарки в день Архистратига Михаила. Из данного обращения к императору вытекает, что в Курске прошение не принимали, раз для этого требовался царский указ!

После рождения пятого ребёнка у Луизы и Михаила Виельгорских, дочери Анны, в 1823 году семья, видимо, стала чаще возвращаться в Санкт-Петербург. Можно полагать, что их возвращение в столицу связано со смертью Александра I, который недолюбливал чету, и восшествием на трон в 1825 г. Николая I. В скором времени мы увидим старших дочерей при дворе императора Николая в качестве фрейлин и подруг старшей царской дочери Марии (ей в 1825-м было 6 лет).

В год смерти императора Александра I в курском окружении Виельгорских также произошли перемены. Умер в соседнем Рыльском уезде князь Иван Иванович Барятинский, с которым Виельгорские в течение долгого времени затевали музыкальные вечера, ставшие событиями культурной жизни губернии, обменивались приглашёнными музыкантами. В том же году умерла младшая сестра князя Барятинского Анна Ивановна Толстая. Анна Ивановна была к тому времени вдовой обер-гофмаршала Николая Александровича Толстого, руководившего всеми церемониями при дворе Александра I ещё со времён юности императора. В своё время, после смерти их отца, Иван Иванович Барятинский выделил Анне Ивановне в качестве доли наследства треть всех его имений, в том числе в селе Нижние Деревеньки Льговского уезда. Кроме унаследованных от отца имений, у Анны Ивановны были также имения мужа. И вот после её кончины все эти обширные земельные владения в 1825 г. перешли к сыну, Александру Николаевичу Толстому. В прежние годы князь Барятинский был в тесной дружбе с Виельгорскими, в свою очередь его племянник через Виельгорских познакомился с управляющим их имением Векротом.

Adolf_Ladurner_Portrait_Alexander_N_Tolstoy
Александр Николаевич Толстой

В 1827 г. Филипп Филиппович Векрот, кроме имения Виельгорских, вероятно, берёт в управление также и огромное имение Алексанра Толстого, получив в курском обществе славу способного управляющего. В Государственном архиве Курской области хранится доверенность («верющее письмо») на его имя от графа Александра Николаевича Толстого, «камергера двора Его Императорского Величества, коллежского советника и кавалера«, на управление его обширными поместьями. Любопытно сочетание придворного чина камергера и гражданского коллежского советника — первый принадлежал к 4-му классу Табели о рангах, а второй лишь к 6-му.

Александр Толстой был сыном обер-гофмаршала Н.А.Толстого и внуком дипломата И.С.Барятинского. В детстве отец отдал его в модный Петербургский пансион иезуита патера Грубера. Вместе с другими русскими его ежедневно водили в домашнюю католическую церковь и заставляли прислуживать патерам во время службы. Закон Божий преподавался по римско-католическому катехизису. Несмотря на такое воспитание, Александр всю жизнь выделялся преданностью православию, на собственные деньги построил 15 церквей. Был известен своим громадным ростом и большой щедростью, проявленной при освобождении своих крестьян.

23 января 1827 года Толстой был уволен от военной службы по болезни и в звании камергера определен ко двору, а в феврале причислен к Министерству иностранных дел и назначен состоять при после в Париже. Видимо, в связи с отъездом в Париж он и обратился к Филиппу Векроту с предложением принять в управление его имение. О составе имения, расположенного в разных уездах губернии, известно, что, кроме Нижних Деревенек, в них входили Эммануиловка того же Льговского уезда и с.Крупец Рыльского уезда.

«Милостивый Государь Филипп Филиппович!

Доверяя Вашему высокородию главное управление моим имением, состоящем Курской губернии в разных уездах, как-то: во Льговском, Рыльском, Путивльском, Белгородском и Дмитрослабском, по которому имению и покорнейше прошу блюсти за благосостоянием крестьян, чтобы они не были изнурены лишними работами и обязанностями, чтобы все работы, к коим они будут обращаемы, по закону и справедливости были распределяемы с должным между ими уравнением, чтобы ни с чьей стороны не могли произойти какие с них поборы и налоги, кроме платежа установленных подушных податей и земских повинностей и кроме определённого оброка, получаемый с тех, которые состоят или вами впредь на оброк обращены будут…» И далее в том же духе на 5-ти страницах подробно описаны все стороны ведения хозяйства, земледелия, учёта, налогообложения, страховых взносов, безопасности его обитателей и многое другое! Удивительно подробная доверенность, оговаривающая множество случаев и сторон экономической жизни имения. Чувствуется, что она была составлена не по заведённому образцу писарем и лишь подписана графом, но что сам граф глубоко вникал во все изложенные предметы! Доверенность была составлена и занесена в учётные списки 4 августа 1827 г. в Льговском уездном Суде.DSC_7782

DSC_7786

Усадебные строения в Нижних Деревеньках, где управлял хозяйством Ф.Ф.Векрот, долгое время сохранялись, благодаря тому, что в советское время в них был размещён санаторий. Главный дом в Нижний Деревеньках - 1970Ещё в 1996г. главный усадебный дом, от которого нынче осталась одна стена, был соединён с флигелем переходом. Внутри перехода располагался зимний сад.

Главный дом и флигель в Нижних Деревеньках

Ещё одно строение — дом с мезонином нынче представляет собой удручающее зрелище, он отдан под коммунальное жильё, сильно разрушается. Временем постройки упомянутых зданий считают приблизительно время после 1811 года, когда князем Барятинским были возведены постройки в своей главной усадьбе Марьино, которой и сегодня можно любоваться.

Особняк с мезонином в Нижних Деревеньках

Дом с мезонином в Нижних Деревеньках
Тот же особняк с мезонином, спустя 40 лет трудно узнать.

У Филиппа Филипповича Векрота-старшего и его супруги Марии Лаврентьевны рождались дети, кто-то из старших ещё в Петербурге, до переезда в курское имение. Мы знаем Филиппа (Филиппа Филипповича Векрота-младшего), Антона, Надежду и Шарлотту. Их точные годы рождения неизвестны, но полагаем, что Филипп родился не ранее 1809 г. и не позднее 1813-го. Пока Филипп Филиппович Векрот-старший служил управляющим в имении графини Виельгорской, пришло время отдавать Филиппа в учебное заведение, что и совершилось в 1823 году. К тому времени Векроты занимали в обществе такое положение, что могли себе позволить отдать сына в знаменитый Царскосельский лицей.

Образование в Лицее приравнивалось к университетскому. Во времена, когда Филипп в нём учился, выпускникам присваивались гражданские чины 9, 10 и 12-го класса, выпускали также по военной части офицерами. Учёба в заведении занимала 6 лет. Так как между наборами учеников было 3 года, то разница между учащимися разных курсов была довольно значительной, в детском возрасте 3 года — существенный срок. Поэтому о дружеских отношениях можно говорить лишь между учащимися одного курса. Среди сокурсников Филиппа было много представителей знатных родов, был сын предыдущего директора Лицея Владимир Энгельгардт, его отец передал управление Лицеем в год поступления в него сына. Но по-настоящему известными людьми они не стали. Некоторые заняли высокие придворные должности, стали дипломатами, чиновниками разного уровня. Из числа выпущенных по военной части лишь Фёдор Алопеус стал генерал-лейтенантом и служил одесским градоначальником.

Успехи Филиппа в Лицее оказались не самыми впечатляющими, и по выпуску в июне 1829 года ему был присвоен лишь чин 12-го класса.ф. 33, оп. 2, д. 1891-3

Полученное им Свидетельство сообщает следующее.

«Воспитанник Императорского Царскосельского Лицея Филипп Векрот во время пребывания своего в сем учебном заведении при поведении весьма хорошем оказал успехи: в Законе Божием, Нравственных, Юридических и Политических Науках, во Всеобщей и Российской Истории и Немецкой Словесности хорошие; в Российской Словесности очень хорошие, в Математической Географии довольно хорошие; в Физике, в Политической Географии, в Статистике и Латинской Словесности изрядные; во Французской Словесности посредственные; в Математике слабые. Сверх того обучался рисованию, фехтованию и танцеванию. Ныне с Высочайшаго Его Императорскаго Величества утверждения выпущен в гражданскую службу с чином двенадцатаго класса. В чём и даю ему, Филиппу Векроту, от Конференции Имераторскаго Царскосельскаго Лицея сие свидетельство за надлежащим подписанием и с приложением печати Лицея. Июня 29 дня 1829-го года.»

Гуманитарная направленность способностей очевидна. Русская словесность была его коньком, Закон Божий, юридические науки, история и немецкий также были хороши. Чем ближе к математике, тем хуже… Математика — совсем уж слабо. Также не был в чести почему-то французский.

Как сообщает Формулярный список Филиппа-младшего от 1830 года, в полном соответствии со способностями выпускника, он был определён 10 декабря 1829 в Петербурге в Департамент Министерства юстиции с годовым жалованьем в 600 рублей «до открытия пристойной … ваканции». Вакансия не появилась, а через 10 месяцев похлопотавший в Курске отец выпросил у гражданского губернатора Якова Фёдоровича Ганскау написать в Министерство юстиции прошение о том, что он очень желает увидеть Филиппа-младшего у себя на службе, «при своих делах». Яков Фёдорович был храбрейшим офицером, поднявшимся во время наполеоновских войн за 12 лет из унтер-офицера кадетского корпуса в полковники, участвовал во всех крупных сражениях до вторжения Наполеона в Россию, во время русской кампании, в том числе при Бородино, а также во время зарубежного похода русских войск к Парижу. Многократно награждался за исключительную храбрость и отвагу. После выхода в отставку последовательно назначался губернатором разных губерний.

6 октября 1830 Филипп получает от Министерства юстиции 3-месячный (!) отпуск для поступления на новое место службы. 21 декабря его окончательно увольняют из министерства с указанием в формулярном списке, что он ничего плохого или хорошего за прошедшие месяцы работы не совершил. А 9 января 1831 года курский губернатор уже обращается к Губернскому Правлению о назначении жалованья в 600 рублей Векроту-младшему, хотя штатной вакансии для него к тому времени так и не было найдено.ф. 33, оп. 2, д. 1891-1

ф. 33, оп. 2, д. 1891-2

Многолетняя служба Филиппа Векрота управляющим обширным имением Луизы и Михаила Виельгорских, дружба семьи Виельгорских и Векрот, о которых было рассказано ранее, позволила семье Векротов достичь успехов материальных и видного положения в курском и столичном петербургском обществе. Старший сын Векротов (тоже Филипп) закончил Царскосельский лицей и был пристроен на службу поближе к родителями, в Курске. Наступало время определять судьбу повзрослевшей дочери Надежды.

Глава семейства, Филипп Филиппович Векрот, всё так же заведовал экономической жизнью имения Луизы Виельгорской, которое насчитывало в Дмитриевском уезде Курской губернии 11 больших и малых селений. В 1833 году проводилась очередная 8-я ревизия (перепись населения). Ревизия касалась населения, подлежащего обложению государственными податями, в основном крестьян. В Курском государственном архиве хранится документ — сопроводительная записка («объявление») от 26 марта 1834г. к материалам ревизской сказки, запечатлевшая в нескольких строчках руку Ф.Векрота.DSC_7781

При проведении ревизии в 1833 году Ф.Векрот по долгу службы выявил, как сейчас сказали бы, «дополнительную налогооблагаемую базу». В отличие от крестьян, солдаты и члены их семей не облагались государственными податями. Соответственно не облагались ими и солдатские вдовы («солдатки»). Когда дети рождались в семье, где отцом был крестьянин, а матерью бывшая «солдатка», родители быстро смекали, что ребёночка надо бы записать в более свободное, льготное сословие. Таким образом дети «солдаток» выводились из-под налогообложения. Но главой семьи считался муж. По законам того времени, дети свободной солдатки от крепостного крестьянина должны были перейти в рабское сословие, на которое начислялись налоги — подати.

Управляющий имением Ф.Векрот при производстве ревизии сообщил о таких семьях уездному исправнику. Исправник произвёл необходимое следствие по делу и 15 января 1834г. отписал в губернию вопрос начальству: как быть? 3 мая 1834г. курский вице-губернатор Алексей Николаевич Брусилов дал в уезд свой ответ. Алексей Николаевич был участником Отечественной войны 1812 года, к 1834 году временно ушёл в отставку в чине полковника, он — отец знаменитого генерала 1-й Мировой войны Алексея Брусилова, совершившего разгром австро-венгерских войск, всем известный «Брусиловский прорыв».DSC_7787

DSC_7788

«Господину Дмитриевскому исправнику.

Из представленнаго при донесении предместника Вашего от 15 Генваря сего года №61 следствия, произведённаго им по просьбам управляющаго имением графини Виельгорской статскаго советника Векрота, о детях, прижитых солдатками в браках с крестьянами госпожи Виельгорской, видно, что браки некоторых поимянованных в прилагаемой ведомости крестьян с солдатками в метричных книгах записаны, а других, хотя и не значатся браки в метричных записанными, но сторонния люди, бывшия при венчаниях, под присягою утверждают, что оныя действительно при них умершими уже священниками венчаны, и что дети сих лиц рождены от законнаго супружества.

Почему, руководствуясь Высочайше утверждённым в 30 день ноября 1832 года Мнением Государственнаго совета, я предписываю вам исключить значащихся по упомянутой Ведомости детей крестьян помещицы Виельгорской из списков солдатских детей и оставить оных во владении помещицы, отобрав при том имеющиеся на них билеты, представить ко мне для уничтожения.

Причём обязываетесь объявить управляющему имением Виельгорской г-ну Векроту, что о прочих такого рода лицах, показанных по ведомостям при прошениях его приложенных, по следствию открылись обстоятельства такия, которыя требуют рассмотрения и разрешения высшаго начальства, а потому и должен он ожидать об оных особаго распоряжения.

Подлинное подписал вице-губернатор Брусилов…»

В описываемое время Николай Иванович Кожин служил в чине юнкера в Финляндском драгунском полку, а в 1835 году был произведён в прапорщики и переведён в Каргопольский драгунский полк. В это время происходит знакомство молодого офицера с семьёй Векротов и будущей женой Надеждой. К сожалению, не удалось пока установить, где квартировались указанные полки и где могла состояться встреча, в Курске или Санкт-Петербурге. Нет пока и сведений о том, состоялась ли она, благодаря знакомству старшего поколения, или молодые люди познакомились сами на балу, в кругу общих знакомых… Любовь захлестнула молодых лихо, в 1837 году сыграли свадьбу, а к концу того же года поручик Николай Кожин принял решение выйти в отставку с воинской службы в 23-летнем возрасте.

Об отце Надежды Филипповны Векрот газета «Курские губернские ведомости» за самый первый год её издания, 1838-й в «неофициальной части» её №37 от 17 сентября сообщает в одном из объявлений:

«За излишество продается до 200 лимонных деревьев, отличные персиковые и абрикосовые деревья, лучшие сорта вишни, сливы и винные ягоды и прочее в кадках. Обращаться к Статскому Советнику Филиппу Филипповичу Векроту в г. Курск, в дом Кахельмахера».

Фамилию Кахельмахера (Кагельмахера) в Курске носил известный в городе мастер-механик, также у одного из Кагельмахеров имел поместье в Фатежском уезде губернии. Возможно, один из Кагельмахеров сдавал квартиры в доходном доме в Курске. Примечательно, что дней через 10 после выхода в свет данного объявления Николай Иванович Кожин и его молодая жена Надежда Филипповна (в девичестве Векрот) зачали своего первенца – дочку Марию.

После свадьбы Николая Кожина и Надежды Векрот молодые жили под крылом старших Векротов в Курской губернии. К тому времени, у Филиппа Векрота-старшего уже появилось своё имение в Льговском уезде, земли которого располагались в нынешнем районном центре Конышёвка и к северу от него (сёла Конышёвка, Севенки, Толкачёвка, пустоши Сушавец, Ржавец, Щёкина Поляна). Возможно, там и проживала молодая семья Кожиных. Филипп Векрот продолжал быть управляющим имения Виельгорских, но имение Толстого в селе Нижние Деревеньки Льговского уезда уже было передано под надзор отставному полковнику Эрнсту Бартрашу.

29 мая 1838 года у Кожиных родился первенец — дочь Мария. Местом крещения выбрали церковь Рождества Христова в селе Фатеевка (оно же носило второе название Луизино, по имени владелицы Луизы Виельгорской). Либо церковь в Конышёвке не соответствовала столь торжественному событию, либо крещение «по месту работы деда» состоялось по приглашению Виельгорских. Любопытно, что среди крёстных не было никого из представителей семьи Виельгорских! Крёстными стали: Эрнст Бартраш и бабушка новорождённой — Мария Лаврентьевна Векрот.

Курские усадьбы
Курские усадьбы Векрота, Виельгорских и Барятинского

Об отношениях Ф.Ф.Векрота со своими крепостными крестьянами свидетельствует ещё один источник того времени – «Дело курского помещика Векрота» Комитета министров от 1847г. по итогам его усилий в исполнении указа 1842г. о переводе крестьян на положение «обязанных». Далеко не всегда и не везде в XIX веке крестьяне стремились освободиться от зависимости. В числе причин этого была и боязнь лишиться покровительства своих помещиков:

«… более страшатся полицейской власти, нежели помещичьей и боятся притом потерять в помещике не только покровителя, но и лицо, обязанное пещись об их продовольствии и нуждах».

Крестьяне Векрота вели себя так:

«…будучи совершенно довольны своим положением, на перемену отношений к владельцу лишиться не желают по той причине, что не видят к тому примеров и не видят, что их ожидать может при новом порядке».

Комитет министров предложил министру внутренних дел Л.А.Перовскому «выйти в сношения с Векротом о возобновлении предложений его по увольнению крестьян своих», а также поручить курскому губернатору «сделать, по его усмотрению, крестьянам Векрота разъяснения пользы, могущей произойти от поступления их в обязанные поселяне».

Император Николай I собственноручно написал в журнале Комитета министров по данному делу пожелание к губернаторам — опросить и прочих помещиков, чьи проекты освобождения не удались, намерены ли они их совершенствовать.

Губернатор провёл «секретное дознание» и выяснил, что:

«…хотя крестьяне Векрота и признают предложенные им условия несколько отяготительными, но, в сущности, обстоятельство сие служит только предлогом к отклонению перемены в настоящем их быте, в котором они считают себя счастливыми по снисходительному и благоразумному управлению владельца. … (крестьяне надеются, что) будут находиться в том же счастливом состоянии и при переходе, согласно составленному помещиком их духовному завещанию, во владение жены его, а потом незамужней его дочери, коих благодетельное управление изведали также на своём опыте».

Видимо, в последних строках речь идёт о второй дочери Филиппа Филипповича Векрота Шарлотте – крёстной второй дочери Николая Ивановича Кожина Софьи (она же тётя Софьи). Любопытно, что всего лет через 18-19, к 1861 году, хозяевами имения в Конышевке значатся подполковник А.Ф.Векрот (сын, о котором по какой-то причине не упоминалось ранее?) и помещица Г.Векрот (жена подполковника?), а вовсе не Шарлотта Филипповна.

Луиза Карловна и Михаил Юрьевич Виельгорские

Луиза Виельгорская
Луиза Виельгорская

Нужно рассказать о семье высоких владельцев усадьбы, предпочитавших долгое проживание в ней пребыванию в своих столичных домах.

Графиня Луиза Виельгорская (урождённая Бирон, внучка знаменитого фаворита императрицы Анны Иоанновны) родилась 14 июля 1791г. Была фрейлиной петербургского двора. Её младшая сестра вышла замуж за графа М. Ю. Виельгорского, но вскоре умерла при родах в 1813г. Луиза и граф полюбили друг друга и, несмотря на запрет такого родственного брака со стороны православной церкви и осуждение окружения императорского двора, в 1816 году они тайно венчались по католическому обряду. Впоследствии к такому решению многие, включая императора, отнеслись с пониманием. После громких обстоятельств женитьбы молодые уехали из Петербурга и несколько лет прожили в Луизино-Фатеевке, где родились их дети: Иосиф, Апполинария, Софья, Михаил, Анна.

Луиза была одной из немногих женщин высшего света того времени, которые считали материнскую заботу о воспитании детей своим долгом и предназначением. Поэтому все её дети находились всю жизнь под её опекой.

Её муж, М.Ю.Виельгорский, был композитором, автором романсов, одной из первых русских симфоний. Он сделал свои дома в Москве и Петербурге центром музыкальной жизни, оказывал поддержку отечественным музыкантам. О приемах в салоне у Виельгорских, в их доме на Михайловской площади Санкт-Петербурга, на которых бывали члены царской семьи, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, так вспоминает зять Михаила Виельгорского, муж Софьи, писатель Владимир Александрович Соллогуб:

«Приемы Виельгорских имели совершенно другой отпечаток; у них редко танцевали, но почти каждую неделю на половине самого графа, то есть в его отдельном помещении, устраивались концерты, в которых принимали участие все находившиеся в то время в Петербурге знаменитости. Граф Михаил Юрьевич Виельгорский был одним из первых и самых любимых русских меценатов; все этому в нем способствовало: большое состояние, огромные связи, высокое, так сказать, совершенно выходящее из ряда общего положение, которое он занимал при дворе, тонкое понимание искусства, наконец, его блестящее и вместе с тем очень серьезное образование и самый добрый и простой нрав…»

Mikhail_VielgorskySokolov
П.Ф.Соколов. Портрет Михаила Виельгорского. 1840-е.

Михаил Виельгорский был поляком по происхождению, руководителем крупной и влиятельной в Петербурге масонской «Ложи Палестины», созданной по самому вольнодумному французскому образцу, в ней состояло 75 человек. Второй причиной бегства из Петербурга семьи Виельгорских и уединения в курской деревне, после громко осуждаемой женитьбы, была необходимость скрыться от гонений на масонов. В Фатеевке граф развернул широкую музыкально-исполнительскую и композиторскую деятельность вместе со своим братом Матвеем.

Семья Виельгорских установила тесные творческие связи с усадьбой князя Ивана Ивановича Барятинского в соседнем Рыльском уезде. В ней сохранились архивы частой переписки между графами Виельгорскими и князем Барятинским за 1822-1823гг. Домашние концерты классической музыки (крупные инструментальные и вокально-хоровые сочинения) в Фатеевке (оно же Луизино) на протяжении почти года проходила два-три раза в неделю! Концерты также проводились во дворце Барятинского, происходил обмен выступающими. Приглашённый капельмейстер собирал для выступлений по нескольку музыкантов, струнные группы, певцов, из различных оркестров соседей — любителей музыки, графов Чернышёва, Комаровского, Теплова. Такая яркая жизнь кипела вокруг Фатеевки.

О своей тёще Луизе Карловне Соллогуб отзывался так:

«Это была женщина гордости недоступной, странно как-то сочетавшейся с самым искренним христианским уничижением, — мне случалось быть свидетелем выходок самого необычного высокомерия и вместе с тем присутствовать при сценах, в которых она являлась женщиной самой трогательной доброты».

Старший сын Луизы и Михаила Виельгорских Иосиф был выбран императором Николаем I одним из двух совоспитанников своему наследнику Александру Николаевичу. Несколько лет они обучались под началом Василия Андреевича Жуковского, причём Иосиф был наиболее способным из троицы в постижении наук. Он был другом Гоголя. Но в молодом возрасте Иосиф умер от чахотки.

Аполлинария и Софья Виельгорские

Дочери Виельгорских, будущие фрейлины Аполлинария и Софья, с детства находились при дворе, дружили с великими княжнами. Граф Соллогуб вспоминал о Луизе Карловне:

Апполлинария Михайловна Виельгорская
Аполлинария Веневитинова

«Дочерей своих она, несмотря на роскошь, их окружавшую, одевала чрезвычайно просто, так просто, что императрица Александра Федоровна, славившаяся своим изящным щегольством и вкусом, не однажды упрекала графиню Виельгорскую в излишней простоте одежды ее дочерей; графиня почтительно приседала, но не изменяла своих правил».

Аполлинария Михайловна (в замужестве Веневитинова) 1818 года рождения, которую называли для краткости Аполлиной, была особенно дружна с великой княжной Марией Николаевной.

Sofia_Sollogub_Wielhorski_by_Orlov
П.Н.Орлов. Портрет Софьи Соллогуб. 1840-е

Софья Михайловна (в замужестве Соллогуб) 1820 года рождения пользовалась и в замужестве особым вниманием мужчин, благодаря своей красоте, полагают, что Лермонтов посвятил именно ей несколько своих стихотворений. Её любили Гоголь и Жуковский. Она, по словам мужа, «понимала и ценила искусства, и сама была одарена редкими музыкальными способностями, и прекрасно также рисовала». Хотя она «сызмала жила в свете, не любила его», все свое время она посвящала воспитанию детей. Брак не был счастливым и последние годы супруги жили отдельно.

Граф Соллогуб так описывал свою женитьбу на Софье:

«Свадьба наша совершилась с необыкновенною пышностью…. Теща моя, всегда эксцентрическая, выкинула штуку при этом, о которой я до сих пор не могу вспомнить без смеха. Для жены моей и меня в доме моего тестя была приготовлена квартира, которая, разумеется, сообщалась внутренним ходом с апартаментами родителей моей жены. Теща моя была до болезни строптива насчет нравственности и, предвидя, что ее двум дочерям девушкам — младшей из них, Анне, едва минул тринадцатый год — придется, может быть, меня видеть иногда не совершенно одетым, вот что придумала: приданое жены моей было верхом роскоши и моды, и так как в те времена еще строго придерживались патриархальных обычаев, для меня были заказаны две дюжины тончайших батистовых рубашек и великолепный атласный халат; халат этот в день нашей свадьбы был, по обычаю, выставлен в брачной комнате, и, когда гости стали разъезжаться, моя теща туда отправилась, надела на себя этот халат и стала прогуливаться по комнатам, чтобы глаза ее дочерей привыкли к этому убийственному, по ее мнению, зрелищу».

Описанная выше свадьба Софьи Виельгорской состоялась примерно за год до того, как в Луизино-Фатеевке крестили первенца Кожиных — Марию. Почему местом крещения, была выбрана курская усадьба Виельгорских? Имение Филиппа Филипповича Векрота было в соседнем Льговском уезде губернии, вероятно, в нём проживали молодожёны. Почему не в губернском Курске?

Мы можем предположить, что близость Векрот и Виельгорских, семей, стоящих весьма отдалённо друг от друга по степени знатности, родовитости, в узком кругу курского губернского высшего общества сохранялась и укреплялась, благодаря давней дружбе и особому доверию. Предположение о тесном общении семей позднее подтверждается участием Виельгорских в крещении младшего из детей Кожиных, долгожданного наследника — сына Владимира. Событие произошло, спустя 9 лет после крещения старшей дочери, Марии. Скорее всего, так же, как и старшее поколение, с детства дружили между собою представители младшего: Надежда Филипповна Векрот и дочери Виельгорских — Аполлинария и Софья.

С другой стороны, дружба сестёр Виельгорских с великой княжной Марией Николаевной, начавшаяся в детские годы при дворе, продолжалась в течение взрослой жизни. Их отец, граф М.Ю.Виельгорский, занимал должность шталмейстера и управляющего двором великой княгини (позднее стал обергофмейстером) и по определению участвовал во всех событиях жизни Марии Николаевны. После смерти в 1852 году мужа Марии Николаевны, герцога Максимилиана Лейхтенбергского, наследовать имущество герцога должны были их малолетние дети, которые были причислены к монаршей семье и получили фамилию князей Романовских (они же — Лейхтенбергские). Старшему сыну, Николаю Максимилиановичу, исполнилось только 9 лет. Их опекунами были назначены: мать — великая княгиня Мария Николаевна и её брат — будущий император Александр II. Для ведения дел опеки была создана комиссия, которую возглавил министр императорского двора генерал-адъютант граф В.Ф.Адлерберг (его сын также бывал допущен к общению с юным цесаревичем Александром Николаевичем). В неё также вошли М.Ю.Виельгорский и действительный статский советник и камергер (впоследствии обер-шенк) А.В.Веневитинов (зять М.Ю.Виельгорского и муж Аполлинарии). Если участие Виельгорского в опеке детей определялось самой должностью при дворе Марии Николаевны, то Веневитинов мог попасть в состав комиссии только как муж её близкой подруги — Аполлинарии.

                                                  Вернуться в статью о Кожиных…

Поделиться: